Клан Пещерного Медведя - Ауэл Джин Мари Антинен. Страница 8

Примечательно, что все эти первобытные люди, с недоразвитыми речевыми органами и лбом, обладали мозгом невероятных размеров – гораздо большим, чем у любой другой человеческой расы, жившей в те времена или появившейся на свет много веков спустя. Они явились вершиной эволюции той ветви человечества, у которой были развиты затылочная и теменная области мозга, управляющие зрением, телесными ощущениями и памятью.

А выделяла их среди остальных представителей человечества невероятная память. Родовые установки вошли у них в плоть и кровь и обрели свойства инстинкта. Огромный мозг являлся кладовой не только их собственной памяти, но и памяти предков. Они умели взывать к знанию своих прародителей, а при особых обстоятельствах пойти еще дальше. Они могли обращаться к расовой памяти, к любому из периодов своей эволюции. Углубившись далеко в прошлое, они усилиями каждого телепатически слагали общую картину памяти.

Но только гигантский мозг физически безобразного человека владел этим даром в совершенстве. Только добрый застенчивый Креб, чей крупный мозг и послужил причиной его уродства, владел способностью собирать в своем мозгу общие частицы памяти сидящих вокруг него людей в единое целое и управлять им. Он мог перенести сознание мужчин в любую область их расового наследия, обратившись сам в одного из их прародителей. Он был Мог-уром с большой буквы и испытывал не мгновенное озарение, но владел истинной силой мистического видения, не зависящей от действия дурманящих трав.

Этой тихой темной ночью группа мужчин, сидевших под звездным небом, переживала не поддающийся описанию мистический опыт. Пребывая в нем, они чувствовали, видели и возобновляли в памяти свое непостижимое начало. В дальних уголках памяти раскапывали недоразвитое сознание морских обитателей, плавающих в теплых соленых озерах, и истинно переживали боль первого безжаберного дыхания в период превращения в амфибий.

Поскольку в Клане почитали Пещерного Медведя, Мог-ур взывал к сознанию своего древнейшего предка, обладавшего признаками двух видов животных. Продвигаясь по ступенькам эволюции вида, мужчины последовательно обретали сознание каждого из своих предшественников. Они ощущали связь с другими формами жизни, и почтение, которое они питали даже к убитым и съеденным животным, порождало духовную близость с тотемами.

По мере приближения к настоящему времени их слитое сознание, вселяясь в ближайших предков, разъединялось, пока каждый из них не стал самим собой. Казалось, их путешествие длилось целую вечность. В некотором смысле так и было, на самом же деле времени прошло совсем немного. Придя в себя, каждый из мужчин спокойно поднимался с места и отправлялся спать глубоким сном без сновидений – все сновидения у них были позади.

Последним встал сам Мог-ур. Он осмысливал в одиночестве пережитый опыт и спустя некоторое время почувствовал, как обычно, какое-то неудовлетворение. В отличие от остальных, для которых глубокое погружение в прошлое наполняло душу восторгом, Креб ощущал, что ему чего-то не хватает. Они не могли заглянуть в будущее. Им даже не приходило в голову думать о будущем. О такой возможности мог помышлять только он.

Никто в Клане не мог себе представить завтрашний день, чем-то отличающийся от вчерашнего, ни у кого не возникало даже мысли что-либо изменить к лучшему. Все их знания и умения сводились к повторению прошлого опыта. Даже очередной сбор пищи на зиму повторял точь-в-точь предыдущий.

В далекое прошлое ушли те времена, когда перемены давались людям гораздо проще. Так, когда-то сломанный камень навел их на мысль, что, откалывая от камня кусочки, можно его заострить. Или, однажды заметив, что при вращении палки конец ее нагревается, кто-то решил узнать, как сильно ее можно нагреть, если вращать быстрее и дольше. Однако с развитием памяти, с увеличением возможностей мозга перемены давались все тяжелее и тяжелее. В тайниках человеческой памяти не оставалось свободного места для новых идей, а головы людей были и без того чрезвычайно большими, так что женщины же с трудом рожали детей. Разве могли они впустить в себя новые знания, это сделало бы их головы еще крупнее?!

