Бунт вурдалаков - Петухов Юрий Дмитриевич. Страница 47
— Воплощение это не гибель.
— Что-о?! Что ты говоришь?! Я собственными глазами видел страшные, дичайшие вещи, этого нельзя описать. Оно пожирало их! Оно грызло и пережевывало несчастных, глотало! Причем тут воплощение?!
Взгляд у женщины вновь стал отрешенным. Голос потускнел, зазвучал хрипловато.
— Гибли только тела, только грубая плоть. Я теперь вижу это, я всё вижу! Они воплотились, они перешли на высшую ступень. Им хорошо!
Иван насторожился. Он уже слыхал такие речи. На неё идёт пси-воздействие, прямое пси-воздействие. Это в лучшем случае! В худшем это вообще не она, это оборотень, это носитель тёмной сущности. Проверим!
— Слушай меня внимательно! — проговорил он спокойно, глядя ей в глаза.
— Ты человек. Ты женщина Земли. Все воплощения и перевоплощения — это воздействие извне на твою психику…
Он повторил три раза кодовые ведические заклинания, установил барьер «хрустальный шлем».
И он не ошибся. Через несколько секунд глаза у женщины прояснились.
Она взглянула на Ивана в недоумении.
— Что это было? — спросила она.
— Ты просто спала, — мягко, успокаивающе ответил Иван.
— Я не хочу больше спать! — она неожиданно вскинула руки ему на шею, прильнула к груди. — Я не хочу больше спать, Иван!
Он немного отстранился. Близость женщины волновала, горячила кровь. Но не время, не теперь! Нельзя терять голову; — Я тоже думаю, что ты не совсем подходишь на роль спящей красавицы.
Нет, нет, ты необыкновенно красивая, ты подлинная красавица… но те времена ушли, — он огладил её плечи, прикоснулся пальцами к шелковистым прядям, — они ушли безвозвратно. В нашей жизни мало романтики, мало сказочности. В ней только жестокая реальность. И много мерзости, крови, подлости. Сейчас спящих красавиц не кладут в хрустальные гробы, их сказочный сон нынче не стерегут благородные и могучие богатыри, сейчас этих красавиц прямо из анабиоза бросают в пасть чудищ-людоедов, им отгрызают головы, их жуют, чавкая и сопя. Мне тяжело говорить об этом. И хватит уже болтать. Мы сделаем так: или вы останетесь, а я иду на поиски…
— Нет, мы пойдем вдвоем, я одна не останусь, я боюсь, Иван. И кстати, мы же перешли на «ты», забыл?
— Помню. — Он сделал попытку стащить с себя рубаху. — Ты не хочешь немного прикрыться, ведь тут зябко, можно и простудиться.
Она остановила его жестом.
— Ну, как знаешь!
К решетке она, наверняка, вышла откуда-то из глубины этого мрачного хода. Значит, и идти надо именно туда. Иван ещё раз подумал, а стоит ли рисковать, тащить её за собой. Но потом решил, что ещё неизвестно, где риска больше.
— Если ты не помнишь, как тебя зовут, я сам придумаю тебе имя. Я не могу вот так, как к дереву, траве… — он сбился, не зная, правильно ли она поймет его, не обидится ли.
— Придумывай, — согласилась женщина, — если мне понравится, буду отзываться.
Легко сказать — придумаю имя, а попробуй придумай — с новорожденным, и то не так-то просто, а тут взрослый человек. Иван сдвинул брови к переносице, глубокие морщины прорезали его чело.
— А быть тебе, — промолвил он после короткого, но углубленного раздумья, — быть тебе Еленой Прекрасной! — Он положил ей обе руки на плечи, погрузился в серые бездонные глаза. — Ибо если не тебе так зваться, то кому же ещё?! Но это для торжественных церемоний и подобающих случаев. А наедине я буду звать тебя Аленою, Аленкой, не возражаешь?
— Нет, — сказала она, — мне нравится моё новое имя. Мне даже не хочется вспоминать старого, настолько мне оно нравится. А ещё больше мне нравится, как ты произносишь его. — И она повторила тихо, — Алена, Аленка, Аленушка.
Иван почувствовал, что ещё немного и он совсем размякнет, расплачется от умиления. Нет, нельзя! Надо идти вперёд. Подлый Авварон был прав здесь нельзя надолго останавливаться, здесь надо вовремя покидать опасное место, не ждать пока созреет в нём недоброе и поглотит тебя. — Алена, а тебе ни о чём не говорит имя Авварон? — спросил он неожиданно.
