Гибель и возрождение - Пирс Йен. Страница 36
— Из полиции… кто же это мог быть?
— Не знаю. Довольно симпатичный мужчина, он разговаривал с отцом Ксавье очень мягко, стараясь не растревожить.
Раздражение Флавии достигло апогея. Это кто-нибудь из подчиненных Альберто — наверное, его правая рука Франческо; и это после того, как они договорились, что допрашивать отца Ксавье она будет лично! Зачем тогда было говорить, что он не собирается никого посылать в больницу? Конечно, он вправе передумать, но можно же было хотя бы предупредить! Ведь есть профессиональная этика, в конце концов.
— Как он выглядел? Чуть старше сорока, полный, лысеющий, с потными руками? — спросила она, нарисовав весьма узнаваемый портрет Франческо.
— О нет, совсем другой человек. Я бы дал ему лет тридцать с небольшим. Очень хорошо одет, но почему-то небритый. Уверенный в себе, только слишком уж шикарный для полицейского, на мой взгляд. Я, конечно, сам не итальянец, но мне казалось…
Флавия достала фотографию Микиса Хараниса.
— Да, это он и есть.
Флавия в изнеможении закрыла глаза.
— Когда он здесь был?
— Он ушел минут пятнадцать назад. А пробыл всего минут десять.
— Вы с тех пор заглядывали к отцу Ксавье?
— Нет, я сидел за дверью…
Флавия метнулась к двери, оттолкнула преградившую вход монахиню и вошла в комнату, мысленно взмолившись, чтобы ее худшие опасения не подтвердились.
Отец Ксавье лежал в кровати живой и невредимый — насколько это было возможно, учитывая причину, по которой он сюда попал. С первого взгляда было ясно, что пулю в лоб он не получил. Уже за это Флавия была безмерно благодарна Харанису. Но это не отменяло того факта, что Харанис имел полную возможность застрелить его и не сделал этого только потому, что не захотел. Черт бы побрал Альберто: почему он не поставил у палаты охранника?
— Доброе утро, синьорина, — сказал отец Ксавье, с интересом оглядев вошедшую женщину.
Флавия тяжело опустилась на стул и несколько раз глубоко вдохнула, пытаясь восстановить дыхание. Совсем не обязательно демонстрировать свою растерянность и излишнее волнение посторонним людям.
— Насколько я понимаю, вас только что навестил мой коллега, — проговорила она, силясь улыбнуться. — Я расследую преступления, связанные с похищением произведений искусства, и сейчас занимаюсь пропажей вашей иконы. Просто перескажите все то, что вы уже сказали моему коллеге, и я постараюсь больше не беспокоить вас.
— Конечно. Но он просто хотел знать, что произошло и где сейчас находится икона. Этого, увы, я не смог ему сообщить.
Флавия нахмурилась:
— Он спрашивал, где икона?
— Да. — Отец Ксавье улыбнулся. — Я вижу, вы считаете, что он вмешался в вашу работу. Но это не важно. Мне нечего сказать. Я был в церкви, молился, и больше я ничего не помню.
— Вы не видели нападавшего? Он покачал головой:
— Должно быть, он подошел сзади.
— В тот момент икона еще висела на месте? Вы не заметили?
Отец Ксавье снова покачал головой:
— Я не смотрел. Боюсь, от меня вам будет мало толку.
— Значит, вы пришли в церковь помолиться.
— Да.
— В этом не было ничего необычного? То есть, я хочу сказать: вы часто ходите в церковь в столь ранний час?
— Я священник, синьорина. Конечно.
— В шесть утра?
— Когда я был молодым, синьорина, мы вставали на молитву в три часа ночи, а потом в пять. И я продолжаю эту традицию, хотя не считаю себя вправе навязывать ее другим.
— Понятно. Во время молитвы вы ничего не слышали? Или видели? Говорили с кем-нибудь?
— Нет.
— То есть не было ничего необычного?
— Нет.
Флавия кивнула:
— Отец Ксавье, мне больно говорить вам это, но вы лжете, и очень неумело.
— Ваш коллега не позволял себе таких бесцеремонных заявлений.
