Бюст Бернини - Пирс Йен. Страница 7

— Я? Чтобы я, благодарный сын, не уважал суждений одного из самых богатых людей в мире? Нет, я высочайшего мнения о его способностях. К примеру, он безошибочно причислил меня к разряду пьянчужек, разболтанных лодырей, которым на все наплевать. И уверяю вас, был при этом абсолютно прав. В этом смысле я его ни разу еще не разочаровал.

Аргайл понял, что Джек просто потакает своим слабостям, упивается ими. У него не было ни малейшего желания выслушивать подробный рассказ о жизни и взаимоотношениях Джека с отцом. И тут он заметил промелькнувшего в толпе ди Соузу. Аргайл хотел подойти к испанцу, но в этот момент Самуэль Тейнет попытался призвать собравшихся к вниманию. Гул в зале постепенно стих, и высокий и нервный голос Тейнета стал наконец слышен. Всем известно, заявил он, что прием устроен в честь прибытия в музей мистера Морзби.

Воцарилась благоговейная тишина; музейные сотрудники судорожно пытались припомнить, какие огрехи допустили, словно Тейнет возвестил о втором пришествии. Затем и разразился, по мнению Аргайла, довольно путаной речью, преисполненной благоговейного почтения к великому человеку. И слушая ее, было совершенно непонятно, присутствует здесь великий человек или нет. Но Морзби еще не прибыл. Получалось, что в своей заочной лести Тейнет зашел слишком далеко.

Помимо неуклюжих намеков на то, о чем будет говорить по прибытии мистер Морзби, в речи не содержалось ничего существенного или занимательного. Впрочем, она прояснила один весьма интригующий момент. А именно: что находилось в вызвавшей всеобщее любопытство небольшой коробке, которую привез с собой для Лангтона ди Соуза. Вообще-то Аргайл был слишком занят размышлениями о поступившем из Лондона предложении, чтобы задумываться еще и об этом, однако внимательно выслушал сообщение Тейнета, будто он намерен объявить об одном последнем, очень важном и ценном для музея приобретении.

Уверен, все присутствующие знают, сказал он далее, о так называемой стратегии «роста» Морзби — термин для музея не слишком подходящий, поморщился Аргайл, ну да ладно, сойдет. Иными словами, сфера интересов владельца лежит в специфических областях западного искусства, и он твердо намерен сделать свой музей мировым лидером в этой области. Импрессионизм, неоклассицизм, барокко — вот что Морзби ценит превыше всего, и уже немало преуспел на этом поприще.

Аргайл нетерпеливо переступил с ноги на ногу и наклонился к ди Соузе.

— Они с ума посходили? Неужели действительно собираются купить двенадцать бесценных образчиков римской скульптуры? — саркастическим шепотом спросил он.

Ди Соуза ответил возмущенным взглядом.

— А разве не сошли с ума, купив Тициана? — парировал он.

Испанец вскинул руку, делая Аргайлу знак замолчать. Тейнет подошел к самой интересной части своего выступления. Он торжественно заявил, что они решили вплотную заняться барочной скульптурой, и он совершенно горд и счастлив сообщить, что в соответствии с традицией Морзби отбирать только самое лучшее — тут ди Соуза не выдержал и насмешливо фыркнул — их последнее приобретение является в этом плане шедевром. И хотя произведение до сих пор еще не распаковано и находится у него, Тейнета, в кабинете, он счастлив сообщить также, что в самом скором времени музей сможет выставить на всеобщее обозрение работу одного из величайших мастеров римского барокко, Лоренцо Бернини. Потому как теперь музей является владельцем бюста папы Пия V, этого шедевра скульптурного искусства, считавшегося давным-давно потерянным.

Аргайл и Джек стояли рядом с ди Соузой, когда прозвучало это объявление, поэтому слышали, как испанец затаил дыхание, а потом испустил невнятный горловой звук, словно поперхнулся мартини, бокал которого держал в руке. Они также отчетливо видели, как изменился ди Соуза в лице. Если прежде на нем было написано удивление, то теперь оно исказилось от страха и гнева одновременно. Похоже, он с трудом переваривал услышанное.

— Не беспокойтесь, — сказал Джек и фамильярно похлопал его по спине. — Здесь просто неблагоприятная обстановка, всегда на всех так действует.

— Что случилось? — осведомился Аргайл. — Неужто ревнуешь?