— Не слыхала.
— Тогда пойдем.
Иван ухватил её за руку, крепко, но нежно. Теперь он не имел права рисковать, и потому в другой руке он сжимал лучемёт. Причем, сейчас Иван сжег бы любую тварь, какая бы ни появилась на его пути — даже «лучшего друга и брата» Авварона, подлеца, обманщика и негодяя, он не пощадил бы.
Он шёл по темным кривым переходам и думал, кому понадобилось прорывать в глубинных толщах земли эти норы, ходы, лазы? Откуда здесь всё это? Ведь подземные ходы — это же немыслимая древность, это в лучшем случае Средневековье. Катакомбы! Сколько тысячелетий этому миру? Он думал об этом, потому что запрещал себе думать о другом. Он запрещал себе вспоминать свою прежнюю жизнь — голова должна была быть чистой, ясной, ведь теперь он отвечал за неё, Прекрасную Елену. Он запрещал себе думать о пожираемых чудовищем женщинах — так легко выйти из себя, так легко! Но побеждает не тот, кто рвет свои нервы, побеждает тот, у кого больше выдержки.
Алена шла позади молча. Неизвестно о чём она думала. И думала ли она вообще, ведь, как ей казалось, сон ещё властвовал над ней. Что за сон?
Почему она утратила память? И вообще — почему их усиленно стараются лишить памяти, вытравить из сознания прошлое, заставить жить по «программам», жить сегодняшним днем, жить не человеком, а подневольным зомби?. Это что — наказание за грехи? чья-то ошибка? преступная воля? а может быть, это карма?!
Дважды Иван отбивался от нападавших на них с высоты мохнатых, летучих тварей, похожих на огромных перепончатокрылых крыс. Он разбивал им головы прикладом лучемёта — точными, сильными ударами, без размаха, без пустого мельтешения. Сколько крыс — столько и ударов. Он даже не замедлял шага. Но он старался не терять ориентации. Мраморный зал был где-то позади и наверху. К нему обязательно должен быть ход. И если даже эта гадина-людоед расправилась со всеми, и спасать больше некого, всё равно он придёт туда и продырявит её поганое брюхо. Всё равно!
— Я боюсь, — вдруг тихо проговорила Алена, — Чего ты боишься? — Иван, обладавший развитым до предела чутьем, опасности не ощущал.
— Там кто-то есть!
— Тихо, — мягко остановил её Иван. — И если ещё почувствуешь что-то недоброе, говори очень тихо, шепотом, ладно?.
— Ладно, — прошелестела она ему в самое ухо. — Будь осторожен, там…
Иван резко отпихнул её назад, на камни. Сейчас он должен быть один.
Опасность! Яркая вспышка лучемёта озарила подземелье. Никого! Этого не могло быть. Ощущение нарастающей опасности буравило мозг, отдавало в бешено колотящееся сердце. Они здесь, где-то здесь, враги, убийцы… Надо заслонить её. Она не сможет им противостоять.
— Получай!
Иван «тройным китайским веером» прощупал воздух от стены к стене.
Продвинулся ещё на два шага, повторил — и прямо в лицо ему брызнула зловонная жижа. Всё ясно! Иван отпрыгнул назад. Теперь надо выждать. От жуткого напряжения ноги дрожали, спина деревенела. Ударить могли с любой стороны. И всё же Иван оглядел лезвие меча — на нем были чёрные жирные, скатывающиеся в шарики сгустки. Это кровь. Он сильно подсек кого-то невидимого. Сейчас! Ещё немного!
— Вот так! — выкрикнул он, не в силах сдержать возгласа, когда в полумраке стали выявляться силуэты… нет, это был один силуэт, принадлежавший многорукому коренастому существу, привалившемуся к замшелой стене. Существо истекало чёрной кровью. Оно явно не ожидало, что напорется на меч, оно было уверено в своей победе. Оно было невидимым, прозрачным, пока Иван не нанес ему смертельной раны. Но рядом могло быть ещё одно, ещё много таких, рядом, сзади, повсюду.
Иван прыгнул вперёд и одним ударом ссек на землю тыквообразную голову с шестью глазами и мохнатой порослью жвал вместо подбородка. Голова звонко ударилась о камень, покатилась под уклон, посверкивая застывающими глазищами, вывалив чёрный раздвоенный язык.
— Побежали скорей! — Алена прижалась к спине Ивана, обожгла своей прохладной грудью. — Ну, давай же! А то другие придут.