Однажды в России, или Z cesku – z laskou - Жидков Иван. Страница 19

Кстати, в том матче с «Баником», с которого я принялся развивать эту тему, мы в первый раз показали более или менее целостную игру и заслуженно выиграли, несмотря на то, что чехи находились в лучшей форме и находились на пороге своего лучшего периода в современной истории – спустя год Острава завоюет чемпионский титул. Правда, и при том, что мы выиграли 1:0 все равно во многом тот результат был авансом – видно было, что в единоборствах чехи нас переигрывают, да и в командной игре смотрятся поцелостнее. Какая бы ни была победа над «Баником», все-таки это была победа. Вместе с ней пришла и уверенность в собственных силах, я начинал получать удовлетворение от работы с командой. Видел тот самый уловимый невооруженным глазом прогресс, который приводит в восторг любого тренера с самолюбием и потихоньку чудовищный стресс стал меня отпускать. Мы выиграли о белградского «Рада» 1:0 (что было важно, мяч забил Горак, проявив умение играть головой, что для того «Зенита» было редкостью), сделали ничью с крепкой «Легией» из Варшавы…

Впрочем, остановлюсь еще на одном важном моменте. Да, мне многое нравилось, но голы нам по-прежнему давались с огромным трудом. Кержаков еще не до конца представлял себе, в какой футбол он должен играть, молодые Акимов и Петухов, честно говоря, не тянули ни по физическим кондициям, ни по стремлению во что бы то ни стало принять мои требования. Скорее всего, они просто не могли. Логика подсказывала привести кого-нибудь еще в нападение. Камил Чонтофальский, прибывший на Кипр спустя пару дней после нас, несомненно, своим появлением подстегнул Малафеева. Горак, Мареш и Ширл помогли наладить переход на новую систему игры. Я уже довольно четко себе представлял контуры основного состава. Кроме того, Мутко не забывал мне регулярно напоминать, что вот вернется Игонин, и мы вообще заживем королями. Правда, никто мне не говорил, когда вернется Игонин, ну да бог с ним. Я с этим считался, как и с тем, что должен поправиться Радимов. Покамест наигрывал в центре два варианта: с двумя опорными полузащитниками Катульским и Коноплевым, или с одним опорным и Спиваком. А атака? Она была подвижной, классной, но почему-то словно на глиняных ногах, какой-то неострой, неагрессивной. Надо сказать, что помимо размышлений о том, кем… даже не усилить, а скорректировать эту линию, я проводил отдельную работу с Кержаковым. Во встрече с «Баником» против нас играла главная звезда остраваков – нападающий Вацлав Сверкош, который скоро уехал в клуб бундеслиги «Боруссия» Менхенгладбах. До матча я беспрерывно старался «завести» Кержакова, советуя ему, чтобы тот поучился у молодого коллеги играть в футбол. Конечно, преподносил я этот момент не так прямолинейно, но было видно, что Саше не хочется верить в то, что какой-то чех, фамилии которого он даже не знает, лучше, чем он, Кержаков, действует в нападении.

На Кипре у меня с Сашей состоялся серьезный разговор с глазу на глаз. Тогда я провел много индивидуальных бесед с футболистами, но именно та беседа представлялась мне крайне важной. Кержаков имел все данные для того, чтобы стать не просто звездочкой Петербурга, но и ключевым футболистом в игре «Зенита» на долгие годы, закрепиться в сборной, и не просто получать туда вызовы, но и занять прочное место в ее составе. Не исключено, что в какой-то момент Саша стал считать, что все знает, и все умеет в футболе. Был груб с партнерами, ругал молодых мальчиков на поле на чем свет стоит, что со стороны выглядело некрасиво. Я не собирался ему читать нравоучения и рассказывать о том, как должен себя вести человек в его возрасте. Можно было себе представить, что вся эта ерунда быстро пройдет, и Саша перестанет строить из себя дворового хулигана, что это пройдет. Но мне нужно было помочь ему взять себя в руки именно в тот момент, потому что поведение Кержакова мешало команде. Мешало тем игрокам, чье мастерство, психика и положение в команде не позволяли отвечать Саше тем же. Опять же, необходимо было принять эффективные меры.

