«Рубин» прерывает молчание - Петецкий Богдан. Страница 22

Так. Картина отношений, господствующих на Третьей, какой она вырисовывалась из рассказов ее жителей, наверняка не была привлекательной. А если еще знать их происхождение и историческое развитие…

— Ну, хорошо, — Фрос явно терял терпение, ожидая, пока мы наконец вернемся к главной, по его мнению, теме. Он передвинул кресло поближе к Дари и присел на краю подушки, наклоняясь в его сторону.

— Ты говоришь об отваге, — начал он, нервно ломая пальцы. — А кем били те, что прилетели сюда? Трусами? Почему именно им вы противопоставляете вашу… бескомпромиссность?

— Хорошо, — шарахнулся от него Дари, — ну прилетели и что дальше?

— Именно, — буркнул Мота. — Дальше — это уже ваши делишки. Отваги вам, может, и хватает, но…

— Я говорю не об этом, — внезапно разозлился он. — Это только эпизоды… с некоторой точки зрения. Раньше или позже мы с этим справимся…

— Вы должны торопиться, — заметил я, — уж раз придаете такое значение времени…

— По тому времени, — подхватил Клеен, — которое нам и вам замыкает дорогу прогрессу. Перспективы…

— Ты наверняка преувеличиваешь, — не выдержал Фрос. — Мы достигли немалого. И не почиваете на лаврах. Динамика человеческой мысли является неповторимым явлением в природе. Ее героизме становится виден в полной мере именно лишь на фоне времени жизни единицы.

— Становился, — с нажимом прервал Дари — становился! Не становился! Не только героизм, но и красота, которые чаруют вас когда вы становитесь перед пирамидами. Они всегда относятся к прошлому. А что дальше? Возьмем хотя бы внешнее направление развития. Пространство? А что это значит? Ближайшие звезды? Хорошо. А потом? Квазаровцы, тахионовые корабли? Пусть будет. Это увеличивает область действия до размеров галактики, и конец! Вопрос космоса является вопросом времени, это ясно как дважды два четыре. Но космос — это только лозунг. Предлог! Если мы когда-то признаем границу непреодолимой, мы можем попрощаться со всем.

Некоторое время царило молчание. Мота лежал навзничь с руками на голове и смотрел в потолок. Фрос вжался немного глубже в кресло. Чужаки обмерялись короткими взглядами и застыли в неподвижности.

— В том, что вы говорите, — отозвался я наконец. — Может быть, есть какая-то идея, если уже не идеология. Только не новая… Представляете себя так, словно до вас никто не подумал о перспективах цивилизации. Тем временем с начала мира люди не делали ничего другого. Первый полет на Луну продолжался именно столько, сколько требуется современным кораблям, чтобы пересечь орбиту Юпитера и вернуться на Землю. Теоретически мы в состоянии пересечь границу Галактики… а ведь мы в состоянии еще и на большее — это не последнее ваше слово. Временем интересовались ваши общие предки — астрономы, физики, гуманисты очень давно. Его математическими зависимостями и… смыслом.

Пусть вам не кажется, что вы так уж очень оригинальны.

— Мы вовсе не хотим быть оригинальными, — парировал Дари. — Наоборот! Мы сознательно удерживаемся в районе экстропаляции… только мы расширили его границы. А скорее мы не признаем этих границ… мы хотим идти в определенном направлении потому, что это следует из вашего выбора, и не по недостатку возможностей. Если ты не видишь разницы… — он замолк и уставился на меня пытливым взглядом. Но не ждал ответа. Набрал воздуха и продолжал дальше.

— Не удивляйтесь, что мы среагировали так живо, когда вы вспомнили о скафандрах. Они являются для нас символом консерватизма… судорожного цепления за традиционную среду. Если уж нельзя иначе, то по крайней мере создадим заменитель этой среды в миллиметровом слое вокруг кожи, в баллонах на спине, в аппаратуре корренции. И не только консерватизма. Так же непримирения с существованием непреодолимых границ… я говорил только что. Емкость баллона ограничивает поле вашей деятельности и стрелка манометра напоминает, что вы являетесь пришельцами… в каждом почти мире, кроме одного — Земли. Разве это не отсутствие отваги? Разве человек не должен стремиться к тому, чтобы его мысль охватывала пространство как сейчас, скажем, эту кабину? Так как речь идет не именно о мысли и только о ней, о динамике наших информатических структур, а не их форме или вообще орудиях, какими являются элементы ваших организмов. Так, как преобразовали орудия по мере прогресса цивилизации, также мы должны поступить с нашими легкими, сердцем, со строением тканей и чем там еще, если не хотим в конце концов достичь благосостояния систем, полностью отчуждением друг от друга. Это значит, отрезанных от доступа информации, удовлетворяющихся существованием.

