Перст указующий - Пирс Йен. Страница 39

Разумеется, он совсем сбил меня с толку. И потому я сказал, что буду рад оказать такую услугу. Но, продолжал я, не настолько же Большой Мильтон отрезан от всего мира? Турлоу уклонился от прямого ответа.

– Как я понял, вы были знакомы с джентльменом по имени Роберт Гров, членом Нового колледжа, недавно скончавшимся. Это так?

Я был ошеломлен осведомленностью Турлоу, но ответил, что да, был.

– Я слышал, что его смерть как будто вызывает некоторые сомнения. Вы не отказались бы рассказать мне про ее обстоятельства?

Я не видел причины для отказа, а потому вкратце изложил все, что произошло, – от изысканий Лоуэра до разговоров Сары Бланди со мной и с мировым судьей. Пока я говорил, Турлоу невозмутимо восседал в своем кресле почти без единого движения и с видом полной безмятежности. Мне даже почудилось, что он меня не слушает или вовсе задремал.

– Так-так, – сказал он, когда я завершил свой рассказ. – Следовательно, если я вас правильно понял, перед тем, как вы покинули Оксфорд, судья допросил эту Бланди, но и только?

Я кивнул.

– Удивитесь ли вы, узнав, что два дня назад ее обвинили в умышленном убийстве доктора Грова? И сейчас она в тюрьме в ожидании суда?

– Это меня изумляет, – ответил я. – Мне не было известно, что английский закон действует столь быстро.

– Считаете ли вы эту девушку виновной?

Что за вопрос! Тот самый, который я задавал себе много раз во время нашей поездки.

– Не знаю. Это дело закона, а не логики.

Тут он улыбнулся, словно я сказал что-то очень остроумное. Позднее Лоуэр объяснил мне, что Турлоу много лет был адвокатом, прежде чем мятеж вознес его на должность статс-секретаря.

– Ну так скажите мне, что вам подсказывает логика.

– Согласно гипотезе, Сара Бланди убила доктора Грова. Какие есть тому доказательства? Имеется мотив – он ее прогнал, однако слуг постоянно прогоняют, и, к счастью, мало кто за это мстит. Она купила мышьяк в день, когда он ее выгнал. Она была в Новом колледже в вечер смерти доктора Грова и не хотела в этом признаться. Несомненно, улики свидетельствуют в пользу гипотезы.

– В ваших рассуждениях, однако, есть одна слабость. Вы упомянули не все улики, а лишь те, которые поддерживают гипотезу. Насколько я понимаю, другие факты указывают на альтернативу, а именно, что убить его могли вы, так как были последним, кто видел его живым, а кроме того, имели доступ к яду, если бы решили его убить.

– Да, мог бы, но я знаю, что не убивал его, да и причин для этого у меня не было. Не больше, чем у доктора Уоллиса, или Лоуэра, или Бойля.

Он согласился с этим доводом (хотя не знаю, почему я все это ему говорил) и кивнул.

– Следовательно, вы исходите из разной весомости фактов. И вы делаете вывод, что она виновна.

– Нет, – ответил я, – мне не хотелось бы этому верить.

Турлоу изобразил удивление.

– Но ведь это противоречит методам науки? Вы должны принять эту гипотезу, пока не найдете альтернативу к ней.

– Я принимаю ее как возможную, но не стал бы действовать, исходя только из нее, если для нее не отыщется других подтверждений.

Он поднялся из кресла с медлительностью старика, чьи суставы утрачивают гибкость.

– Прошу вас, доктор, налейте себе стаканчик вина. Я вскоре вернусь продолжить нашу беседу.

Я пересмотрел свой прежний взгляд на него, пока наливал себе вина, – приказание есть приказание, каким бы тоном его ни отдали. Турлоу, решил я, был обходителен, потому что у него не было повода держаться иначе. Мне даже в голову не пришло сказать, что меня ждет Лоуэр, что я голоден или что я не вижу причин ждать, пока он не соизволит вернуться.

