Бюст Бернини - Пирс Йен. Страница 26

— Флавия? — изумился Аргайл.

— Да, Боттандо мне сообщил. Это немного вас взбодрит, верно?

Аргайл поблагодарил его за новость.

— Вы в порядке?

До чего же однообразны речевые обороты в этой части света, подумал Аргайл и повернул голову, чтобы взглянуть на очередного посетителя.

— Мистер Тейнет? — удивленно воскликнул он.

Директор музея, как казалось Аргайлу, не принадлежал к типу людей, которые носятся по больницам с букетами и фруктами. Но то, несомненно, был Тейнет. Стоял возле койки и озабоченно смотрел на него.

— Как это мило, что вы меня навестили.

— Меньшее, что я мог сделать. Очень огорчился, узнав об этом происшествии, и испугался за вас. Ну и за нас, разумеется, тоже.

— Тяжелая выдалась неделя, мистер Тейнет?

Директор музея открыл рот, собираясь сказать что-то, но передумал и тяжело опустился на стул. Аргайл внимательно посмотрел на него. Очевидно, что этот человек пришел с самыми, добрыми намерениями, утешить его и развеселить. Но столь же очевидно, что ничего у него не получится. Собеседник Тейнета был благодарный — нога подвешена на распорке, бежать невозможно — есть перед кем излить душу.

— Что случилось? — спросил Аргайл. — Похоже, вы обеспокоены; чем-то?

Слабо сказано. На самом деле Тейнет выглядел просто ужасно. Под глазами синеватые мешки, указывающие на то, что последние несколько дней он почти не спал. Все в Тейнете, от усталой неверной походки до выражения глаз, говорило о том, что он на пределе. Впрочем, в весе директор музея не потерял.

— Мы в безвыходной ситуации. Нет, вы просто не представляете, что происходит.

— Похоже, дела действительно плохи, — сочувственно произнес Аргайл и осторожно повернулся — поправить подушки и устроиться поудобнее. Разговор, как он понял, предстоит долгий.

Тейнет скорбно вздохнул и начал:

— Боюсь, музей могут закрыть. И это как раз в тот момент, когда мы почти решили вопрос о самом потрясающем проекте. Ужасно, просто ужасно.

Очевидно, он все же преувеличивал драматичность ситуации, и Аргайл не преминул это заметить. Кто сказал, что музей должен закрыться? Денег они не жалели, опыта тоже набирались. Да ко времени, когда он, Аргайл, помрет, все сокровища Италии перейдут под эгиду Национального музея.

— Это Америка. И музей у нас частный. Что решит владелец, то и будет. А новым владельцем должна, по всей вероятности, стать Анна Морзби. Вы сами видели, как она с нами считается.

— Но мне казалось, существует некий трастовый фонд. Тогда за будущее беспокоиться нечего.

— Так и было. Но мистер Морзби не успел подписать все бумаги. Собирался объявить о своем намерении как раз на той вечеринке, а подписать документы на специальной церемонии завтра, прямо с утра. Но так и не подписал. И никогда уже не подпишет.

Видимо, Тейнет был удручен именно этим.

— Но разве у музейной администрации нет своих денег?

Тейнет покачал головой:

— Нет.

— Никаких?

— Ни цента. За все всегда платил лично мистер Морзби. Это ужасно, никогда не известно, на какой бюджет можно рассчитывать в следующем году. Мы не знали даже, есть ли у него вообще такой бюджет. Приходилось выпрашивать деньги всякий раз, когда собирались приобрести ту или иную вещь. Думаю, он делал это специально, чтобы мы знали свое место.

Он снова тяжело вздохнул и тихо добавил:

— Три миллиарда долларов. Вот сколько мы получили бы, проживи Морзби хотя бы днем дольше.

— Но ведь он мог и передумать, вам не кажется? Сын говорил, что его отец вполне способен на такие штучки.

При упоминании о Джеке Морзби Тейнет болезненно поморщился, однако не мог не согласиться с этим утверждением.

— Но только не на этот раз. У трастовых фондов одно большое преимущество. Стоит основать такой фонд, и деньги из него уже нельзя взять без соглашения каждого из членов попечительского совета. И я должен был стать одним из них.

— Какова же ситуация сейчас?

— Полная катастрофа. Анна Морзби наследует все.

