Возвращение домой.Том 1 - Пилчер (Пильчер) Розамунд. Страница 112

— Пассажирские суда будут ходить, как всегда. Ты должна отправиться в Сингапур, ты ждала этого так долго. — Филлис замолчала и немного погодя покачала головой. — Ужасно, правда? Во всем такая неопределенность. Все не так. И чего надо этому Гитлеру? Почему он не может оставить людей в покое? А эти бедные евреи… Что плохого, если ты еврей? Уж кто кем родился, тут ничего не переменить. Все — творения Божьи. Не понимаю, к чему весь этот сыр-бор… переворачивать мир вверх дном, разлучать семьи…

Внезапно у Филлис в голосе зазвучала скорбь, и Джудит постаралась утешить ее.

— Но у тебя все будет хорошо, Филлис. Горное дело — важная отрасль, шахтеры будут освобождены от призыва. Сирилу не придется идти в солдаты, он останется работать в шахте в Гиворе.

— Хорошо бы… — ответила Филлис. — Но он все равно пойдет, можешь не сомневаться. Так он решил. Призовут его или нет, а если грянет война, он пойдет служить на флот.

— Служить на флот? Но с чего бы ему идти на флот, если от него этого не требуется?

— Честно говоря, — призналась Филлис, — он сыт по горло работой в шахте. Отец его был шахтером, но Сирил никогда не хотел идти по его стопам, с детства мечтал быть моряком. Торгового флота или что-нибудь в этом роде. Но отец даже слышать не желал об этом, и в наших местах Сирилу ничего другого не оставалось, как пойти в горняки. Бросил в четырнадцать лет школу — и все.

Хотя Джудит всей душой болела за Филлис, нашлась в ее сердце и, толика сочувствия Сирилу. Она не могла представить себе худшей участи, чем необходимость против желания работать под землей. Но, как бы там ни было, Сирил человек семейный, у него на плечах Филлис и Анна.

— Ты хочешь сказать, что в случае войны он намерен воспользоваться долгожданной возможностью?

— Вроде того.

— Но как же ты?! И малышка?

— Не знаю. Как-нибудь, даст Бог, проживем.

Вот она, еще одна причина для беспокойства. В голове у Джудит зароилось множество вопросов, но один из них был важнее прочих.

— Кому принадлежит этот дом?

— Горнопромышленной компании. Они предложили его Сирилу, еще когда мы не были женаты. Если бы не это… мы бы до сих пор «гуляли». У нас не было ровным счетом никакой мебели — родные помогли. Моя мама подарила нам кровать, а бабушка Сирила разрешила взять этот стол и несколько стульев.

— Вам нужно платить квартирную плату?

— Нет, это вроде временного жилья.

— Значит… если Сирил уйдет воевать, тебе придется съехать отсюда?

— Они не позволят мне жить тут одной. Дом потребуется для другого работника.

— И что тогда?

— Наверно, вернусь к маме.

— В домик в Сент-Джасте? Филлис, для тебя там не хватит места!

— В тесноте — не в обиде.

— Ох, как это жестоко!

— Я пыталась переубедить его, Джудит. Пыталась заставить посмотреть на все с моей точки зрения. Но он такой упрямый. Я тебе говорю, он всю жизнь только и мечтал о том, чтобы плавать… Иногда, — хмыкнула Филлис, — мне кажется, он молится о том, чтобы поскорее началась война.

— Не смей даже думать такое! Уверена, что это не так. Сирил понятия не имеет, с чем столкнется — там ведь не просто море, там пушки, торпеды, подводные лодки и бомбы.

— Я все это ему говорила. Но нельзя запретить мужчине пойти сражаться за свою страну. И ты не можешь отнять у человека то единственное, о чем он всегда мечтал.

— Нет, просто я думаю, это ужасно несправедливо. А как же твои желания и мечты?..

— Мои мечты? Знаешь, чего я хочу? Я думаю иногда об этом. Я хочу жить в красивом доме, с цветами и настоящей ванной. Избаловалась я, пока жила с вами в Ривервью. Там я увидела впервые в жизни ванную — всегда горячая вода, стоит только открыть кран, и аромат мыла твоей матери… А сад? Никогда не забуду этот сад, как мы сидели там летними деньками и чаевничали на свежем воздухе. И всюду цветы. Я посадила перед домом анютины глазки, но тут нет солнца, один только ветер. И ни кусочка земли на заднем дворе. Нет, я не жалуюсь. У нас есть крыша над головой, и, наверно, это лучшее жилье, какое у меня когда-либо будет. Но ведь мечтать не вредно, правда?

