Земля за океаном - Стрельников Борис Георгиевич. Страница 21

Вот объявление в лавке-кафе: «В сутки мы можем накормить 170 человек. Но не более 12 за один раз». И тут же: «Богу мы верим. Остальные платят наличными».

На производственном месте табличка: «Рабочий, помни: бог, создавая человека, не создал для него запасных частей».

Собирая в блокнот разного рода шутки, замечаешь: большое число их в Америке связано с землей, с особенностями природы, с соперничеством штатов. Главной мишенью острот служат, конечно, техасцы с их страстью считать: все лучшее и большое – в Техасе. «Комаров в Техасе ловят капканом, канарейки в Техасе басом поют, апельсины так велики, что девять штук – уже дюжина». В штате Небраска, слывущем в Америке как «штат долгожителей», шутят: «У нас почти никто никогда не умирает». «Трава у нас в Иллинойсе так коротка, что ее перед тем, как косить, непременно намыливают». И так далее. Это, так сказать, «деревенский юмор». Он для Америки характерен. Тяжеловесные шутки дышат, однако, простодушием, лукавством, уходят корнями к временам, когда люди в воловьих упряжках открывали Америку и, оседая на землях, не переставали удивляться их красоте, щедрости, плодородию.

А вот «городской юмор» – свидетельство новых времен. На бойкой нью-йоркской улице мы зашли в лавку, где продавались «смешные вещи»: дохлая крыса из пластика, собачье дерьмо, таракан, неотличимый от настоящего, муха, «запеченная» в лед для коктейля… Покупкой, объяснил продавец, можно очень насмешить подвыпивших гостей, положив, на пример, таракана на колени рядом сидящей дамы. В этой же лавке можно было купить добротный человеческий череп, шляпу Наполеона, туалетную бумагу в виде рулон, долларов. Продавались также плакаты. На одном – Христос в натуральном земном обличье, но без единого лоскутка ткани на теле. На другом сюжет еще более непристойный.

– Покупают?

– А иначе зачем же мне тут стоять? – сказал продавец. – Смех полезен здоровью…

Продавец похвалился, что знает ругательства всех народов Земли. Не дождавшись, как видно, обычной просьбы – «показать мастерство», – он разрядил пулемет своих знаний с отчаянной щедростью. (Дискриминации русской речи не наблюдалось.)

Продавцу было под шестьдесят. В одном глазу желтело бельмо, в разрез трикотажной синего цвета рубашки глядели кудряшки седых волос. В «лавочке смеха» было скорее грустно, чем весело…

Юмор напрокат – все равно что ум напрокат. Лавчонка – это прокатный пункт. Сам шутить не умеешь – о тебе позаботились Но в Америке часто встречаешь людей, способных сверкнуть усмешкой по самым неожиданным поводам. И, возможно, поэтому общаться с американцами просто. Вот сцене возле бензоколонки. Со щита у дороги смотрит сытый и нагловатый джентльмен. Под ним лаконичная надпись: «Выберите меня. Самые искренние обещания». Заметив, что мы улыбаемся, глядя на плутоватую личность пожелавшую стать губернатором, рабочий колонки, не прерывая протирку стекла, мигнул:

– Они, когда себя предлагают, обещают построить мост через реку, которой даже нет…

Америка знает и чтит своих шутников. Говорят, что Линкольн покорил избирателей умением пошутить. Короткие фельетоны Арта Бухвальда газетами покупаются нарасхват. В аэропорту города Оклахомы среди пестрой рекламы стоит строгий бронзовый бюст человека с хитроватым прищуром глаз. Это памятник местному острослову, актеру и журналисту Биллу Роджерсу, оклахомскому Ходже Насреддину. Вот несколько шуток Билла, ставших крылатыми.

«Я никогда не встречал человека, который бы мне не понравился».

«В добрые старые времена на индейской территории не выдавали свидетельство о рождении. Считалось, что раз человек живет – значит, он родился».

«Живите так, чтобы не стыдно было продать фамильного попугая первой сплетнице города».

Каждому штату в Америке дано право поставить в конгрессе два памятника наиболее известным и почитаемым людям. Одно из этих почетных мест в Вашингтоне оклахомцы отдали памяти Билла Роджерса.

Уместно припомнить также: Марк Твен – это американец.

