Возвращение домой.Том 1 - Пилчер (Пильчер) Розамунд. Страница 60

Но приносящие облегчение слезы почему-то не шли.

— Я в порядке.

— Умница. Знаешь, о чем я подумала? Я подумала: неплохо было бы нам выпить чаю. Хорошая мысль?

Джудит кивнула. Мисс Катто подошла к стене сбоку камина и нажала на звонок.

— Классическое средство против любой беды, не так ли? Чашка вкусного, горячего чая. Понять не могу, почему я не подумала об этом раньше.

Она не стала возвращаться за стол, а расположилась в маленьком креслице у камина. Там уже все было готово для растопки, но огонь не разожжен; не говоря больше ни слова, мисс Катто взяла спички, наклонилась и подожгла скомканную газету и сухую лучину. Откинувшись на спинку кресла, она следила, как пламя занялось и языки его заплясали над горкой угля. Потом заговорила:

— Я лишь пару раз встречалась с твоей тетей, но она мне очень нравилась. В ней чувствовался здравый смысл. Ясный, бодрый ум. Это была личность в подлинном смысле слова. Я была за тебя спокойна, знала, что ты в надежных руках.

Беседа естественным образом коснулась жизненно важной темы. Джудит отвела взгляд к окну и постаралась, чтобы ее голос прозвучал как можно непринужденнее.

— Где я теперь буду жить?

— Это мы и должны решить.

— Есть тетя Бидди.

— Разумеется. Миссис Сомервиль, в Плимуте. Твоя мама рассказала мне о Сомервилях, и у меня есть их адрес и телефон. Видишь ли, Джудит, когда родители ребенка за границей, мы обязаны знать о всех близких родственниках. Иначе груз ответственности, которая ложится на наши плечи, будет совершенно непосильным.

— Тетя Бидди всегда говорила, что при желании я могу поехать к ней. Она уже знает о тете Луизе?

— Нет еще. Сначала я хотела поговорить с тобой. Но я ей непременно сообщу.

Раздался стук в дверь. Мисс Катто сказала: «Войдите», и в комнату заглянула одна из горничных.

— А, Эдит, спасибо. Не могла бы ты принести нам чаю? Две чашки и, пожалуй, немного печенья.

Девушка пообещала мигом управиться и закрыла дверь. Мисс Катто продолжила так, словно их не прерывали.

— Ты хотела бы ездить на каникулы к своей тете Бидди?

— Да, очень. Я люблю и ее, и дядю Боба. Они добрые и веселые. Но дело в том, что они не всегда будут в Плимуте. Рано или поздно они уедут из Кейхама, дядя Боб, может быть, снова пойдет служить на флот. Тётя Бидди собирается купить небольшой дом, У них никогда не было собственного угла…

Она умолкла.

— Есть ли кто-нибудь еще, кроме них?

— Есть еще миссис Уоррен. Хетер Уоррен была моей лучшей подругой в гюрткеррисской школе. Мистер Уоррен — хозяин бакалейной лавки, мама их очень любила. Я уверена, они разрешили бы мне пожить у них.

— Что же, значит, у нас уже есть выбор, — улыбнулась мисс Катто. — Мы все уладим. Не забывай, что ты окружена друзьями. Ага, вот и наш чай… Благодарю, Эдит, поставь на столе… Ну, Джудит, почему бы тебе не пересесть с этого неудобного стула сюда, к огню?..

Итак, сказала себе Мьюриэл Катто, худшее позади, печальную весть она сообщила, и девочка как будто спокойно приняла ее, сохранив самообладание. Это был третий случай за время ее работы директрисой, когда она была вынуждена исполнять эту горькую обязанность — сообщать кому-то из воспитанниц о смерти близких, — и каждый раз при этом она чувствовала себя убийцей. Ибо в таких случаях вестник становится убийцей. Пока роковые слова не произнесены, любимый человек все еще жив — спит, просыпается утром, занимается своими делами, звонит по телефону, пишет письма, ходит на прогулки, дышит и видит. Он умирает только тогда, когда становится известно о его смерти.

С самого начала своей карьеры мисс Катто установила для себя строгие правила: беспристрастное отношение ко всем ученицам и никаких любимчиков. Однако Джудит, сама того не сознавая, смогла каким-то образом пробить брешь в этой системе, и мисс Катто, при всей ее суровой, деловой непредвзятости, никак не удавалось остаться равнодушной к обаянию этой девочки. Джудит хорошо прижилась в «Святой Урсуле» и пользовалась популярностью среди соучениц. Она ровно успевала по всем предметам и добивалась похвальных результатов в занятиях спортом. Связь с Кэри-Льюисами была дополнительным плюсом, и даже экономка не находила повода жаловаться на поведение Джудит.

