Короли побежденных - Первушина Елена Владимировна. Страница 62

Посол взглянул на Мэй, зажмурился и затряс головой. Ему вдруг показалось, что у нее вместо лица лисья морда и эта морда преподло скалится и показывает ему язык. Он поспешно отвел взгляд и заметил в переулке до боли знакомую шляпу. Ну конечно, этот мерзавец ростовщик, которого он так и не успел посадить! Без него тут не могло обойтись! Он снова взглянул на Мэй — хотел увидеть, как она кивает своему дружку — все, мол, в порядке. Но он ошибся. Королева смотрела на Эрвинда. Посол просто почувствовал, как натянулся у него над головой их взгляд, и снова ему показалось… Какое-то совсем уж странное и непривычное чувство, будто он тоже был лишь фигурой в игре последних королей Лайи.

Он поспешно отогнал эту мысль, наклонился и шепнул стражнику:

— Уведите кор… подсудимую.

И она спустилась с помоста под конвоем. Улыбаясь в первый раз за многие дни. Потеряв разом все — и корону, и честь, и любовь.

Та, что оказалась слишком слаба для ноши, которую возложила на нее судьба, и все же сумела пройти свой путь и передать эту ношу другому. Тому, кто сильнее.

Аттери досталась корона, Эрвинду — честь, Лайе — еще один маленький кусочек свободы. Мэй не осталось ничего.

И все же она улыбалась. Потому что когда асен теряет все — он смеется. Потому что честь выше свободы, но мудрость может быть выше чести.

Тем временем наследник все еще пытался добиться от окружающих объяснения происходящему.

— Обычай, — пояснил наконец переводчик. — Белый конь — вестник солнца. Есть древняя легенда.

— Это же противозаконно!

— А это вы им объясните, коллега!

Переводчик держался рукой за спинку кресла, и Арнульф видел, что он весь трясется от смеха. Оказывается, и он умел смеяться! Наследник схватился за рукоять меча.

— Знаете что, — продолжал переводчик, — у меня еще остались кое-какие земли. Так вот, за второй такой спектакль я готов вам все их подарить. Как она вас! Вот видите, — дружелюбно обратился он к послу, — в одном мизинце асенской крестьянки больше толку, чем во всей королевской династии.

С нечленораздельным проклятием будущий Сигберт III бросился на принца. В то же мгновение Арнульф встал между ними и схватил наследника за запястья.

— Ваше Высочество, остановитесь! — приказал он. — Неужели вы не видите, что, если вы причините ему вред, мы просто не выберемся отсюда?

Кронпринц опустил руки, и Арнульф добавил уже мягче:

— Принц Эрвинд будет немедленно арестован и наказан за свою дерзость.

К счастью, асены все так же не обращали внимания на людей на помосте.

По первоначальному плану Мэй предполагалось увезти на телеге, спиной к лошадям, привязанной к столбу. Теперь же ее просто бросили на дно, следом прыгнули стражники, и один из них хлестнул лошадей вожжами.

Телега тронулась. Мэй, очевидно, что-то еще пришло в голову, и она попыталась встать. Солдаты потянулись, чтоб ее удержать, но она им что-то сказала, и они успокоились.

Телегу мотало из стороны в сторону, Мэй все время кидало назад, на дно. Асены и тарды молча следили за тем, как бывшая королева пытается удержать равновесие. Наконец она встала на ноги, обняв одной рукой позорный столб, а другую вскинула вверх в приветствии.

И в последний раз ее голос полетел над площадью:

— Прощай, лисье племя! Осталось еще двести лет!

Эпилог

Когда-нибудь я буду рассказывать своим детям о Лайе.

О городе с окнами в человеческий рост и цветными фонариками у дверей.

О странных людях, которые одеваются как дети, не могут жить без обмана и пускают в свой дом любого путника.

О сумасшедшем с улицы Лучников, который называл себя Императором.

О том, как были посрамлены и осмеяны злые тарды.

О белом коне, выбравшем истинного короля.

О мужчине и женщине, которые пытались сохранить верность себе и не смогли пожертвовать ею даже ради любви.

И о глупом враче-церете, который предал все, во что верил, чтобы спасти тех двоих. И тоже ничего не добился.

Хотя зачем об этом вспоминать?

Лучше я расскажу, как я уезжал из Аврувии.

Никогда не думал, что мне будет так грустно возвращаться. Но здесь все уже закончилось, может, не совсем счастливо, но все-таки. Не знаю, что за человек этот Аттери, но он асен, по крайней мере, по своему выбору. Мэй в ссылке, Эрвинд тоже, но они, по крайней мере, живы. А что с моей семьей, где они сейчас?

Когда я садился в седло, мальчишка-конюх быстро сунул мне в руку кошелек. Судя по весу — с золотом. Я спросил тихо: «Откороля?» Он в ответ только усмехнулся.

Всю дорогу посол со мной не разговаривал, а я не решался к нему обратиться. Но потом, когда мы были уже в Империи, он вдруг спросил:

— Теодор, скажи честно, ты давно обо всем знал?

Я переспросил:

— О чем?

Он побледнел и прорычал сквозь зубы:

— А ну убирайся отсюда! Чтоб духу твоего не было, выкормыш асенский!

Я сказал:

— Простите, Ваша Светлость, но без жены и детей я уехать не могу.

— Да дома они, дома у себя. Никто никогда их в крепость не сажал. Очень нужно было!

Я чуть с коня не свалился, но постарался не подавать виду.

— Я могу вам верить, Ваша Светлость?

— Исчезни, и чтоб я тебя не видел больше!

Я посмотрел ему в глаза. И поверил. И хлестнул Мрака.

Давным-давно царствовал в Аврувии жестокий и кровожадный король Эрвинд Страшный. И было у него двое детей — принц Эрвинд и принцесса Мэй. Принц, хоть и не коснулся его еще свет истинной веры, был тихим и добрым и всегда помогал бедным, больным и старикам. А принцесса была такой же злой и жестокой, как ее отец, приносила вместе с ним кровавые жертвы своим богам, и король часто говорил про нее: «Вот кто будет моей настоящей наследницей!»

И вот случилось так, что она воспылала похотью к своему брату и стала склонять его к тому, чтобы он исполнил ее нечестивое желание. Отец же, любивший свою дочь как самого себя, сказал Эрвинду: «Ты должен делать все, что велит тебе сестра, потому что она — моя наследница и будет твоей королевой». Эрвинд испугался, что не удастся ему сохранить свою чистоту, и бежал из Аврувии в Империю.

Там встретился ему один добрый и святой человек и открыл ему истинную веру. Понял тогда Эрвинд, что жил в грехе и едва не погубил свою душу.

Целыми ночами стоял он на коленях в молитвах и слезах и не брал в рот ни воды, ни пищи, пока Господь, в своем бесконечном милосердии, не даровал ему прощения.

Меж тем король Эрвинд умер, так и не раскаявшись в своих грехах, и править стала королева Мэй. Тогда принц Эрвинд сказал в сердце своем: «Пойду и попытаюсь склонить сердце сестры моей к истинной вере». Когда же королева увидела его, снова возгорелась в ней грешная страсть, и сказала она ему: «Будь моим мужем, и я отдам тебе земли нашего отца». Он же ответил ей со смирением: «Не могу принять иных даров, кроме тех, что дает мне наш Создатель. Об одном прошу я вас — обратите свои сердца к истинной вере, и тогда Господь сам укажет вам царя, который будет править справедливо и милостиво».

С этими словами он ушел из города, и никто никогда его больше не видел.