Комитет Тициана - Пирс Йен. Страница 1

Йен ПИРС

КОМИТЕТ ТИЦИАНА

ОТ АВТОРА

Некоторые из упомянутых в этой книге зданий и произведений живописи существуют на самом деле, другие — нет, и все герои вымышлены. Я расположил итальянское Национальное управление по борьбе с кражами произведений искусства в здании в центре Рима, но переместил его из структуры карабинеров в полицию, желая подчеркнуть, что мое повествование не имеет ничего общего с реальной действительностью.

ГЛАВА 1

Первым ее обнаружил садовник из «Джиардинетти Реали» — сутулый старик, чьи труды по большей части оставались не замеченными миллионами ежегодно приезжающих в Венецию туристов — даже теми, кто задерживался среди его творений, чтобы перехватить сандвич и перевести дыхание после чрезмерной дозы архитектурного величия.

И хотя его не ценили, старик был увлечен своей работой. И тем самым отличался от сограждан. Ведь Венеция не то место, где природа в чести. В самом деле, вся история города — это попытки оградить себя от стихий. Выставленные на окошки цветочные горшки — дальше этого венецианец обычно не идет и только так тешит себя диким естеством натуры. А большинство горожан вообще не переносят вида хотя бы клочка земли, их тут же охватывает желание немедленно его замостить. Хотите заниматься посадками, отправляйтесь на большую землю — истинный венецианец в почве не ковыряется.

Поэтому садовник ощущал себя так, словно принадлежал к некоему гонимому меньшинству. Пара акров сада вклинилась между площадью Сан-Марко и Большим каналом. Надо было копать клумбы, стричь траву, ухаживать за деревьями, формировать им кроны и не пускать на берег морскую воду. И почти без всякой помощи, почти без денег. Но в тот раз была суббота — великий день. Город заказал ему цветы для банкета, который вечером состоится на острове Сан-Джорджо. Он уж постарается на славу — приготовит три дюжины лилий, которые несколько месяцев растил в своих маленьких тепличках. Все придут в восхищение и похвалят его. Поистине великий день.

Предстояло еще многое сделать: срезать цветы, подровнять стебли, аккуратно запаковать каждую лилию в отдельности и отослать по адресу. А там, он в этом нисколько не сомневался, его цветы вместе с остальным антуражем произведут настоящий фурор. Поэтому садовник поднялся пораньше, сразу после шести, стараясь разогнать кровь, проглотил чашечку кофе и стакан «Аква вита» и, торопясь заняться делами, вышел на промозглый холод зарождающегося дня поздней осени. Еще не проснувшись и по-настоящему не согревшись, он ощутил, как в душе вспыхнуло приятное предвкушение, когда в неизменной для этого времени года и суток царившей над лагуной дымке показались очертания теплицы.

Но оно моментально улетучилось, стоило открыть дверь: перед садовником предстали переломанные, раздавленные, перепутанные остатки того, что еще недавно было красивыми, горделивыми цветами, за которыми он так заботливо ухаживал. Изящных растений, с которыми он расстался накануне вечером, больше не существовало. Он не мог поверить собственным глазам. А в следующую секунду увидел скрюченную фигуру пьяницы: полуночный гуляка валялся на клумбе, и, судя по всему, именно он был причиной ужасного погрома.

Садовник попытался взять себя в руки, но не совладал с собой и отвел душу точно рассчитанным пинком, которым намеревался разбудить негодяя. И тут обнаружил, что перед ним женщина. В дни его юности женщины знали, как себя держать, горько подумал он. А теперь…

— Да поднимайся, черт тебя побери! Просыпайся же! — сердито закричал он. — Посмотри, что ты натворила.

Никакого ответа. Садовник просунул носок ботинка под неподвижную фигуру, намереваясь перевернуть отвратительную, вредоносную тварь и тогда уже ударить побольнее. Но вместо этого воскликнул:

— Пресвятая Богородица! — и побежал за помощью.