Увлечения

Голый на улице… Во время нашей поездки это новое увлечение Америки только-только рождалось. Снимки в газетах документально подтверждали молву: студенты появляются в людных местах в чем мать родила. Тут же в газетах ученые люди глубокомысленно рассуждали: «В чем причина?» Выводы разные. «С жиру бесятся», «Новая форма протеста против общественной фальши», «Резвятся ребята…» Подспудно чувствовалось облегчение: это все-таки лучше, чем бунт, когда в университеты надо посылать войско и даже стрелять в студентов.

Между тем мода начала разрастаться. Голяки-одиночки на улице – уже не сенсация. Сенсация – оказаться голым на стадионе, спуститься голым на парашюте, явиться в государственное учреждение. Недавно один «протестант» проник в торжественный зал, где вручали «Оскаров» (ежегодные награды кинематографистам). Другой голяк невесть откуда появился на дипломатическом приеме. Охрана Белого дома озабочена возможностью появления голых на пресс-конференции президента, откуда идет прямая передача по телевидению. Психологи, социологи, моралисты сейчас гадают: долго ли продержится увлечение?

Увлечения, страсть ко всякого рода рекордам – характерная черта американцев. Эту слабость, впрочем, имеют все нации. И у себя дома, в нашем характере мы найдем корешки этой страсти, достаточно вспомнить царь-колокол и царь-пушку. Но, пожалуй, нигде в мире стремление все и всех превзойти, обогнать, удивить не развито так, как в Америке. Американские варианты царь-пушки встречаются то и дело. Нью-йоркские небоскребы обгоняли друг друга по высоте не только потому, что к этому вынуждала нехватка места на скалистом Манхаттане, но и желание вопреки практическому смыслу превзойти то, что было уже построено. В Чикаго в 1900 году соорудили фотоаппарат весом в полтонны, который обслуживало 15 человек. Всему миру известна групповая скульптура в горах Южной Дакоты. Головы четырех президентов (Вашингтона, Джефферсона, Линкольна, Рузвельта) вырубали с помощью динамита. (30 метров – ширина плеч каждой фигуры.) Южане, до сих пор не забывшие поражения в противоборстве южных и северных штатов, решили не отставать и в горах штата Джорджия увековечили своих вождей. Площадь скального барельефа – полгектара. Ваятели тут работали ровно 50 лет!

Таковы «монументальные» увлечения. В этом ряду можно отметить также огромный флаг государства (высота – пять этажей, ширина – весь фасад дома), гигантский мост в Сан-Франциско («пока маляры завершают окраску, на другом конце моста ее уже надо начинать снова») и много другого некурьезного и курьезного, но вполне согласующегося с большими пространствами государства, с характером нации, с размахом хозяйства.

А вот уже мелкие страсти, мода и увлечения, рожденные суетой жизни, иногда пустотой жизни, бездуховностью, страхом, скукой, стадным чувством поступать точно так же, как поступают другие. Недавно в Америке вышло многотомное издание истории нации в фотографиях. Фотография – изобретение не слишком давнее. Первый раздел истории, запечатленной на пленку, относится к 70-м годам прошлого века. Мы видим тут суд Линча – повешенный на дереве и вокруг толпа любопытных. Читаем слова шерифа: «По долгу службы я убил более ста человек». Первые снимки доносят к нам образ переселенцев, оседавших на целине Великих равнин. Завершают издание превосходные фотографии – взгляд на Землю из космоса. Наряду с важными вехами в жизни страны, изображением ярких личностей и событий в книгах прослежен и некий «дух времени»: как одевались американцы, чем увлекались, какие страсти их волновали.

Конечно, самым массовым, самым длительным увлечением Америки стал автомобиль. Перипетии этой всеобщей страсти прослежены от истоков – первый автомобиль, первая серийная фордовская модель – до половодья автомобилей, «изменивших лицо Америки».

Не обошли составители книг увлечения Америки самогоноварением. Попытка покончить с пьянством строгим законом, запретившим продажу и производство спиртного, породила разгул подпольной торговли и подпольной варки питья. Америка, кажется, упивалась нарушением закона. Штраф и угроза тюрьмы только разбередили страсти. К запретному плоду тянулись даже и те, кто обычно в стакан не заглядывал. Под тяжестью древней человеческой страсти «сухой закон» Рухнул. И Америка до сих пор потешается над «наивной попыткой запретить то, что нельзя запретить».