К своей звезде - Пинчук Аркадий Федорович. Страница 5

На фронте все проще делалось. Правда, и машины были попроще. Начинал учебу Чиж в тылу на ЯК-1. Прибыл на фронт – ему дают новенький ЯК-3. Все вроде то же самое и вместе с тем – непривычно.

Был у него комэска Филимон Качев. Молчун, каких Чижу никогда в жизни не доводилось видеть. Летчики смеялись: Филимона только по радио и слышим. Принимая в эскадрилью сержанта Чижа, Качев внимательно перелистал его летную книжку, постучал по обложке пальцами и сказал:

– Примешь «десятку». Двое суток из кабины не вылезать.

Чиж приказ исполнял буквально. На Украине стояли теплые сентябрьские ночи, в кабине было уютно и надежно. Чиж наспех перекусывал, даже не обращая внимания, что техник его подкармливает добытым где-то доппайком, тщательно вытирал руки, прежде чем надеть кожаные перчатки, и продолжал «полеты». Сначала он сочинял задание, определял состав противника и, согласно этой легенде, начинал «действовать». Условно, естественно. Подготовка к запуску, запуск, выруливание на старт, взлет, набор высоты и далее – бой.

Женя Гулак – техник его самолета – лежал под крылом с раскрытой книгой. Когда Чиж узнал, что вместо инструкции к ЯК-3 Гулак читает «Графа Монте-Кристо», хотел тут же у самолета побить этого ангела-хранителя. Удержало уважение к возрасту – Гулак был старше Чижа на целых пять лет, да и на фронте с первого дня войны.

Когда Чиж остыл, техник снисходительно улыбнулся:

– Фамилия мне твоя по душе, – сказал он. – Характер у тебя летный, пашешь глубоко. А за меня будь спок, я этот самолетик еще на конвейере прощупал…

Позже Чиж узнал, что Гулак в числе других техников ездил на завод получать новые самолеты, помогал в их сборке и даже встречался с самим Яковлевым. Да и в деле он доказал, что за его знания переживать не следует.

Когда истекли вторые сутки освоения новой техники, Чижа разбудил в кабине Филимон Качев. Капитан был строг и молчалив. Только спросил:

– Готов?

– Так точно, – ответил Чиж.

Качев ушел. А спустя полчаса Чиж получил приказ на вылет. Ведущим шел сам комэска.

Уже на разбеге Чиж почувствовал легкость и мощь нового самолета. В воздухе он оценил его маневренность и скорость. Особенно когда завязался бой с «фоккерами».

Задача ведомого – прикрывать тылы ведущего. Да и свой хвост подставлять не следует. И Чиж то и дело просматривал заднюю полусферу. В какое-то мгновение он прозевал начало маневра ведущего и, когда увидел его самолет, покрылся потом. В хвост Филимону пристраивался фриц.

Дав мотору полный газ, Чиж бросил ЯК на крыло и зримо почувствовал, как выигрывает время и расстояние у фашиста. «Фоккер» сам залез Чижу под пушки, и тот по-деловому коротко нажал гашетку. Удар, видимо, пришелся по бензобакам. «Фокке-Вульф-190», окутавшись пламенем и дымом, сразу развалился на куски.

– Молодец! – только и сказал комэска.

Видимо, взорвавшийся «фоккер» пошатнул психику его партнеров по звену. Они дружно отвалили в сторону и, попросту говоря, дали деру.

На обеде Филимон разговорился.

– Я вылетел посмотреть его пилотаж, а он начал «фоккеры» сшибать, – сказал он на полном серьезе. – Теперь придется наградной писать.

Филимон Качев погиб непростительно глупо. За полчаса до его возвращения из боя какой-то одинокий бомбардировщик сбросил на аэродром две бомбы. Одна из них взорвалась на летном поле, другая в лесу, не причинив никакого вреда. Но воронку при посадке «нашел» самолет Филимона. Истребитель скопотировал, а летчик, ударившись головой о прицел, погиб. Его похоронили недалеко от Кенигсберга у шоссейной дороги, ведущей на Тильзит. Только на похоронах и узнали летчики, сколько орденов получил за свою короткую жизнь их боевой комэска. Еще узнали, что Филимон Качев – воспитанник колонии имени Ф. Э. Дзержинского, что у него не осталось на этом свете ни одного родного человека, что даже Роза Халитова из метеослужбы, которая была влюблена в него и с которой он встречался иногда в нелетную погоду, месяц назад убыла в другую часть, не сообщив никому своего адреса.