Ди Соуза одним глотком осушил бокал.

— Нет, — ответил он. — Просто вдруг сердце прихватило. Извини, отойду на минутку.

И он устремился туда, где находился Самуэль Тейнет. Аргайл, движимый любопытством, последовал за ним посмотреть, что произойдет дальше. Судя по всему, испанец, был просто в ярости. Говорил в основном он, правда, несмотря на гнев, голоса старался не повышать, не хотел, видимо, омрачать царящую на вечеринке праздничную атмосферу.

Сначала Аргайл не слышал ничего из этой беседы, но приблизившись, все же уловил несколько слов, в том числе «тревожит», «угрожающая». И еще, похоже, ди Соуза хотел срочно переговорить с мистером Морзби.

Но большей части беседы, особенно попыток Тейнета как-то успокоить испанца, Аргайл все равно не расслышал. Джек Морзби, тоже подошедший следом, в насмешливом недоумении качал головой.

— Господи, что за люди! Как только вы их выносите? — воскликнул он. — Нет, черт побери, с меня довольно! Еду домой. Отсюда недалеко. Может, встретимся как-нибудь, посидим, выпьем по рюмочке?

Он дал Аргайлу свой адрес и вышел на свежий вечерний воздух Санта-Моники.

Тем временем Тейнет, слегка покачиваясь на каблуках, пытался отбиться от неожиданной атаки ди Соузы, но получалось это у него неважно. Он изо всех сил старался разуверить рассерженного испанца в его опасениях, но тот не отступал, спор продолжался, и Тейнет решил избрать другую тактику — мое дело сторона. Он не имеет никакого отношения к этому бюсту, твердил Тейнет, и ди Соузе это прекрасно известно.

Но на Гектора и это не произвело должного впечатления. Впрочем, что тут можно было сделать? И он отступил, сердито бормоча себе что-то под нос. Аргайлу, разумеется, было очень любопытно выяснить, из-за чего разгорелись такие страсти, но, зная словоохотливость испанца, он решил, что тот вскоре непременно проболтается. Гектор просто славился своим неумением хранить секреты — как чужие, так и собственные.

— Чего это ты тут разглядываешь? — спросил его по-итальянски испанец, приблизившись к стойке бара.

— Ничего особенного. Просто недоумеваю, почему это ты вдруг так распалился.

— Причин множество.

— Тогда валяй, выкладывай, — сказал Аргайл. Ди Соуза молчал.

— Наверное, опять занялся контрабандой? — доверительным шепотом осведомился у него Аргайл.

Знающие люди утверждали, что ди Соуза сколотил немалые деньги на переправке произведений искусства через итальянскую границу, причем делал это до того, как власти успевали выдать отказ на экспорт. И уж они, эти власти, наверняка никогда бы не дали разрешения на вывоз скульптуры Бернини. Мало того, они просто взорвались бы от ярости, узнав, что это произведение вывезено из страны контрабандным путем.

— Не смеши меня! — рявкнул в ответ ди Соуза, но в его голосе уверенности не было, что и убедило Аргайла в правильности догадки.

Аргайл пощелкал языком и фальшиво сочувственным тоном произнес:

— Не хотелось бы мне оказаться на твоем месте, когда люди из «Белль арт» вопьются в тебя своими когтями. Это будет просто ужасно, даже думать не хочется.

Ди Соуза окинул его мрачно-подозрительным взглядом.

— Это, знаешь ли, очень серьезное обвинение, контрабанда…

— Да не контрабанда меня сейчас беспокоит.

— Тогда что же? Давай же, Гектор, выкладывай!

Но убедить испанца расколоться не удалось. Ди Соуза явно паниковал и избрал новую тактику — полного умолчания. Нет, понять его можно, думал Аргайл. Одно неосторожно оброненное на людях слово — и репортеры налетят, как мухи. Если бы Тейнет встал и публично поблагодарил ди Соузу за то, что тот добыл для него бюст контрабандным путем, о, что бы тут началось!.. Шепнуть на ушко кому надо, обронить намек, и Гектора ждут в Италии большие неприятности. Неизбежный суд, и он будет давать показания, и если вдруг заявит, что и понятия не имел о том, что находилось в ящике, кто же ему поверит? Обвинитель будет ржать, как лошадь. Аргайл и сам никогда бы не поверил.