— Рада это слышать. Но мне ничего другого не остается. Вы пришли в церковь на встречу с Буркхардтом. Несмотря на то что орден проголосовал против продажи имеющихся ценностей, вы все же решились пойти на это. Вы потеряли крупную сумму, играя на бирже, и не видели другого способа возместить потерю. Вы позвонили ему и предложили встретиться в церкви в шесть утра. Вы пришли в церковь, взяли ключ и открыли вход с улицы. После этого вы стали ждать, когда он появится. Это совершенно ясно, вы даже можете ничего не говорить. Другого объяснения просто не существует.
Она умолкла и посмотрела на отца Ксавье. Он не мог вымолвить ни слова, из чего она сделала вывод, что не ошиблась в своих предположениях. Впрочем, все действительно было слишком очевидно. Она дата ему время осознать услышанное, после чего высказала мысль, пришедшую ей в голову прямо сейчас.
— А для того чтобы избежать неприятного объяснения с братьями, вы попытались инсценировать ограбление. Для этого вы позвонили в полицию и предупредили о готовящемся налете. Значит, так, — продолжила она, не дав ему возразить, — ваши взаимоотношения с братьями, слава Богу, не моя забота. Я не знаю, имели вы право так поступать или нет. И чтобы не создавать себе лишних проблем, даже готова забыть о ложном предупреждении. Разумеется, я могла бы состряпать из этого дело, но у меня сейчас есть более важные занятия. Взамен я хочу вашей помощи.
— Или?..
— Или будет так, как я сказала. И заметьте, пока я исхожу из предположения, что всю эту аферу вы провернули из благих побуждений, собираясь потратить заработанные деньги не на себя, а на нужды ордена.
— Конечно, не на себя, — почти возмущенно сказал отец Ксавье. — Я провел в ордене всю свою сознательную жизнь. Я не способен на поступки, которые могли бы повредить ему. Неужели выдумаете, что мне нужны деньги? Для себя? У меня никогда их не было, и даже если бы они появились, я не знал бы, куда их потратить. Но ордену они нужны. У нас обширная программа, и для ее осуществления нужны деньги, и немалые. Мои предложения раз за разом отвергались этими идиотами, которые уперлись и ни в какую не хотели сдаваться.
— Отлично. Если вы так печетесь о благе ордена, то должны рассказать мне все. В противном случае я постараюсь так оскандалить в прессе ваш орден, что вы пожалеете о том дне, когда переступили порог монастыря.
Она смотрела, как он воспринял ее заявление. По щеке у него сбежала крупная слеза, и Флавии стало немного стыдно.
— Ну же, — мягче сказала она. — Расскажите мне все. Вам станет легче.
Она встала и подала ему салфетки, затем сделала вид, что смотрит в окно, дав ему время успокоиться, а он притворился, будто ничего не произошло.
— Наверное, действительно нужно рассказать, — произнес он наконец. — Только Господь знает, как горько я себя упрекаю. Я оказался старым дураком. Около двух лет назад, вскоре после того как меня назначили главой ордена, я получил письмо от одной миланской компании с очень заманчивым предложением. Они предлагали перевести им четверть миллиона долларов и обещали удвоить эту сумму в течение пяти лет.
Флавия, которая до этого рассеянно кивала, замерла и уставилась на него.
— Надеюсь, вы не отдали им эту сумму? — с ужасом спросила она.
Отец Ксавье кивнул:
— Мне показалось, что это отличная возможность. Я решил, что тогда мы сможем, не отказываясь от других проектов, снарядить экспедицию в Африку. Такой план не стал бы оспаривать даже отец Жан.
— А вам не приходило в голову, что такие заманчивые условия обычно предлагают мошенники? Вы не понимали, чем вы рискуете?
Отец Ксавье печально покачал головой:
— Они давали абсолютные гарантии. И сказали, что такое выгодное предложение получили лишь несколько избранных инвесторов.
Флавия грустно вздохнула. Верно говорят: дураки рождаются каждую минуту.
— А месяц назад я получил письмо, где говорилось, что в связи с непредвиденными обстоятельствами доход по моим инвестициям оказался меньше, чем предполагалось. Я, конечно, сделал запрос и обнаружил, что по условиям контракта не могу вернуть даже те деньги, которые еще не вложены.
— Кто еще об этом знал?