«Значит, мы, оставшиеся в живых, обязаны сохранить это имя в своей памяти, – думал тогда Чиж, – рассказать о нем своим детям и внукам, чтобы они рассказали своим детям и внукам. Вместе с человеком не должно умирать его имя. Живые должны его помнить».

Половину этой клятвы Чиж добросовестно выполнил. В любом случае, когда у него возникала необходимость сослаться на чей-то нравственный пример, Чиж говорил:

– Мой друг Филимон Качев в подобной ситуации поступал иначе…

Юля с детства усвоила эту фразу и, если обстоятельства ее ставили перед трудным выбором, спрашивала отца:

– Как бы в этом случае поступил твой друг Филимон Качев?

Рассказывая о своем комэска, Чиж не лукавил. Они действительно подружились после первого боевого вылета. Чиж стал у Филимона постоянным ведомым, даже после присвоения Чижу офицерского звания они летали вместе, хотя многие однокашники-лейтенанты в то время уже сами выводили молодых пилотов.

Чиж не рвался в лидеры. Когда завязывался воздушный бой, трудно было сказать, кто у кого ведомый. Они оба бережно охраняли друг друга, умели если надо поменяться местами, из-за крыла, как любил говорить Филимон, ударить по фрицу и тут же прикрыть хвост товарищу.

После похорон Качева Чижу приказали принять эскадрилью. Оказалось, что Филимон был молчаливым только с подчиненными. Командир полка с его слов знал буквально все о летчиках Филимонова войска. Эскадрилья носила это шутливое название до самой победы. А Качеву было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

– Хватит притворяться, папуля, – сказала Юля, – укладывая на голову венок. – На кого я похожа?

– Флора! – Чиж подвинулся, освобождая место дочери. – Уставом подобный головной убор не предусмотрен, между прочим.

Юля вытащила из кармана зеркальце, подышала на него, протерла обшлагом рубашки и выставила руку вперед. Зеркальце было повернуто так, чтобы видеть лицо Чижа.

– Что ты там увидела?

– Что ты у меня самый красивый полковник во всей военной авиации.

– Понятно, – усмехнулся Чиж, – что будешь просить?

– Магнитофон. Говорят, что с магнитофоном очень удобно изучать английский.

– Марка?

– «Сони», «Филлипс», «Грюндиг».

– У нас в магазине?

– В комиссионке, в Ленинграде.

– По маме заскучала?

Юля не ответила.

– Ну что ж, магнитофон – дело хорошее. В субботу получишь увольнительную.

– Спасибо, – Юля чмокнула Чижа в щеку. – Ты у меня действительно самый красивый полковник в авиации.

– Юля, имей совесть.

– Ну, согласись, тащиться по Ленинграду с магнитофоном такой хрупкой девочке.

– Не смогу я, наверное. – Чиж достал трубку, коробку с табаком. – Можно?

Юля обиженно пожала плечами.

– Вторая сегодня, – в его голосе звучала мольба.

– Кури. Только не до конца.

Чиж зажег спичку и поднес огонь к упруго вздувшимся стружкам табака. Треугольный флажок пламени повернулся вниз, оторвался от спички и застрял в табаке.

– Прилетит Волков, все закрутится вверх тормашками. Не до поездок будет.

– Ты уже не командир, руководитель полетов. А полетов в субботу и воскресенье не будет.

– Вдруг ему понадобится со мной посоветоваться?

Юля хмыкнула. Чиж сделал вид, что не заметил. Иначе следовало бы обидеться, хотя она, конечно, права, заноза конопатая. Волков уже давно с ним не советуется. А теперь, когда полк пересядет на новые самолеты, Чиж и вовсе будет ни к чему. С летающей публикой быть на равных тяжко, если ты сам не летаешь. Кто-кто, а Чиж это знает.

Да и на должности руководителя полетов надо быть летчиком. Пока ты безошибочно знаешь каждое движение пилота, принимающего твои команды, смотришь его глазами на приборы, чувствуешь спиною тяжесть растущих перегрузок, ты будешь на своем месте. Новый самолет – это уже новый самолет.