Дядюшка Наполеон - Пезешк-зод Ирадж. Страница 92
Асадолла-мирза начал старательно пересчитывать присутствующих:
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, со мной – восемь… Маш-Касем, в двустволке столько пуль нету, чтобы их всех перестрелять! Да еще чтобы на тебя хватило… Ладно, довольно шутить, скажи-ка, что случилось? Кто покушался на твоего господина?
– Ей-богу, зачем врать? До могилы-то – ать! ать!.. – прокричал Маш-Касем. – Я должен их всех порешить, потому как они господина моего убили!
– Ладно, прости ты их… Этот парень – осел безмозглый, он ошибся… Что?.. Что ты сказал? Господина ли?.. Где ага?! Что с ним?!
Тут только его взгляд упал на неподвижное тело дядюшки Наполеона. Он кинулся к нему:
– Так ты вместо того, чтобы за врачом бежать и за лекарством, отмщением занялся?.. Ага! Что с вами?
Опустившись на землю, Асадолла-мирза захлопотал возле дядюшки, Маш-Касем, закинув винтовку за спину, бросился помогать ему.
– Да что же произошло? – с беспокойством спрашивал Асадолла-мирза. – Маш-Касем, подай ту циновку, подстелим ее… Эй, мальчик, беги в соседний дом, принеси пузырек с нашатырем… Да живо!
Волнение Асадолла-мирзы заразило всех, все забегали, засуетились. Сам он, продолжая массировать дядюшке руки и ноги, воскликнул:
– Неужели никто не может мне объяснить, что здесь произошло?! Отчего ага потерял сознание?
Пури, тыча тощим пальцем в мою сторону, прошепелявил:
– Во всем виноват этот ублюдок… Он в наш дом бомбу бросил… Хотел убить меня.
– Моменто, бомба попала в агу?
– Нет, только грохот ужасный был. Все стекла вылетели, но в меня не попало.
– Так, значит, ага лишился чувств от грохота?
Пури затряс своей лошадиной мордой:
– Нет, дядюшка после пришел. Я говорю, что этот мерзавец бомбу бросил, а дядюшка говорит, нет, это англичане.
– Ну, это еще не причина для обморока. Наверно…
– А он разволновался очень, – перебил его Пури.
Осторожно похлопывая дядюшку по щекам, Асадолла мирза сказал:
– Вполне вероятно, что это дело рук англичан. Откуда этому невинному младенцу взять бомбу?
– Дядя Асадолла, вы не смотрите, что он обиженным прикидывается, это такой выродок, вы даже представить себе не можете! Ведь он же в прошлом году…
Тут Пури, видно, сообразил, что слишком разговорился, и что напоминать о прошлогоднем происшествии ему невыгодно, так как внезапно замолчал, Я воспользовался случаем.
– Поверьте, дядя Асадолла, я совершенно ни в чем не замешан. Можете спросить Ахтар-ханум, которая здесь была.
Брови Асадолла-мирзы поползли вверх:
– Моменто, моменто, а при чем здесь Ахтар-ханум?
Маш-Касем тоже решил вставить слово:
– Ей-богу, зачем врать? Я, значит, понять не мог, чего этой вертихвостке здесь делать? Когда бонба грохнула, вижу, она из ворот выскочила и давай рысью к своему дому…
Теперь вмешался дядя Полковник:
– Ахтар, сестра Практикана, приходила, чтобы Пури разъяснил кое-что одному из ее родственников, ему надо налог уплатить…
Маш-Касем покачал головой:
– Вот уж на вашем месте я бы эту чертовку наедине с Пури-ханом не оставил… Это она все нарочно придумала, чтобы чужого ребенка с пути сбить…
Я опять улучил момент:
– А еще если Асгар-Трактор проведает, что Ахтар приходила к Пури, он Пури зарежет, на куски его изрубит!
Дядя Полковник и Пури были явно встревожены. Полковник похлопал меня по плечу:
– Сынок, ты так больше не говори… Невзначай дойдет до того хулигана отпетого, он и вообразит, что…
Принесли пузырек с нашатырем, Асадолла-мирза открыл пробку, поднес склянку к носу дядюшки Наполеона. Тут прибежала Лейли. Увидев отца без сознания, она залилась слезами, повторяя:
– Папа, папочка… папочка…
Теперь не хватало только мне зареветь при виде плачущей в три ручья Лейли! К счастью, дядюшка приоткрыл глаза. Асадолла-мирза воскликнул:
– Ну, что я говорил! Слава богу, ничего серьезного… Небольшой солнечный удар… Ага… Ага! Как вы себя чувствуете?
