Дядюшка Наполеон - Пезешк-зод Ирадж. Страница 55

Дядюшка возмутился:

– По-моему, здесь шутки неуместны!

– Я не шучу. Я же вам сказал, что надо так зашифровать пароль, чтобы вражеские шпионы ни о чем не догадались.

Прерывающимся от гнева голосом дядюшка заявил:

– Я лучше отправлюсь на эшафот к англичанам, чем допущу, чтобы имя Великого Праотца стояло рядом с именем какой-то потаскухи!

Отец пожал плечами:

– Вы хотите и капитал приобрести, и невинность соблюсти. Если вы и в самом деле против… Что ж, тогда положимся на милость судьбы. Да и вообще вовсе не обязательно, что англичане решат вам отомстить. Возможно, после стольких лет они вас простили.

– Вы, кажется, решили надо мной издеваться?! Вы же лучше всех других знаете, какие ужасные козни готовят против меня англичане. Как вы можете так говорить, когда под большим шиповником еще не высохли следы преступного деяния этого мерзкого индийца!..

– Тогда почему же вы так несговорчивы? Вы думаете, если бы Наполеон на подобном же условии мог избежать заточения на острове Святой Елены, он бы хоть секунду колебался? Вы принадлежите не себе. За вами – великая семья, наша столица, вся наша страна. И они ждут от вас подвига!

Дядюшка закрыл глаза и прижал руки к вискам:

– Во имя народа я даю согласие. Где мое письмо? Я должен сделать приписку про пароль.

Отец протянул ему конверт с письмом и принес чернила и перо.

– Пишите!.. Нижайше прошу Вас отдать распоряжение, чтобы для установления контакта с Вашим покорным слугой агенты пользовались нижеследующим шифрованным паролем… Написали?.. Теперь поставьте кавычки и пишите: «Покойный дед ест бозбаш с Жаннет Макдоналъд».

На лбу у дядюшки выступила испарина. Он пробормотал:

– Всевышний, прости меня, что ради спасения своей жизни мне пришлось потревожить дух Великого Праотца!

– Уверяю вас, что, если бы Великий Праотец был жив, он бы одобрил ваш поступок.

Произнеся небольшую речь о своей врожденной отваге и приведя несколько подходящих к случаю примеров жизни Наполеона, дядюшка пошел домой.

Я остался в полном недоумении. Сколько я ни думал, мне так и не удалось понять планы отца. Спал я в ту ночь беспокойно. Утром я принял решение вновь обратиться за помощью к Асадолла-мирзе. Но когда я пришел к нему, его не оказалось дома. Я прождал его весь день – он так и не появился. Я мучался от тревожных мыслей, и день тянулся для меня бесконечно. Меня очень беспокоило поведение отца и странное выражение, застывшее на его лице. Он ходил с довольным видом победителя.

Дядюшку я в тот день не видел ни разу. Под вечер мне удалось перекинуться несколькими словами с Маш-Касемом, когда он вышел поливать цветы. Глядя на дядюшку, Маш-Касем тоже пребывал в тревоге и унынии.

– Это дело нешуточное, милок. Ага не зря ночами спит. Англичаны-безбожники все ближе подходят. Не приведи господь, уже и человека своего выслали, чтобы с агой расправиться. Нам с агой теперь недолго жить осталось. Я хоть всю эту ночь под дверью аги с ружьем спал, ага все равно раз десять просыпался. А стоило ему заснуть, кричать во сне начинал: «Они уже здесь!.. Здесь!..» Будто ему англичаны уже нож к горлу приставили. Мне и самому худо, я только на бога и надеюсь… Но ведь, ежели разобраться, англичаны по-своему правы. Я б на их месте тоже не оставил в живых человека, который мне столько бед учинил.

– Маш-Касем, я не думаю, что тебя-то они так уж…

Он поставил лейку на землю и перебил меня:

– Э-э – э, голубчик! Англичаны и я – это все равно, как кошка и собака! Ну хорошо, забудут они, к примеру, про битву при Мамасени, а как с Казерунской битвой быть?! А Казерунскую кампанию забудут, про Гиясабадское сраженье вспомнят – тогда что?.. Я тебе, милок, так скажу. Зачем мне врать?! До могилы-то… Я уж согласен, чтоб они меня под дуло поставили, только бы агу не трогали!

И Маш-Касем пустился рассказывать о своих подвигах, о том, как он наносил сокрушительные поражения британским войскам, но при этом несколько раз намекнул, что надежда спастись все-таки есть.