— Да… мечтать не вредно, — вздохнула Джудит.

Они опять замолчали — темы для разговора как-то неожиданно иссякли, и казалось, им больше нечего сказать друг другу. Все было слишком ужасно, слишком печально. Наконец Филлис рассеяла унылые чары. Она откинулась на спинку стула и неожиданно усмехнулась.

— Бог ты мой, — воскликнула она, — и что это мы сидим тут кислые, точно две старухи на похоронах! — Джудит вспомнила с любовью и благодарностью, что в любой, даже самой трудной ситуации Филлис всегда умела найти повод для шутки. — С такими мрачными лицами, будто приговорены к расстрелу!

— Как там твоя мама говорила, Филлис? «Ничего, бабушка надвое сказала, может, все еще обойдется».

— А нет, так «перемелется — мука будет». — Филлис сняла крышку с заварочного чайника и заглянула внутрь. — Похоже, чай уже холодный как лед и черный как деготь. Почему бы нам еще раз не вскипятить чайник и не заварить свеженького?

Только под вечер Джудит наконец распрощалась с Филлис и отправилась в обратный путь. Пока они с Филлис разговаривали, погода испортилась. Небо нахмурилось, густые тучи, надвинувшиеся с моря, принесли с собой сырой туман, растекающийся все дальше и дальше в глубь материка. Анну пришлось разбудить и внести в дом, Филлис открыла дверцу плиты, чтобы взбодриться видом пылающего угля.

«Дворники» на стеклах автомобиля Джудит ходили взад-вперед, и мокрая дорога змеилась свинцово-серой лентой посреди размякших на дожде вересковых полей. Вдобавок к тоскливой погоде на сердце Джудит тяжким бременем легла тревога за Филлис. «Теперь у нас есть дом, — сообщала Филлис в письме, — и мы собираемся пожениться». А чуть позже: «У меня будет ребенок». Казалось, все благополучно и она получила как раз то, чего хотела всегда и, более того, чего заслуживала. Но действительность обернулась горьким разочарованием, и Джудит больно было оставлять Филлис в этом убогом, уродливом коттеджике где-то на краю света. Когда они попрощались и Джудит, развернув машину на дороге, тронулась в обратный путь, Филлис с малышкой все еще стояла на пороге своего домика и махала рукой; но вот дорога повернула, и они потеряли друг друга из виду.

Несправедливо… Какая вопиющая несправедливость.

Она стала вспоминать Филлис в прежние времена, в годы жизни в Ривервью. Они любили ее, полагались на нее, относились к ней как к члену семьи, оттого-то она и оставалась с ними до самого конца. Невозможно было припомнить, чтобы Филлис когда-нибудь злилась, ругалась или брюзжала, и кухня, где она хозяйничала, всегда была милой гаванью смеха и дружеской болтовни. Джудит вспомнила, как они гуляли вместе, собирали полевые цветы. Как приятно было глядеть на Филлис в похрустывающем крахмальном переднике в бело-розовую полоску, когда она пускалась в погоню за Джесс вверх по лестнице или шла, неся им чай, по лужайке к тутовому дереву, под которым они сидели. И горше всего было вспоминать о том, как от нее сладко пахло тальком после ванны, какими пушистыми становились ее волосы после того, как она вымоет их шампунем…

Впрочем, глупо было предаваться сантиментам. В конце концов, Филлис вышла замуж за Сирила по собственной воле, она ждала этого многие годы. Сама дочь горняка, она знала лучше, чем кто-либо другой, что ее ждет. И дочка у них очаровательная, и, по-видимому, едят они досыта, но все-таки… как несправедливо!

Почему из всех людей именно Филлис приходится жить и воспитывать своего ребенка в таких условиях оттого только, что муж ее — шахтер? Почему семьи горняков не живут, как Уоррены, в симпатичных домах? Отчего торговать бакалеей занятие более денежное, чем добывать руду? Несомненно, тот, кто занимается тяжелым трудом глубоко под землей, должен зарабатывать больше. И почему люди вроде Кэри-Льюисов купаются в деньгах, не знают отказа ни в чем и — надо сказать — испорчены роскошью, в то время как прекрасная женщина Филлис вынуждена всякий раз кипятить воду, чтобы вымыть посуду, и в любую погоду совершать путешествие через двор только для того, чтобы сходить в уборную?