Дядюшка Наполеон - Пезешк-зод Ирадж. Страница 63
Азиз ос-Салтане била себя по лицу:
– Горе мне, господи, прибери к себе Азиз!.. Азиз без тебя не жить, ни к чему и завещание!
– Шамсали! – зазвенел голос Дустали-хана. – Не отвергай моей последней просьбы!
– Не теряйте надежды, отец родимый!.. – вмешался в разговор Маш-Касем. – Господи прости, хороший человек был…
Все сурово поглядели на Маш-Касема, и он сник. Шамсали-мирза взял бумагу, перо, и Дустали-хан приступил к изложению своей воли. Дом, лавки и все земли, тщательно перечисленные, он передавал жене. А под конец со стоном добавил:
– Да, я еще забыл про именье Махмудабад… Напиши: а также поместье Махмудабад со всеми каналами оросительными завещаю моей супруге…
Азиз ос-Салтане опять ударила себя по лицу:
– Увы, не доведется больше Азиз любоваться Махмудабадом!.. А что, этот караван-сарай в Махмудабаде тоже твой?
– Да… Впиши и караван – сарай тоже.
Асадолла-мирза не мог сдержаться:
– Про овец не забудь!
– Искорени, господь, весь род овечий, – рыдая, возразила Азиз ос-Салтане. – Он овец прошлый год продал.
Дустали-хан проглотил слюну и сказал:
– А теперь… теперь дай я подпишу. И вы подпишите внизу… все… все подпишите.
Шамсали-мирза поднес ему бумагу, подал перо, но рука Дустали-хана была недвижима. Со стоном он выговорил:
– О господи! Господи, дай мне силу подписать это. Подымите меня… Выпростайте руку из – под одеяла.
Шамсали-мирза слегка приподнял Дустали за плечи и вытащил наружу его руку, но она, как неживая, упала. Дустали-хан, словно из последних сил вскричал:
– Господи боже! Господи, руку мою… руку…
– Дорогой, дай я помогу тебе! – засуетилась Азиз ос-Салтане.
Тут Асадолла-мирза опять не выдержал:
– Моменто! Даже если сам он поправится, правая рука все равно действовать не будет. Бедняжка! Да, совершенно ясно: пуля попала в седалищный нерв, и ему парализовало правую руку. С научной точки зрения, связь седалища с правой рукой совершенно неоспорима!
Дустали-хан хотел что-то ответить ему, но потом вроде раздумал. Он попытался приподняться, но только вскрикнул, теряя сознание, упал обратно на постель, и глаза его закрылись.
Отец, который до того времени молчал, раздраженно процедил:
– Напрасно вы его мучаете. Дайте же бедняге отдохнуть!
Дядюшка бросил на него злобный взгляд и резко ответил:
– Прошу вас не вмешиваться!
Я не понял, чем была вызвана подобная резкость, может быть, дядюшка просто устал. Но отца это неуместное замечание очень рассердило.
– Во всяком случае, от нас здесь пользы не будет, я пошел! – объявил он. И с весьма недовольным видом удалился из комнаты.
После минутного молчания дядюшка сказал:
– Лучше сейчас оставить больного одного. Пусть только ханум подежурит около него, а Гамар мы уложим у себя.
Когда мы закрыли за собой дверь импровизированной палаты, Асадолла-мирза знаком подозвал меня. Расхаживая по саду, я пересказал князю разговор Дустали-хана с доктором, Асадолла-мирза покачал головой:
– Просто проклятье какое-то! Того и гляди, опять разгорится ссора. Видал, сколько раз сегодня дядюшка кидался на твоего отца? Да и тот в ответ так и загорался злобой. Ничуть не сомневаюсь, что завтра на голову нашего старика свалится еще какая-нибудь беда. Ты-то сам заметил?
– Конечно. Он каждый раз, когда к отцу обращался, родословную поминал.
– Вот и сейчас только – опять его оборвал…
– Я тоже очень беспокоюсь, дядя Асадолла. Боюсь, снова начнется склока.
– Считай, что уже началась, только пока наружу не вышла. Если бы не история с Гамар, твой отец с самого начала не смолчал бы. Ну, в самом деле, разве не смешно: твердят о своем происхождении, как будто ведут начало от Габсбургской династии. Ладно, если сумеешь, обязательно стяни у отца дядюшкино письмо к Гитлеру.
– Пока ничего не получается. Он, наверно, положил его в ящик письменного стола, а ящик запирается.