Следующий день, к счастью, был выходным. Я несколько раз заходил к Асадолла-мирзе, но его старушка – служанка сказала, что князь приказал не будить его до одиннадцати даже если начнется всемирный потоп. В одиннадцать его сиятельство изволили пробудиться. Когда я вошел в его комнату, князь завтракал. Было видно, что он отлично выспался и пребывает в прекрасном расположении духа. Он с аппетитом поглощал яичницу с помидорами под громкую музыку, лившуюся из трубы граммофона. Меня он встретил широкой улыбкой и предложил разделить с ним завтрак, но у меня аппетита не было и в помине.

– Почему не хочешь? От любви аппетит потерял?

– Нет, дядя Асадолла, дело не в этом. Тут такое творится!

Когда я рассказал ему о разговоре в доме проповедника и о письме дядюшки к Гитлеру, он расхохотался, а потом сказал:

– Не знаю, что твой отец затеял против аги, но в какой-то степени он имеет право держать против него зло. Пока у него была аптека, он был человеком состоятельным, а сейчас стал жить скудно, как мы, государственные чиновники. Дядюшка под корень его подрубил. А теперь он собрался с дядюшкой то же самое проделать. Если б во всей этой истории не была замешана еще и твоя любовь, мы бы спокойно смотрели, как они друг друга мордуют, и только посмеивались бы.

– Но, дядя Асадолла! Вы должны что-нибудь придумать. Я и вправду не могу понять, что у отца на уме.

– Моменто! Ты особенно не переживай. Отец твой не такой дурак, чтобы отправить это письмо Гитлеру или вообще кому-нибудь его показать, потому что его же первого схватят за воротник и потребуют объяснений.

– Тогда для чего, по-вашему, он продиктовал его дядюшке?

– Я думаю, это ему нужно, чтобы потом шантажировать дядюшку и заставить его плясать под свою дудку. А может быть, он хочет с помощью этого письма превратить старика в посмешище… Так ты говоришь, они и пароль придумали?

– Да. Агент, который должен установить с дядюшкой связь; обязан сказать: «Дед ест бозбаш с Жаннет Макдональд».

От хохота Асадолла-мирза повалился на пол. Меня тоже разобрало, и сквозь смех я добавил:

– Когда дядюшка услышал упоминание о Великом праотце, его чуть удар не хватил, но отец все-таки заставил его согласиться.

– А твой отец, оказывается, тоже остряк. Уже одним тем, что он сумел припутать сюда дядюшкиного деда, здорово ему отомстил. Удивительно, как все же ага пошел на это?

– Он долго артачился и вначале даже заявил, что скорее поднимется на эшафот к англичанам, чем допустит, чтобы имя Великого Праотца стояло рядом с именем какой-то потаскухи.

У Асадолла-мирзы глаза округлились от удивления. Потом он снова расхохотался:

– Ну старик и наглец! Да ведь Жаннет Макдональд – великая актриса. Любой мужчина был бы счастлив ручку ей поцеловать!

– Отец сказал дядюшке, что если бы Наполеон оказался в таком же положении, он бы тоже пошел на подобную жертву. Короче говоря, отец настолько запугал дядюшку, что тот согласился посадить Великого Праотца за один стол с Жаннет Макдональд.

Асадолла-мирза вытер губы салфеткой.

– Моменто!.. Он так гордится своим дедом, что можно подумать, тот был Виктором Гюго или Гарибальди!.. А ты-то знаешь, кем на самом деле был Великий Праотец?

– Нет.

– Отец Великого Праотца жил во времена Мохаммад-шаха и Насреддин-шаха и был каменщиком. И постепенно по камушку, по кирпичику сколотил состояние. Как-то раз он послал в дар Насреддин-шаху пятьсот туманов, и тогда шах пожаловал ему почетное арабское прозвище-лакаб аж из семи слогов, и простой каменщик немедленно стал называться как-нибудь вроде Мозоль оль-Пуп аль-Типун, а его сын, то бишь покойный Великий Праотец, который относил на серебряном подносе взятку Насреддин-шаху, получил лакаб из шести слогов – например… Шишподнос ар-Рахит… Ну и затем вся семья в один миг превратилась в великий аристократический род и по сей день, кроме своих, не признает никого на свете… Моменто! Смотри только, нигде не повторяй то, что я тебе рассказал!