И теперь вот такое.Удар, который мог нарушить душевное равновесие девочки и свести на нет все достигнутое. Сидя у себя за столом в ожидании прихода Джудит и сохраняя внешнюю невозмутимость, но с тревогой на душе, мисс Катто с ужасом поймала себя на мысли: «Лучше бы эта трагедия произошла с любой другой девочкой из ее школы, только не с Джудит».

Конечно, Джудит находилась в особых обстоятельствах — она была одинока, оторвана от своей семьи, у нее не оставалось никого, кто мог бы поддержать ее в горе. Но не в этом коренился повод для симпатии — дело было в самой девочке. В ее стоическом смирении перед долгой разлукой с родителями (никогда не позволяла она себе слез или приступов раздражения), в обезоруживающей прямоте, в очаровательной мягкости характера; все это было заложено в ней от природы, ибо мисс Катто знала, что такие качества невозможно привить.

К тому же, она находила Джудит очень привлекательной внешне. Все обыкновенные изъяны подросткового возраста были налицо: непропорционально длинные ноги, худые плечи, веснушки, торчащие уши; однако они не портили внешность Джудит, наоборот, придавали ей изюминку какой-то очаровательной нескладности. И еще у этой девочки были поистине прекрасные глаза. Серо-голубые, очень большие, с кристально чистыми зрачками, обрамленные темными длинными ресницами, и, как бывает у маленьких детей, каждая мысль и каждое чувство отражались, точно в зеркале, на ее живом, выразительном лице, словно Джудит так и не научилась лукавить и изворачиваться. И мисс Катто молила небо, чтобы она никогда не постигла эту науку.

Они прихлебывали горячий, бодрящий чай и разговаривали — теперь уже не о тете Луизе, а об Оксфорде, где выросла мисс Катто.

— …Счастлив тот, чье детство прошло в этом месте. Город дремлющих шпилей, город колоколов, велосипедов, молодежи и безграничных знаний. У нас был старый дом на Банбери-роуд, большой, расползшийся вширь, с обнесенным стеной садом, в котором росло тутовое дерево. Отец мой был профессором философии, мама тоже работала в университете, постоянно писала, преподавала, занималась научными исследованиями. Если не считать времени каникул, дом постоянно наводняли студенты, приходившие на консультации, и парадная дверь никогда даже не закрывалась, никто и в звонок не звонил, так что нигде не было спасения от сквозняков. — Она улыбнулась. — Не правда ли, у человека в памяти всегда остаются запахи. Из них складывается атмосфера дома, в котором ты жил ребенком: старые книги, лак, старинная мебель и сырой, кисловатый древний камень. Бывает, эти запахи снова застают тебя врасплох, и ты неожиданно переносишься в прошлое, становишься восьмилетней девочкой…

Джудит попыталась представить мисс Катто восьмилетней девочкой, но не смогла.

— Я понимаю, что вы имеете в виду. В нашем доме в Коломбо пахло океаном, потому что мы жили прямо на берегу, а в саду росло цветущее экзотическое дерево, по ночам оно сильно и сладко благоухало. Были и другие запахи — неприятные. Дезинфицирующий состав, и канализация, и средство против насекомых, которое везде распрыскивала служанка.

— Насекомых?! Какой ужас! Терпеть не могу ползучих тварей. И много было насекомых?

— Да. Москиты, пауки, рыжие муравьи. А иногда и змеи. Один раз к нам в сад залезла кобра, и папа пристрелил ее из ружья. А в ванную иногда забирались змеи поменьше. Они заползали по канализационным трубам. Нас приучали быть очень осторожными, ведь их укусы смертельно ядовиты.

— Какая жуть! Я боюсь змей,

— В Коломбо было немало заклинателей змей. Мы часто их видели, когда ездили за покупками в старую часть города. Они сидели на траве со скрещенными ногами и играли на своих дудочках, а змеи, извиваясь, поднимались из корзин. Мама не выносила их, а мне нравилось смотреть. — Джудит взяла еще одно печенье и стала задумчиво жевать. — А я никогда не бывала в Оксфорде, — прибавила она.