Асадолла-мирза на некоторое время задумался, потом глаза его блеснули:
– По-моему, есть один способ… Кажется, завтра мне придется смыться с работы. А ты утречком загляни-ка ко мне.
На следующее утро я зашел к Асадолла-мирзе, и мы вместе с ним отправились в сторону, противоположную нашему дому. Но не пройдя и двух кварталов, князь остановился перед уличным чистильщиком и пожелал, чтобы тот навел глянец на его ботинки. Я молча ожидал конца этой процедуры, а Асадолла-мирза тем временем завел разговор с чистильщиком – молодым, ловкий пареньком, принявшись расспрашивать того, как живет, как идут дела. Мне оставалось только удивляться, с чего это он вспомнил про ботинки – при всех наших заботах.
– Не думаю, чтобы у тебя на этом месте было много клиентов, – говорил Асадолла-мирза. – Отчего бы тебе не перейти вон на ту зеленую тенистую улицу? Мы все там ходим…
– Эх, господин хороший, заработок человеку бог посылает, а коли нет на то божьей воли, куда ни пойди – всё одно.
– Моменто, как это все одно? Если бы ты устроился поближе, я бы сам дважды в день чистил у тебя обувь, все домашние и соседи – тоже, да еще несли бы тебе починку мелкую.
И Асадолла-мирза стал приводить множество доводов в доказательство того, что доходы чистильщика, если он расположится напротив нашего дома, увеличатся вдвое.
Тут чистильщик воодушевился и пообещал, что после обеда переберется на нашу улицу, где такие раскидистые деревья, и разложит свое хозяйство прямо против садовой калитки.
Асадолла-мирза добавил к положенной плате еще чаевые, и мы повернули назад. Предугадывая мой вопрос, он объяснил:
– Этот чистильщик облегчит нашу задачу – после поймешь, как именно. Сейчас вопрос о том, где бы нам найти местечко, откуда можно позвонить дядюшке от имени Гитлера… А, вспомнил! Поблизости живет один мой приятель, у него есть телефон.
Дверь открыл старый слуга. Когда Асадолла-мирза сказал, что хочет позвонить по телефону, он тотчас провел нас в верхнюю комнату, где стоял аппарат, а сам ушел на кухню приготовить нам чаю.
Асадолла-мирза, не раздумывая, назвал дядюшкин номер, а когда дядюшка подошел, заговорил с немецким акцентом:
– «Дед кушать бозбаш с Жаннет Макдональд…» Слушайть карошо, ага. Этот мои слова очень важный есть. Во-первых, наш пароль будем изменять. Потому что английский шпион, возможно, есть догадать. Когда наш человек говорить: «Дед кушать бозбаш с Жаннет Макдональд», вы спросить: «А еще с чем?» Он сказать: «С соленой черемшой». Если он это не говорить, вы знать, он английский шпион, прогонять его… Во-вторых, мы поставить одного наш агент под видом ремесленник перед вашим домом на охрана. Пока он там, вы совсем – совсем не песпокойтесь. Будьте совершенно покойни. Он вас схоронить. Но это с ним говорить не надо есть. Мы еще выходить на связь с вами, до того времени, когда надо будет выехать…
Похоже, что дядюшка порывался уточнить приметы агента, так как Асадолла-мирза сказал:
– Я вам очень – очень секрет сообщу, что это есть один чистилчик. Но никак никого это не говорить! Вы понимать? Всего наидоброго. Хайль Гитлер!
Когда князь положил трубку, на губах у него играла довольная улыбка. Он сказал мне:
– Уж очень он прост, бедный. Но, я думаю, теперь он будет начеку, и твоему отцу не удастся сыграть с ним новую шутку. Впрочем, тут уж дядюшкино дело, а нам надо подумать об этой паршивке. С Дустали-ханом или еще с каким дураком она до Сан-Франциско доехала, но только они теперь хотят отделаться от ребенка, а прошло уж месяца четыре: бедной дурочке это может стоить жизни…
– А нельзя сказать дядюшке, что это Гитлеру не понравится? Нет, тут даже он не поверит…
Мы вышли на улицу, и Асадолла-мирза решил:
– Теперь надо на минуточку заглянуть к Дустали – хаму, посмотреть, как он там?
– Вы о нем беспокоитесь?
– Моменто, нисколько! Я же знаю, что три дробинки этой туше вреда не причинят, – его и шрапнелью не прошибешь – мне просто жаль нашу убогую.
Нам открыл Маш-Касем и на вопрос Асадолла-мирзы о Дустали-хане ответил: