Гончаров и его подзащитная - Петров Михаил. Страница 26

— Говорить можно?

— Как мне самому, — заверил я. — Она же дочь и жена бывших ментов. Я ей верю больше, чем себе, а тем более она в курсе всей этой истории. Ее завершение ей будет так же интересно, как мне. Рассказывай.

— Ладно, договорились. Эти мокрушники оказались учениками девятого класса одной из ближних школ — Виктор Конягин и Нина Соколова, по кличке Конь и Сокол. Свою преступную охоту за стариками они начали сравнительно недавно, а точнее, двенадцатого января этого года, в день, когда задушили первую свою жертву — Николенко Таисию Михайловну. Здесь я сразу хочу обратить ваше внимание на то, что пенсию ей обычно приносит Галина Соколова, но в тот день она болела.

— Галина Соколова и Нина Соколова. Они что, сестры, что ли?

— Именно. Родные сестры, но к этому вернемся позже. А пока я расскажу, как действовала эта сволочная пара в первый раз. На меня это произвело впечатление, хоть я и не первый раз замужем. Проследив Наталию Нестерову, которая в тот день подменяла больную, эти сучата дождались, когда она выйдет из подъезда, и через какое-то самое непродолжительное время позвонили в квартиру пенсионерки. Та, естественно, посмотрела в глазок и спросила, кто пришел. Одетая в такую же куртку, как у Нестеровой, Соколова ответила: «Это я, Михайловна, открывай, напутала я тебе с пенсией». Ничего не подозревающая старуха без всякого промедления открыла дверь, пропуская гостью в полутемный коридор. Она не видела, что вслед за девкой в квартиру проскользнул парень, который накинул ей петлю прямо в коридоре. По их рассказам, старуха сразу же рухнула на колени, но поскольку была женщиной сильной, то начала сильно сопротивляться, пытаясь освободиться от удавки и насевшего сзади Конягина. Эти поганцы совершенно равнодушно живописали, как хрипела и задыхалась старуха, как она их молила: «Детки, пощадите, не надо, я и так вам все отдам, только не убивайте, заберите все, только не убивайте». Неизвестно, чем бы все это закончилось, потому что в конце концов ей почти удалось освободиться от удавки, но тут на помощь пришла Соколова. Прижав голову пенсионерки к полу, она помогла Конягину затянуть веревку.

Когда, по их мнению, старуха была мертва, они прошли в комнату, где начали искать деньги и что-нибудь еще, что можно было с собой унести. Деньги, только что полученную пенсию, они нашли без труда, как и положено, она находилась на верхней полке шифоньера, а больше в доме ничего ценного не оказалось.

Они уже собрались уносить ноги, когда в коридоре услышали хрипы Николенко. Так дело не пойдет, решили они, и, протащив грузное старухино тело в комнату поближе к свету, снова принялись ее душить. Константин Иванович, когда они все это рассказывали, у меня создалось впечатление, что от своих зверств эти выродки получали настоящее удовольствие.

— Здесь нет ничего удивительного. Низкий интеллект, помноженный на низкопробные зверские боевики, плюс завышенная оценка собственной значимости — и результат налицо, но это уже не из нашей области. Что там дальше?

— Убедившись, что на этот раз старуха мертва, они сдернули с ее пальца колечко и убрались восвояси. Обо всем этом ты, вероятно, догадывался, а теперь расскажу то, чего ты знать не мог.

— Напрасно ты так думаешь, я ведь предупредил о возможном существовании их руководителя, хотя пол его я не указывал.

— Короче, они вскоре раскололись и сознались во всем. Они признали за собой четыре факта, а вот пятый — убийство Нины Антоновны Серовой, — как мы ни бились, отрицают начисто. Но об этом ты нас предупреждал. Весь механизм преступлений продумала старшая сестра Нины — почтальон Галина Соколова. Она же давала наколки, сообщала им адреса одиноких стариков и время, когда они должны получать пенсии. Можно сказать, работала у них главарем, а по совместительству и осведомительницей.

— Небольшие, однако, прибыли она получала. Не понимаю, зачем ей все это понадобилось? Ну, грохнули они четвертых, ну, поимели полторы тысячи, стоит ли громадный риск этой мелочевки?..

