Кольца Всевластия - Пеш Гельмут. Страница 48

Всюду валялись кипы пергамента, который, должно быть, сначала аккуратно сложили в архив, но затем кто-то разбросал повсюду в беспорядке. В Киме проснулся антиквар, у него чесались руки побыстрее взяться за, без всякого сомнения, ценные документы, заново систематизировать и каталогизировать их; однако он понимал, что у него вряд ли окажется время, чтобы навести порядок в этом хаосе.

Может быть, позже, когда все уже будет позади… подумал он и вздохнул.

Но самое удивительное во всем помещении находилось у правой стены. Вдоль всей поверхности протянулись трубы и шахты, из которых, словно механические змеи, высовывались тросы, иногда ребристые и скрученные, подобно морским канатам, иногда гладкие, как корни дерева. И все они вели к чудовищному сооружению, напоминающему печь. В середине сооружения виднелось нечто похожее на металлическую печную заслонку высотой в три фута, созданную как будто специально для того, чтобы в печи можно было изжарить целого барана. Под заслонкой располагался целый ряд приспособлений, выглядевших как огромные краны с носиками. Все это почернело от времени и покрылось зеленым налетом.

– Ты видишь это, Бурин? – спросил Ким у своего друга.

– Да. Странно, не так ли?..

Грегорин, шедший впереди них на несколько шагов, в этот момент достиг двери у противоположного конца помещения и попытался её открыть. На двери не было ручки, и она была заперта на ключ.

– Дай-ка я попробую, – сказал Фабиан, но, как они ни старались, даже совместными усилиями им не удалось сдвинуть с места тяжелую деревянную дверь.

– А нет ли здесь ключа? – спросил Ким.

Они принялись искать, однако в хаосе валявшихся на столах предметов им это, разумеется, не удалось. Бурин попытался использовать изогнутый металлический прут как отмычку, при этом выяснилось, что его короткие пальцы могут быть на удивление ловкими. Но на результат это все равно не повлияло: дверь была заперта и не открывалась.

– Должны возвращаться назад, – констатировал Гврги неутешительный вывод.

– Марина, сколько времени мы потеряем, прежде чем отыщем другой туннель, ведущий в нужном нам направлении? – Ким подумал о бесцельно истраченном времени.

– Я точно не знаю, но это может занять у нас целый день, и то если мы не заблудимся в лабиринте переходов.

– Дерьмо, – произнес Фабиан, у которого уже закончился запас изысканных ругательств.

– Похоже, что общение с простым народом начинает на тебя действовать, – прогудел Бурин, который, к радости Кима, кажется, вновь приобрел способность шутить. – Качество твоей лексики неуклонно понижается. А кроме того, я спрашиваю себя: ты хоть понимаешь значение всех произносимых тобой слов?

– Толстяк, я тебя умоляю. Я просто хотел употребить несколько истинно народных выражений, – ответил ему наследный принц. – Думаю, что мне не повредит, если я время от времени буду изумлять всю эту слишком уж утонченную придворную публику подобным образом.

Они дошли до двери, через которую попали в лабораторию, но и у этой двери на внутренней стороне не оказалось никакой ручки. Дверь даже не шелохнулась, когда Грегорин надавил на нее.

– Эта тоже закрыта, – глухо произнес он. – Мы заперты.

У Фабиана с языка сорвалось ещё одно народное выражение. Бурин тоже позволил себе от души выругаться.

– Что это означает? Похоже, кто-то позаботился о том, чтобы из этой лаборатории никто не мог выбраться. Но кому вообще могло понадобиться отсюда выходить, кроме пары выживших из ума алхимиков! – Фабиан пытался выпустить скопившееся в нем напряжение в словах.

– Твердо мы знаем только одно: нам необходимо выбраться отсюда. Полагаю, принц, что ты, твой меч, мой топор и я должны хорошенько взяться за дверь на другой стороне.

– Согласен.

Ким чувствовал себя лишним, в то время как Бурин и Фабиан пытались взломать дверь, так что почти механически принялся вчитываться в первый попавшийся на глаза пергамент.

Большинство листов были замараны и неразборчивы. Должно быть, здесь орудовал настоящий варвар или целая орава их.

Но вскоре Ким натолкнулся на лист, содержавший вполне разборчивый текст, после того как Ким сдул с него слой пыли. Текст был написан не иероглифами гномов, а тем особым шрифтом, который не употребляется вот уже несколько сотен лет, да и сам язык представлял собой устаревшую форму нынешнего Всеобщего Языка. Благодаря учебе в Аллатурионе Ким понимал его, и вот он уже начал разбирать текст:

Здесь текст обрывался; а лучше сказать, он был так вымаран, что его невозможно было разобрать.

Ким прочитал отрывок ещё раз. Но нет, он не ошибся. Здесь, в этом помещении, пытались создать творение, подобное тому, что подвластно только Божественной Чете. Но как создать существо по своему образу и подобию, прибегая при этом к посредничеству машины? Ким вспомнил несколько романтических часов, проведенных в парке Альдсвика с Арабеллой Кислинг, удовлетворившей его исследовательский пыл не только в области алхимии.

Ким попробовал отыскать другие документы, которые бы могли сообщить ему больше. Но либо текст был абсолютно неразборчив, либо среди них можно было разобрать только обрывки фраз. Там речь шла о цифрах гематрии: I кристаллум, II аурум, III аргентум, VII материа микста – для хрусталя, золота, серебра и смешанного вещества, – в другом месте между почти стертыми строками проступало подлинное отчаяние, когда говорилось о том, что «будто насмехаясь над всеми моими потугами, из инкубатора появилось неготовое существо». Затем Ким обнаружил более длинный отрывок текста, оказавшийся страницей с подробным перечнем составных частей какой-то микстуры:

И так далее, до тех пор, пока список не заканчивался в том месте, где пергамент был разъеден каким-то веществом.

Ким попал в родную стихию. Он находился в поисках знаний. Именно с этой целью его посылали учиться в университет. Однако у него не было времени производить систематический поиск; он не мог оставаться здесь долго. Бурин и Фабиан все ещё возились с дверью, поскольку гномы сделали её из того самого железного дерева, с которым они уже успели познакомиться, и поддавалась она с трудом.

Ким подошел к друзьям и сообщил им о своем открытии. Грегорин стоял с окаменевшим лицом, как будто его это не касалось, в то время как Бурин и Фабиан не сводили глаз с двери. Марина склонилась над низким столом, где оказалось немного свободного пространства, и изучала карту Грегорина.

А Гврги? Куда подевался болотник?..

– Нет, Гврги, нет!

Но было уже поздно. Все мгновенно обернулись. Гврги, будто обжегшись, отдернул руку от рычага.

В течение какого-то времени все было совершенно тихо. Замолкли даже барабаны, словно повинуясь какому-то тайному сигналу. В следующий момент за стенкой, перед которой стоял Гврги, что-то затрещало и забулькало. Болотник издал испуганный звук и как перепуганная лягушка приковылял к остальным.

– Что это? – вырвалось у Марины.

Ответа не знал никто. Шум за печной заслонкой усилился и уже превратился в лишенное какой бы то ни было гармоничности крещендо, звучавшее резко и неприятно.

– Я не хотеть! Я не хотеть! – верещал Гврги, с выпученными глазами уставясь на таинственную стену, из-за которой доносился шум.