Я нарочно выбрал место для беседы в фойе отеля, чтобы атмосфера была как можно более расслабленной. Отослал отдыхать Ивана, чтобы не смущать Кержакова – бывают моменты, когда лучше договариваться с игроком жестами, чем прибегать к переводу. И в итоге мы проговорили полтора часа. Кержи был уже совсем другой – я чувствовал, что передо мной умный парень, с огромным потенциалом, который хочет получать удовольствие от футбола, но забыл, как, собственно, это делается. Кризис в психике ребят после неудачной второй половины сезона-2002 был настолько серьезен, что сразу перестроиться на новые реалии и главное – поверить в необходимость перестройки, было крайне тяжело. Однако, я видел интерес к футболу, я чувствовал, что ребята ощущают себя личностями, и этого было вполне достаточно, чтобы понимать, что работа ведется не зря.

Когда по ходу сбора я сообщил команде, что скоро к ней присоединится некто нападающий Лукаш Гартиг, как русскоязычное население снова задумалось и нахмурилось. На самом деле, на разных людей Луки мог производить разное впечатление. В футбол он начал играть на высоком уровне очень поздно. Попасть в 24 года в профессиональную команду – практически нереальная вещь, феномен. Гартиг родился в маленьком городке, вырос в нем, и даже если сравнивать его с Ширлом, то человек он куда более жесткий, приспособленный к жизни. В молодости он вынужден был заниматься самой тяжелой работой, в перерывах развлекался такими вещами (во всяком случае, так мне рассказывали), как путешествия на матчи своей любимой команды «Славии», за которую Луки тогда болел. То есть, вел жизнь обычного среднестатистического гражданина Чехии, которому жизнь не послала ничего больше, чем пара рук и скромный семейный дом. Параллельно Гартиг поигрывал на любительском уровне в футбол, потом попал в клуб третьего дивизиона «Колин», после чего и попался мне на глаза. Я уже говорил, что не стеснялся ездить на матчи любительских команд, не пренебрегал этими поединками, хотя для обычного зрителя матч в какой-нибудь Новой Паке не представляет никакого интереса. Так, рубятся себе мужики ради удовольствия своего, и тех родственников, что наблюдают за поединком с единственной маленькой трибуны. Матчи 3-й лиги мало чем отличаются, разве что статус повыше. Но и они для тренера клуба с ограниченным бюджетом могут оказаться ценными. Гартиг подкупал своей неистовостью, стремлением бороться за каждый мяч, выцарапывать его даже в самых невероятных ситуациях. Абсолютно для всех защитников он был сложным типом, с бороться с которым обычными методами не представлялось возможным, ибо Лукаш никогда не знал, что такое грань риска. Любой, даже самый мастеровитый форвард так или иначе немного себя бережет. Гартиг, которому поздняя карьера не оставляла выбора, стремился к невозможному, отчего с ним не было сладу. Представляете себе, под каким прессом находится защитник, если нападающий атакует его каждую секунду, не дает принять мяч, не дает сделать лишнего шага и заставляет думать на поле не более или менее размеренно, а лихорадочно! Убежден по сей день – если бы все футболисты были столь работоспособными и неистовыми, как Гартиг, футбол был бы еще зрелищнее, а тренеры смогли бы добиваться от подопечных командного прессинга с наибольшей эффективностью. Отрицательной стороной такой фанатичности в игре является высокий риск травмы, что в итоге и испортило Лукашу карьеру в «Зените». Если человек, мышцы которого не всегда могут справляться с предложенной нагрузкой, постоянно играет за гранью возможного, повреждения мышц, разного рода растяжения неизбежны.

Гартиг появился у нас ближе к концу сбора. Можно было, конечно, немного подождать и не звать его на Кипр, но я очень хотел устроить показательное выступление для команды – что такое агрессивно играть в атаке. У нас оставался последний контрольный матч с «Шинником», и именно в нем в первый раз сыграл в паре с Кержаковым Гартиг. Керж вряд ли мог после игры пожаловаться на партнера – Лукаш так тиранил защитников ярославского клуба, что в какой-то момент тренеры соперника начали возмущаться – мол, зачем же так серьезно относиться к товарищескому матчу. Мои оправдания – дескать, Луки всегда такой, воспринимались с недоверием.