— Дослушай сначала капитана Оленина. Кроме этих двух сучат, она снабжала информацией группу сопливых рэкетиров, о существовании которой догадывался Лапшин. Естественно, и они платили ей определенный процент. Это вымогательство продолжалось около полугода. Сопляки тоже взяты с поличным, но подвесить им дело будет сложно. Они при задержании заявили, что пришли просить вернуть деньги, которые пенсионеры Нифонтов и Гаев якобы у них занимали еще месяц назад.

— А что говорят потерпевшие?

— Что могут говорить перепуганные насмерть старики? Вся надежда на старшую Соколову.

— Слабая надежда. Как вы ее взяли?

— Подождали, когда вернется с работы, и захомутали на дому вместе с ее беззубым сожителем. Правда, он страшно не хотел с нами идти.

— А зачем он вам понадобился?

— Больно уж рожа у него подозрительная, и весь он в шрамах и наколках. Вот и забрали на всякий случай, до выяснения.

— А что выяснили? — насторожился я, как легавая, почуявшая дичь.

— Особенно его пока не трясли, но установили, что недавно откинулся, срок тянул за мокруху. А почему ты вдруг так им заинтересовался?

— Федорыч, а ты не помнишь, какие зубы у него отсутствуют?

— Нет четырех верхних резцов, одни клыки торчат.

— Как его фамилия? — едва сдерживая возбуждение, спросил я, сразу вспомнив темную лестничную площадку и скрюченную Кнопку на ней. — Как зовут?

— Погоди, дай вспомнить. Кажется, Бондарев… Ну да, Андрей Бондарев. Тебе что-то эта фамилия говорит?

— Нет, но его внешность даже по описанию говорит о многом. Этот Андрей Бондарев каков из себя? Он довольно высок и худощав? Или я ошибаюсь?

— Нет, все точно. Откуда ты его знаешь и какого полета этот стервятник?

— Это я тебе скажу потом, сначала нужно выпить за его задержание.

— Опять потом! Да что же это такое получается? — выпив, возмутился капитан. — Участковый Оленин, не жалея живота своего, ловит вам душителей, а в ответ только и слышит: потом. Что потом? Когда потом? Потом будет суп с котом.

— Успокойся, капитан, пока ничего определенного я сказать тебе не могу, потому что не уверен в своих подозрениях. Сначала на него должны взглянуть я и находящаяся в больнице Галина Русова.

— Что? Но ты же в прошлый раз имел в виду совершенно другое лицо. Я бы даже уточнил, разбитое лицо. А теперь? Не понимаю…

— А понимать тут особо нечего. Когда тебе нужно подстричься, ты что делаешь?

— Иду в парикмахерскую.

— Правильно, тебе и в голову не придет взять ножницы и самому делать прическу. Верно? Во всяком деле нужен свой специалист, свой профессионал. Вот ты когда-нибудь резал свинью?

— Что ты, я у матери в деревне курице голову срубить не могу.

— А теперь представь, что тебе нужно замочить кабанчика. Что ты делаешь?

— Иду к мужикам и прошу, чтоб закололи.

— Вот именно, все просто и никаких проблем.

— Понятно, тебе завтра же нужно на него посмотреть, это очень важно.

— Я постараюсь, хотя на сто процентов не обещаю. Ваша главная задача — продержать его до выхода из больницы Галины Русовой.

— Продержим! Уж чего-чего, а это… Ладно, пойду я, поздно уже.

Телефон затрещал в одиннадцать вечера, и я как чумной схватил трубку. Увы, опять звонила Галка. Узнав, что у меня, как и у нее, никаких новостей нет, заскулила:

— Костя, мне страшно, а вдруг он ее уже убил?

— Сейчас бандюге нет никакой корысти ее мочить. Татьяна ему нужна живая.

— Костя, если он вдруг позвонит, давай завтра же, как только получим деньги, все решим. Не могу я так долго ждать.

— В таком случае я снимаю с себя все полномочия и поступай как знаешь.

— Ну зачем ты так? — с удвоенной энергией заныла она. — Какая, в сущности, разница? Одним днем раньше или позже.

— А та разница, что после его звонка у меня будет время, чтобы подготовиться к передаче денег по формуле товар-деньги и никак иначе. В противном же случае ты можешь лишиться не только денег, но и сестры. Да-да, моя милая, в большинстве случаев так и поступают. Забирают деньги, а потом сообщают, где можно взять товар. Как правило, он уже дохлый. Поверь, с таким вариантом мне уже приходилось сталкиваться. Так вот, чтобы этого не произошло, я советую тебе все переговоры с ним переадресовывать на меня. В противном же случае я самоустраняюсь.