— Любопытный подход, — замурлыкал Мота. — Весьма любопытный! Но мне как-то кажется что где-то я это все слышал … или читал? Что ты только что говорил, Мур? А, помню! Что очень трудно выдумать что-либо новое…

— Да, читал, — принял призов Клеен, — наверняка, не раз и в разнообразном освощении. Ну и что же из этого? Разве кто-нибудь пробовал что-то большее, чем говорить или писать? Молчишь? Тогда подскажу тебе: нет, не пробовал! Мало того, в дискуссиях на эту тему высказывалось о том, много повсеместно известных и уважаемых специалистов. Еще во времена, когда никому и не снилось заселение Альфы… У вас тоже есть книги. Не было нехватки голосов, представляющих уже тогда нашу сегодняшнюю точку зрения. Они воспринимались деловито и спокойно. Никто не раздирал одежду, никто не кричал, что это отказ от человечности, деградация и разрыв с культурной традицией и так далее. Все происходили в салонной атмосфере — «слова уважаемого коллеги возбуждают во мне смешанные чувства»… «высоко ценю авторитет высокоученого предыдущего оратора, но»… — знаете, как это бывает. Но как только кто-то рискнул перейти от слов к делу, когда мы проводили лишь первые опыты, какие-то мелкие корректуры генетические кодов, тотчас же вы обозвали нас выродками, которых следует уничтожать как болезнь. Решения о будущем человеческих существ без их участия! Критерии подбора родителей! Определение, что вы обращались с нами, как со зверями, были бы слишком мягким, так как зверей вы…

— Потише, — резко сказал Мота. — Что это значит, «мы»? Чего вы хотите от нас?

— А кто? — фыркнул молчавший до сих пор Зара. — Кем были Новые, когда прибыли на Третью? Воспитанниками старой Земли. Может, не совсем верным, но для них речь шла совсем о другом… Во всяком случае, к вам они относились так, а не иначе, выступая с позиций представителей земной цивилизации… которую поглощали и формировали почти на сто лет дольше, чем наши. Так что мы имеем право говорить «вы».

— Хорошо, хорошо! — в голосе Моты не зазвучала хоть одна нотка возмущения, — оставим это. Нигде не сказано, что мы обязаны любить друг друга. Я, по крайней мере, обойдусь без этого. Так что же с этим временем?

Никто не ответил. Мота подождал минуту потом сказал, подняв голову:

— Кончайте, если уж начали. Я догадываюсь, какую связь имеет все эти эксперименты, которые яко бы будят в нас отвращение с решением вопроса времени. И к чему вы стремитесь? Но вы жалуетесь, что мы плохо вас ценим, так что я не хочу совершать еще одну ошибку. Ну?

Клеен пошевелился в кресле и откашлялся, но его опередил Дари.

— Мы хотим достичь приспособительного универсализма. Но динамического! Прокладывать человеческой мысли дорогу в бесконечность вселенной, оснащая наши организмы способностью мгновенной адаптации ко всем появляющимся в ней средам…

— И к вакууму? — быстро вставил Фрос. Его глаза блестели. Он тяжело дышал, как после бега на длинную дистанцию.

— Да… а даже прежде всего к вакууму, — ответил Дари. — Это значит, к тому, что на обыденном языке называется пустотой — материи межзвездной и межгалактической. А решение проблемы времени находится не в другом месте, а именно в пространстве… — он остановился и подумал. Наконец вздохнул и беспомощно развел руками.

— Я не смогу это ясно изложить, — сказал он извиняющимся тоном, — впервые разговариваю с кем-то, настолько далеким… — он запнулся.

— Несориентированными, — подбросил я. Он кивнул, соглашаясь.