Дядюшка Наполеон поднес руку ко лбу и слабым голосом проговорил:
– Почему… почему я… Мне, кажется, стало дурно…
Несколько мгновений он дико озирался вокруг, потом вспомнил, что произошло. Глянул в тот угол, где валялись остатки разбитой бутыли, и вдруг глаза его округлились, и он закричал:
– Руки прочь, дурак! Кто тебе велел заметать? Отберите кто-нибудь метлу у этого болвана.
Слуга, который намеревался собрать осколки стекла, застыл на месте. Я подскочил и вырвал у него из рук метлу. Нагибаясь за ней, я успел подхватить с земли и почерневший лоскуток – деталь моей адской машины и зажал его в кулаке. Дядюшка, с трудом приподнявшись, сказал:
– Пусть кто-нибудь сходит за Практиканом Гиясабади!
Дядя Полковник и Пури опять забеспокоились. Полковник поспешил сказать:
– Братец, ну зачем вам Практикан? Вы этим глупостям… Нам теперь тоже ясно, что этот ребенок не виноват…
– Я хочу знать мнение Практикана как специалиста, – прервал его дядюшка.
– Да на что нам этот Практикан? Я и сам куда лучше разберусь…
Дядюшка слабым голосом снова оборвал его:
– Не мели ерунды! Ты всю жизнь насчет денег старался, а в этих вопросах ты ничего не смыслишь.
Маш-Касем сейчас же влез в разговор:
– Все-таки аге лучше знать… Сколько мы с агой пороху нюхали около этих пушек да винтовок… Да, славное было времечко! Англичаны чем только в агу не стреляли из пушек из своих… Эх, много лет прошло, а все словно бы вчера! Помню я в бою под Мамасени у нас один пушкарь был – ему скажешь, стреляй по Кяхризаку, а он, чтоб ему лопнуть, по Гиясабаду лупит… Все снаряды извел, последний снаряд остался… Ага, храни его господь, сам к пушке встал, будто лев… Сам прицелился! С одного выстрела все палатки английские, все их знамена и хоругви эти разлетелись, только дым пошел… А после, как мы вошли туда, смотрим, снаряд-то угодил англичанам прямо посередь стола… Все миски с похлебкой, плов-шашлык ихний на клочки разнесло…
Дядя Полковник в раздражении проговорил:
– Маш-Касем, будет когда-нибудь конец твоей брехне?
Но Маш-Касем, который рассчитывал на поддержку своего хозяина, совсем обнаглев, завопил:
– Это что же – может ага из пушки стрелять не умеет?.. Может, вообще ничего?.. Может, вся война аги с англичанами – брехня?
– Когда я такое говорил? – произнес Полковник. – Я к тому веду, что сейчас таким речам не время…
К счастью, на том перебранка и прекратилась: во двор с младенцем на руках вошел Практикан Гиясабади и следом за ним Гамар.
Хотя Практикан по-прежнему покуривал терьяк, цвет лица и все его обличье изменились к лучшему. На нем был темно-синий в полоску костюм, крахмальный воротник белой рубашки так и сверкал, длинные пряди волос с висков зачесаны назад, так чтобы лысина не бросалась в глаза. Гамар тоже стала другой. Она немного похудела, а глаза ее так и светились счастьем.
Асадолла-мирза потряс дядюшку Наполеона за плечо:
– Ага… ага… Откройте глаза – Практикан пришел.
Дядюшка разомкнул веки и чуть слышно проговорил:
– Господин Практикан; в этом доме сегодня произошел взрыв… Наверно, грохот и до вас докатился. Я хочу, чтобы вы как специалист осмотрели место происшествия и доложили мне, какого рода взрывчатка была применена.
– Странно, что я ничего не слышал… Хотя наш дом в стороне стоит, а я еще вздремнул малость…
– Ослепи господь их косые глаза, – сказал Маш-Касем. – Спаси бог от англичанов этих…
Похоже было, что он хотел таким образом подбросить Практикану ключ к решению загадки. Но тот резко проговорил:
– Молчать! Я согласен вести дело с условием, что никто не будет вмешиваться. Гамар-джан, возьми-ка Али.
Практикан передал малыша Гамар, вытащил из кармана лупу и принялся разглядывать осколки стекла. Сынишка Гамар был на редкость красивым ребенком. Хотя наше семейство силилось доказать, что всеми чертами и особенно круглым личиком он смахивает на сестру Практикана, в глаза бросалось его сходство с Дустали-ханом.