— Ну а сын?

— Я не задумывался над этим. Нет, споры, разумеется, будут, и дело дойдет до суда. Но, учитывая то, что он был вполне легально и однозначно лишен наследства, да и денег на хорошего адвоката у него нет, не думаю, что у него что-то выгорит. И положение сына нисколько не изменится.

— Ну а ваше?

Тейнет возвел взор к потолку.

— А как вы думаете? — с горечью воскликнул он. — Миссис Морзби ясно давала понять все эти годы, что музей — это лишь напрасная трата денег и времени. Просто трагедия! Пять лет работы пошли насмарку. А я-то думал, что за эти годы мы сумеем создать замечательную коллекцию. Мало того, еще и итальянская полиция дышит в спину, достает расспросами об этом бюсте. Они сделали официальное заявление о факте незаконного экспорта. Представляете?

— Хотелось бы знать, откуда взялся бюст.

Тейнет покачал головой.

— А вот об этом ничего не знаю. И вам это прекрасно известно. Так что вам придется спросить Лангтона.

Аргайл недоверчиво посмотрел на него.

— Неужели вы думаете, я поверю, будто директор музея не знал, откуда взялся ценный экспонат?

В глазах Тейнета светились печаль и отчаяние.

— Люди не понимают, но это, тем не менее, истинная правда. Вам известна история нашего музея?

Аргайл отрицательно покачал головой. Ему всегда хотелось узнать что-нибудь новенькое.

— Мистер Лангтон заведовал частной коллекцией Морзби еще до того, как старику пришла в голову идея основать музей. Когда этот проект появился, он, естественно, рассчитывал на должность директора. Лично я винить его в этом никак не могу. Но Морзби всегда и все делал по-своему. Он с самого начала решил, что проект этот престижный, и захотел, чтобы музей возглавила не менее престижная персона.

— То есть вы? — спросил Аргайл, стараясь не показывать своего изумления.

Тейнет кивнул:

— Да, именно. Йель, Метрополитен-музей, Национальная галерея. Блестящая карьера. А Лангтон вообще никогда не работал в большом музее; ну и его, грубо говоря, отшили. Конечно, я очень хотел получить эту работу, но все же считаю, что с ним поступили несправедливо. Ну и пришлось мне придумать для него должность. В Европе.

— Иными словами, отправили куда подальше, — заметил Аргайл.

Тейнет взглянул на него с укоризной.

— Я мог бы послать его еще дальше, однако решил иначе. Впрочем, несмотря на это, он, боюсь, не забыл и не простил мне то, что я занял его кресло.

— А Морзби его любил?

— Да разве Морзби когда-нибудь кого любил? Не знаю. Но они неплохо ладили в прошлом, и старик понимал, что Лангтон может быть ему полезен. Вот Лангтон и остался с тайной мыслью вытеснить меня в один прекрасный день. Ему доставляло огромное удовольствие организовывать приобретения напрямую через Морзби, даже не посоветовавшись со мной. Так появился этот бюст. И кстати, ваш Тициан — тоже.

— Так ему за него заплатили?

— Да.

— Почему?

— Что значит, почему? О чем это вы?

— Да просто удивляюсь. Ведь мне за моего Тициана пока не заплатили. А когда я поднял этот вопрос, все просто поморщились.

В глазах Тейнета промелькнуло сожаление.

— И вы тут же сдались.

— А что вы ожидали?

— Очевидно, владелец бюста оказался более ловким торгашом.

— Вы хотите сказать, что эти разговоры по поводу музейной политики оказались пустой болтовней?

— Нет, конечно, мы всегда хотим максимально оттянуть момент платежа. Но если не получается сбить цену.

— А как же с Гектором? Ему заплатили или нет?

— Разумеется, нет, И теперь уже не заплатят. Я попросил наших специалистов по скульптуре просмотреть все его ящики. Полная ерунда, ничего стоящего там не нашлось. Должно быть, этот Лангтон просто из ума выжил. Вот почему я всегда возражал против его участия в закупках…

— Но я хочу понять другое. Кто являлся законным владельцем бюста на момент, когда его украли?

— О… Мы. Охранник встретил ящик в аэропорту, расписался за его приемку, а Барклай распорядился перевести деньги. И с этого момента бюст стал собственностью музея.