Возвращение домой.Том 1 - Пилчер (Пильчер) Розамунд. Страница 25

— Луиза говорит, что вы совсем недавно поселились в Пенмарроне, — сказала Молли.

— Три месяца назад. Увы, в арендованном доме.

— И вы играете в гольф?

— Да, люблю сыграть раунд-другой. — Он подмигнул Луизе. — Хотя до вашей золовки мне далеко. А, Луиза? Когда-то мы вместе играли в Индии. Еще при жизни Джека.

— И давно вы вышли в отставку? — Ей это было абсолютно безразлично, но она чувствовала, что ради Луизы обязана быть любезной и выказать хоть сколько-нибудь притворной заинтересованности.

Пapy лет тому назад. Выписался из полка и вернулся в родную Англию.

— Долго прожили в Индии?

Весь срок своей службы. — Нетрудно было представить, как он играет в поло или отчитывает подчиненных. — В девятнадцать лет я начал младшим офицером на северо-западной границе. Нелегкая это была работка, скажу я вам, — держать этих афганцев в ежовых рукавицах, чтобы они не забывали свое место. Никому не хотелось попасть кому-нибудь нз этих молодчиков в руки. А, Луиза? — Луиза промолчала, ей явно не хотелось продолжать разговор на эту тему, но Билли Фосетт нимало не смутился. — После Индии, — продолжал он, — я понял, что холод — это не по мне, и решил: а почему бы не попытать счастья в Корнуолльской Ривьере [20]? К тому же, знакомство с Луизой сыграло свою роль. Когда столько лет проживешь за границей, испытываешь, знаете ли, дефицит друзей.

— А жена разделяет ваши чувства?

Он малость опешил, как Молли и рассчитывала.

— Прошу прощения?..

— Ваша супруга, она тоже боится холода?

— Я холостяк, моя дорогая. Так и не встретил свою маленькую мемсаиб [21]. В тех местах, где я воевал, хорошенькие девушки были наперечет.

— Да, — согласилась Молли. — Конечно.

— Да ведь вы и сами испытали на себе все тяготы жизни на форпостах нашей обширной империи. Где вы жили? Луиза как будто говорила, в Рангуне?

— Нет, в Коломбо. Но мой муж получил новую работу, и теперь мы переезжаем в Сингапур.

— Да-да! Большой бар в отеле «Раффлз». Не жизнь, а сказка!

— По-моему, мы будем жить на Орчард-роуд.

— И у вас есть дочка-школьница? Будет гостить у Луизы на каникулах? С нетерпением жду встречи с ней. Нам здесь не хватает молодежи. Я бы мог познакомить ее с окрестностями…

— Она четыре года прожила в Пенмарроне, — холодно заметила Молли, — так что едва ли нуждается в экскурсоводе.

— Ну, да. Разумеется, вы правы. — Язвительное замечание Молли, похоже, ничуть не обескуражило толстокожего полковника, и он все не унимался: — Но все-таки неплохо, когда рядом старый друг.

При мысли о таком друге для Джудит Молли переполнило глубокое отвращение. Фосетт не нравился ей. Она не могла сказать почему, указать определенную причину — просто безотчетная антипатия. Очевидно, он абсолютно безобидный человек, к тому же—старый друг Луизы, а Луиза далеко не глупа, она — стреляный воробей. И все же, как она терпит его присутствие? Почему не возьмет за шкирку и не выкинет за дверь, как собачонку, наделавшую на дорогой ковер?

Жар от камина вдруг сделался нестерпимым, в комнате стало нечем дышать. Молли ощутила, как горячая волна поднимается по телу вверх, добирается до лица и бросается в щеки пылающим румянцем. Она почувствовала, что не может больше выносить этого ни единой секунды, оттянула манжету и посмотрела на часики.

— Простите меня, я на минутку вас покину. — Нужно выбраться на улицу, на свежий воздух, или она, не дай Бог, упадет в обморок прямо у них на глазах. — У Джесс такой беспокойный сон, проверю, как она… — Молли встала и попятилась к лестнице. — …И сразу назад.

Луиза, к счастью, не заметила ее замешательстза и лихорадочного румянца на лице:

— Почему бы тебе не налить себе еще полбокала, когда вернешься, — предложила она.