— Убийство, — произнес генерал Таддео Боттандо с кровожадной улыбочкой. Он сидел в своем залитом солнцем кабинете в центре Рима: — Убийство, — повторил он, явно наслаждаясь звучанием этого слова и выражением лица своей помощницы, и, добавив: — кровавое и жестокое, — сложил ладони на выпирающем животике, давая понять, что дело вовсе не шуточное.

Разговор происходил в воскресенье — на следующий день после того, как венецианский садовник обнаружил в своей теплице разгром. Встревоженный и потрясенный, он побежал к телефону, сообщил обо всем в полицию, и с этого момента итальянские власти если и не впали в безумную активность, то по крайней мере, видимо, зашевелились. В итоге генерал Боттандо в выходной явился на службу, а заодно поднял с постели помощницу.

Как все-таки неразумно умирать за границей! Если бы путешественники знали, сколько хлопот они доставляют занятым людям, то, несомненно, отложили бы свой отход в мир иной до возвращения домой. Сначала в дело вступают местная полиция, «Скорая помощь», врачи, патологоанатомы и прочие люди, которые занимаются трупом. Затем следует проинформировать консульство, которое связывается с посольством; посольство сообщает властям на родине. А те, в свою очередь, поручают тамошней полиции поставить в известность родственников усопшего. И это только начало. Прибавьте сюда написание надлежащих рапортов, перевод их неизвестно на какие языки, организацию переправки тела, согласование формальностей с таможенниками и пограничниками. Не приходится удивляться, если власти предпочитают, чтобы иностранцы расставались с жизнью где угодно, но только не у них под носом.

Еще более неприятно, если иностранец — или, как в данном случае, иностранка — что-то собой представляет. Тем более что эта иностранка числилась членом учрежденного итальянским министерством по вопросам Охраны памятников культуры исторического комитета, предметом деятельности которого являлось творчество венецианца Тициано Вечеллио (1486 — 1576) [1], и погибла она именно в тот период, когда на посту министра внутренних дел находился тоже венецианец. Телефоны названивали, телексы рассылали сообщения: отдавались приказы, чиновники переваливали ответственность друг на друга. Все жаждали немедленных действий, но ждали их от кого-нибудь другого.

Вот потому-то так самодовольно ухмылялся генерал Таддео Боттандо, когда объяснял Флавии ди Стефано — своей лучшей и самой сообразительной во всем итальянском управлении по раскрытию краж произведений искусства помощнице обстоятельства безвременной кончины доктора Луизы М. Мастерсон.

— Ах вот как! — облегченно воскликнула она. — Тогда я не совсем понимаю, почему я здесь, а не в собственной постели с сегодняшней газетой?

Надо сразу оговориться, что ни тот, ни другая не отличались ни жестокостью, ни бесчувственностью. Задумайся они о том, что случилось, то бы искренне расстроились: ведь неизвестный убийца отправил в могилу тридцативосьмилетнюю женщину в расцвете сил, которая могла бы так много свершить в иконографии Ренессанса. Но одна из составляющих работы полицейского заключается именно в том, что ему недосуг размышлять о предметах, непосредственно его не касающихся.

А эта смерть, какой бы трагичной она ни казалась, как раз подпадала в разряд событий, не имеющих к ним отношения. Их маленькое и плохо финансируемое управление было создано несколько лет назад, чтобы отчаянно, но безнадежно сражаться с нарастающим валом краж и вывоза за рубеж итальянских произведений искусства. Сотрудники занимались раскрытием похищений и махинаций с картинами, гравюрами, рисунками, скульптурой, керамикой; как-то случилось расследовать кражу целого здания на корню, которое предназначалось для вывоза в Южную Корею. Они гордились тем, что удалось вернуть лестницу, одну из комнат и часть библиотеки. Но стены, к сожалению, сгинули навсегда. Потрясенному, взиравшему на груду камня и дерева в кузове грузовика, бывшему владельцу дома Боттандо обрисовал результат расследования как частичный успех своей службы.