Кольца Всевластия - Пеш Гельмут. Страница 40

Гилфалас закрыл глаза и попытался вызвать в памяти все, что происходило в тот миг, когда он бросился в водопад, увлекая за собой псов-призраков. Но все попытки найти объяснения этим событиям терпели неудачу. Он вновь прислушался к себе, чтобы обнаружить присутствие псов-призраков или их основной сути – зла, но ничего не ощутил. Однако теперь он уже знал, что в нем всегда присутствует его темное «Я», постоянно ожидая удобного случая вырваться наружу. Он должен быть готов к этому и не должен позволить темной стороне взять верх над собой…

Все это время существо следовало за сиянием, почувствовав жжение, а затем увидев солнечный свет, которого оно не знало и не видело до своей продолжительной спячки.

Затем оно опустилось в озеро и прислушалось к ауре, за которой следовало. Аура показалась ему одновременно знакомой и чужой. Нечто подобное в свое время как раз и отправило существо в спячку, а теперь разбудило.

Оно наблюдало, запоминало. Некто несущий ауру неподвижно лежал у воды и не шевелился. Обладатель ауры только равномерно вдыхал и выдыхал воздух. Зачем он это делал, оставалось для существа непонятным. Но не это было сейчас важным. Единственный интерес был сейчас сконцентрирован на ауре. Существо выжидало.

Затем обладатель ауры поднялся и двинулся в путь. Существо некоторое время находилось в нерешительности, не понимая, что же предпринять, но, когда аура стала удаляться, последовало за ним всеми своими телами. Инстинктивно оно таилось, двигалось широким полукругом, использовало любое попадающееся на пути укрытие, маскировало себя, даже не осознавая того, что делает. Оно знало наверняка лишь одно: сияние представляет опасность. Следует понаблюдать за ним, а затем уничтожить. Но сначала следует понаблюдать. Однажды оно уже вступало в противоборство с сиянием. Тогда оно действовало неправильно. Теперь необходимо исправить былую ошибку.

Аура двигалась не особенно быстро, но существу доставляли неудобства другие вещи: чистое небо, солнце, трава, поющие птицы, деревья. Все это было для него внове, и разум существа грозил не справиться с обилием впечатлений, обрушившихся на него.

Существо было поражено видом лани, которая бежала от него, едва завидев. Оно чуть было не послало за ней вслед одно из своих тел, чтобы как следует изучить это создание, но не стало так поступать, поскольку аура была важнее. Когда оно уничтожит ауру, то у него будет достаточно времени, чтобы продолжить то, что осталось незавершенным перед спячкой.

Оно наблюдало за обладателем ауры, сновавшим туда-сюда под одной из этих больших колонн с зелеными кронами и запихивавшим в себя маленькие красные шарики. Существо не знало, что такое голод, поэтому это действие осталось для него загадкой. Одно из тел сообщило существу, что четвероногие, одно из которых оно только что видело, запихивают в себя зелень, покрывающую землю, – так же как обладатель ауры проделывает это с красными шариками.

Затем обладатель ауры лег на землю. Существо не понимало этого, но использовало полученное время, чтобы получше изучить ауру. Это было совершенно так же, как и в прошлый раз в темных, скалистых пещерах, где существо было вынуждено снова и снова погружаться в водную стихию, чтобы добывать сокровища для своих бородатых хозяев, пока однажды оно не погрузилось слишком глубоко и не попало на глаза тому, кто затем проник в его разум. Оно хорошо это помнило, поскольку эта встреча оказалась одним из поворотных моментов в его монотонной жизни.

– Я – Азратот, – сказал незнакомец. – Я знаю, что надо делать.

Незнакомцу показалось важным дать существу имя, которым он мог бы впредь его называть. И он нарек его именем Сагот, что означает Легион.

Сагот не обладал своим собственным «Я». Сагот был множеством. Поэтому Сагот был идеальным оружием. Теперь Сагот был наполнен желанием, которое ему внушил незнакомец. Это желание заключалось в том, чтобы уничтожать бородатых, которые его и создали.

Таким вот образом существо однажды поднялось на поверхность: без серебряной руды, но с желанием убивать.

Ни одно оружие не могло причинить ему вред. Камнями и ударами его было не сдержать. Любого, кто попадался ему на пути, оно уничтожало.

А потом появился бородатый с аурой. Он был окутан светом, подобным пятну на небе. Последнее, что запомнил Сагот, было то, как тот падал в поток, со всех сторон окруженный стихией, в которую существо столь часто погружалось, чтобы доставать со дна серебро.

Долгое время вслед за этим не было вообще ничего, пока наконец сияние голубого света не разбудило его и существо не последовало за обладателем ауры через воду в этот чужой, необъяснимый мир.

Постепенно стало темно, почти так, как было когда-то в пещерах бородатых, за исключением маленьких источников света, сиявших высоко в небе и причинявших боль глазам. Обладатель ауры все ещё лежал без движения. А что если Сагот набросится на него и раз и навсегда расправится с ним, как он расправлялся с бородатыми? Но он решил этого не делать; тут присутствовала и аура, а Сагот не знал, может ли аура представлять для него опасность без своего обладателя.

Одно из тел просигнализировало Саготу, что приближаются создания, похожие на обладателя ауры и вытворяющие странные вещи. Они теребили какие-то предметы, и до слуха Сагота донеслись странные звуки, похожие на те, что издают звери, парящие под высокой крышей, что стала теперь темной. Они прыгали и засовывали в рот предметы, не похожие на зелень или красные шарики.

Существо по имени Легион воспринимало все это и пыталось постигнуть.

Откуда-то доносилась музыка.

Вначале Гилфалас подумал, что ослышался, но затем явственно услышал звуки и узнал хорошо знакомую ему манеру эльфов, легко и непринужденно играющих на лютне. Затем вступили голоса, и зазвучала песня, посвященная весне:

Во время исполнения двух последних куплетов Гилфалас не смог удержаться, поднялся с земли и начал подпевать. Песня звучала чуть иначе, чем он привык, но исполнявшие её, вне всякого сомнения, были эльфами, которые пели, играли и, возможно, даже танцевали под нее. Их голоса раздавались в воздухе подобно колокольчикам.

Вслед за этой песней последовала пьеса для флейт и цимбал, звучащая обычно во время открытия праздника весны. Но поскольку здесь царила весна, было совершенно справедливо исполнить это произведение.

Между двумя группами деревьев Гилфалас отчетливо разглядел огоньки, покачивающиеся на ветру. Это были пестрые фонарики, которые вывешиваются на ветвях деревьев специально к этому празднику. Легкий бриз донес до него запах еды. Он услышал смех и звон бокалов.

Гилфалас направился к празднующей компании. Навстречу ему доносились обрывки фраз на эльфийском языке.

– Элей, ещё один гость! – воскликнула одна из ярко и празднично одетых фигур, увидев Гилфаласа. – Идите к нам, кто бы вы ни были. Ешьте, пейте, танцуйте с нами. Сегодня – особенная ночь.

– Каждая ночь особенная, – донеслось откуда-то. – Но все равно, празднуйте её с нами.

Гилфалас подошел ближе. Ему вдруг стало понятно, насколько странно он, должно быть, выглядит: уставший и оборванный, в странной, неподходящей для эльфа короткой куртке, доставшейся ему от магистра Адриона, которая за это время разошлась по швам. Однако ни один из празднующих не подал вида; казалось, они вообще не обратили на это внимания. Ему тотчас же подали полную тарелку, и вскоре он уже держал в руках резной бокал с искрящимся вином.