Оставив их вдвоем, Молли поднялась наверх, в спальню, Джесс мирно спала. Молли достала из гардероба теплое пальто и накинула его на плечи. Выйдя из комнаты, спустилась по черной лестнице в столовую, где для них с Луизой уже был накрыт стол на двоих; Двустворчатая застекленная дверь в дальнем конце столовой вела в маленький садик с вымощенными дорожками, окруженный высокой живой изгородью из эскалонии, частично защищающей его от ветра. Здесь Луиза выращивала скальные растения и душистый тимьян, а в хорошую погоду устраивала непринужденные, неофициальные ужины или вечеринки на свежем воздухе. Отдернув тяжелые бархатные портьеры, Молли отодвинула задвижку двустворчатых дверей и вышла наружу. В ту же секунду на нее яростно набросился ветер, вырывая из рук тонкие створки, и пришлось с ним побороться, пока она осторожно закрывала за собой дверь, опасаясь громким стуком привлечь внимание. Потом она обернулась навстречу вечерней тьме и с облегчением отдала наконец свое разгоряченное тело пронизывающему холоду, словно встав под ледяной душ. Набрав полные легкие чистого, холодного воздуха, Молли уловила запах далекого моря. Ей было безразлично, что ветер растрепал ее прическу.

Стало получше. Молли закрыла глаза, ощущение удушья прошло. Она освежилась, остудилась, успокоилась. Открыв глаза, посмотрела в небо. В вышине мерцал, то угасая, то снова загораясь, лунный серп, неслись черные тучи. Над головой раскинулось звездное небо — бесконечное пространство, космос. Молли превратилась в ничто, в микроскопическую частичку разума, затерявшуюся в мироздании, и сердце ей сдавил невыносимый страх, знакомое паническое чувство. Кто я? Где я? Куда я иду и что меня там ждет? Она знала, что охвативший ее ужас не имеет отношения к этой ночи с ее разбушевавшимися стихиями. Ветер и мрак были явлениями знакомыми и привычными, а страх и неясные предчувствия коренились не где-то вовне, а внутри нее самой.

Она затрепетала от ужаса. «И призрак, вставший над твоей могилой…», — прозвучало у нее в памяти. Нащупав полы своего толстого пальто, Молли запахнула их на груди. Попыталась думать о Джудит, но это было тяжелее всего — словно вспоминать дитя, которого уже нет на свете, с которым никогда больше не свидишься.

Она заплакала, изливая в слезах свое материнское горе. Слезы подступали к глазам, переполняли их и скатывались солеными каплями вниз по щекам, тотчас осушаемые порывами ветра. Они дарили чувство облегчения, и она не пыталась их сдерживать. Постепенно ее ужас и растерянность растаяли, Молли снова стала сама собой. Она не имела представления, сколько времени прошло, но почувствовала внезапно, что очень замерзла и не может больше стоять на ветру. Она повернулась и вошла в дом, закрыв за собой створки дверей и задернув их портьерами. Поднялась наверх в спальню по черной же лестнице, ступая мягко, по возможности беззвучно. Повесила пальто в шкаф и, кинув взгляд на кровать, испытала искушение забиться под одеяло и уснуть в блаженном одиночестве. Но вместо этого отерла лицо смоченным в горячей воде хлопчатобумажным полотенцем, припудрилась и причесалась и тогда только, полностью приведя себя в порядок, вернулась в гостиную.

Когда она спустилась, Луиза взглянула на нее с недоумением.

— Молли, где ты так долго пропадала?

— Сидела с Джесс.

— Все в порядке?

— О да, — ответила Молли. — В полном порядке.

«Школа св. Урсулы. 2 февраля 1936 г.

Дорогие мама и папа!

Воскресенье у нас день переписки, и вот я пишу вам это письмо. У меня все отлично, понемногу привыкаю к новому месту. Выходные тут проходят интересно. По утрам в субботу мы готовим уроки, а днем играем на воздухе в игры. Вчера мы играли в нетбол и в «банку». Воскресным утром мы ходим в церковь, выстроившись парами в ряд, — очень скучное путешествие, и в самой церкви порядком скучно, приходится часто вставать на колени, там кадят ладан, и одной девочке от него стало плохо. Потом мы возвращаемся на обед, после чего опять променад (будто прогулки в церковь мало), и вот — время, отведенное для писания писем, и чай. После чая наступает самое приятное: мы идем в библиотеку, и мисс Катто читает нам вслух. Сейчас она читает «Овечий остров» Джона Бакана — очень интересно, дождаться не могу продолжения, так хочется узнать, что будет дальше.