Клан неукоснительно соблюдал традиции. Вся их жизнь, начиная с рождения и кончая уходом в мир духов, в строгом соответствии повторяла жизнь предков. Ими двигало бессознательное стремление выжить, которое вопреки отчаянным усилиям спасти расу от вымирания было обречено на провал. Однако противостоять переменам было невозможно, и всякое сопротивление терпело поражение и вело к самоуничтожению.

Люди медленно привыкали к новому. Изобретения случались неожиданно и часто не находили применения. Все необычное, что происходило с ними, разве что принималось к сведению. Если же с большим трудом переменам все же удавалось пробиться в их жизнь, то люди начинали следовать новому курсу столь непреклонно, что изменить его еще раз было практически невозможно. Но раса, не поддающаяся обучению, противящаяся росту, не соответствовала постоянно меняющемуся окружающему миру, ее чрезмерное развитие в одном направлении зашло в тупик. И природа взялась за поиски новых форм.

Созерцая в одиночестве догорающие факелы, Креб размышлял о странной девочке, которую нашла Иза, и его неудовлетворенность постепенно сменилась мрачными предчувствиями. Он уже видел людей ее типа, хотя в большинстве случаев эти встречи не приносили ему удовольствия, но лишь недавно они заставили его призадуматься. Откуда взялись эти люди, было загадкой: в этих краях они были новопришельцами, однако с их приходом все стало меняться. Казалось, они принесли с собой перемены.

Стряхнув с себя ощущение неудовлетворенности, Креб аккуратно завернул череп медведя в накидку, взял посох и, прихрамывая, пошел спать.

Глава 3

Девочка перевернулась на другой бок и беспокойно заерзала.

– Мама, – стонала она, рьяно колотя руками и с каждым разом все громче повторяя: – Мама!

Иза держала ее на руках, тихо убаюкивая мягким голосом. Тепло женского тела и ласковый тон голоса подействовали на ребенка успокаивающе. Ночь прошла довольно спокойно, хотя время от времени у девочки сквозь стон прорывались слова, не понятные людям из Клана. Они легко слетали с ее языка и плавно сливались друг с другом. Иза не могла произнести ничего похожего на большинство из них, ее ухо было просто не способно отчетливо различить их. Поскольку малышка часто повторяла одну и ту же последовательность звуков, Иза решила, что это имя близкого ей человека, а когда поняла, что ее присутствие успокаивает малышку, женщине сразу стало ясно, кого та звала.

«Судя по всему, она совсем ребенок, – размышляла про себя Иза, – и даже не умеет добывать себе пищу. Интересно, как долго она прожила одна? Что стряслось с ее близкими? Возможно, причиной этому землетрясение? Неужели она так долго бродила одна? И как удалось ей отделаться от пещерного льва, заработав всего несколько царапин? – Изе не раз приходилось лечить раны, нанесенные зверями, поэтому она сразу распознала следы громадной кошки. – Верно, ее спасли духи-защитники».

Перед утром, когда было еще темно, жар у малышки спал и она вся покрылась испариной. Чтобы ее согреть, Иза крепче прижала к себе, прежде убедившись, что та хорошо укутана. Вскоре девочка проснулась, но, открыв глаза, из-за темноты ничего не могла разглядеть. Ощутив тепло женского тела, она вновь погрузилась в сон, теперь уже в более спокойный.

Едва забрезжил рассвет и на фоне посветлевшего неба стали различимы деревья, Иза осторожно выбралась из-под меховой накидки, разожгла костер и пошла к ручью набрать воды и заодно прихватить еще кусочек ивовой коры. На мгновение она остановилась и, взявшись за амулет, как всегда, мысленно поблагодарила духов за плакучее дерево: за то, что оно встречалось повсюду, а также за его обезболивающие свойства. Сколько раз ей приходилось готовить ивовый чай, чтобы снять ту или иную боль! Правда, были и другие, более сильные средства от боли, но, помимо всего, они притупляли ощущения. Кора ивы же просто заглушала боль и сбивала жар.