Когда он наконец вернулся, за ним в комнату, смущенно ухмыляясь, вошел Джек Престкотт, чьи оковы и темница остались лишь воспоминанием.

– А! – сказал он весело, пока я ошеломленно смотрел на него, ибо никак не ожидал когда-нибудь вновь его увидеть, и уж тем более при подобных обстоятельствах. – Итальянский анатом. Как поживаете, любезный доктор?

Турлоу печально улыбнулся нам обоим, затем поклонился.

– Оставляю вас двоих побеседовать, – сказал он. – Прошу не постесняйтесь позвать меня, когда потребуется.

И он вышел из комнаты, оставив меня сидеть с разинутым ртом. Престкотт, куда более дюжий, чем мне помнилось, и куда более бодрый, чем при той нашей встрече, потер руки, налил себе кружку эля из кувшина на буфете и сел передо мной, вглядываясь в мое лицо, словно выискивая в нем признаки опасности.

– Вы удивлены увидеть меня. Отлично. Я рад. Вы должны признать, что это преотличное убежище, согласны? Кому бы вздумалось искать меня здесь, а?

Он, бесспорно, был в прекрасном расположении духа и держался как человек, у которого в мире нет никаких забот и будто ему не грозила незамедлительная казнь. И что, подумал я, он делает в доме такого человека, как Турлоу?

– Все очень просто, – сказал он. – Они с моим отцом в некотором роде знали друг друга. Я воззвал к его милосердию. Мы, изгои, должны, знаете ли, стоять друг за дружку.

– Так что вам угодно? Вы подвергаетесь опасности, открыв мне свое присутствие здесь.

– Это мы еще посмотрим. Турлоу пересказал мне ваш рассказ, но, может быть, вы не откажетесь еще раз изложить это дело?

– Какое дело?

– Да про доктора Грова. Он был добр ко мне, единственный человек в Оксфорде, который мне нравился. Я был очень удручен, когда услышал, что с ним случилось.

– Памятуя, как скверно вы обошлись бы с ним, посети он вас в вечер вашего побега, я нахожу трудным поверить этому.

– А, это! – пренебрежительно сказал он. – Я же ничего плохого Уоллису не сделал, просто его связал. И старику Грову ничего плохого не сделал бы. А что мне оставалось? Погибнуть на эшафоте, лишь бы не допустить неучтивости? Я должен был спастись, и это был единственный способ. А вы бы что сделали на моем месте?

– Для начала я ни на кого нападать не стал бы, – ответил я. Он отмахнулся от моих слов.

– Подумайте-ка минутку. Турлоу говорит, что судья зловеще покружил вокруг вас. А что, если бы он заковал вас в железа? А он мог бы это сделать, потому что паписта все рады обвинить. Как бы вы поступили? Сидели бы сложа руки в уповании, что присяжные проявят здравый смысл? Или решили бы, что это просто пьяный сброд и они повесят вас одной забавы ради? Пусть я беглец, но я хотя бы жив. Да только смерть Грова очень меня заботит, и мне хотелось бы помочь, ведь однажды он был добр ко мне, и я чту его память. Так расскажите, что там происходит?

Вновь я повторил свой рассказ. Слушателем Престкотт оказался более приятным: он ерзал в кресле, вскакивал налить еще эля, перебивал меня громкими восклицаниями одобрения или несогласия. В конце концов я вторично завершил свое повествование.

– А теперь, мистер Престкотт, – сказал я сурово, – вы должны объяснить мне, в чем, собственно, дело.

– А дело в том, что я теперь понимаю куда больше, чем несколько минут назад. Вот только как мне теперь поступить?

– Я не могу вам ничего посоветовать, пока не узнаю, что вы имеете в виду.

Престкотт глубоко вздохнул и посмотрел мне прямо в глаза.

– Вы знаете, что эта девка, Бланди, была его шлюхой?

Я ответил, что слышал про это, но добавил, что девушка все отрицает.

– Еще бы! Но это правда. Я знаю, потому что у меня кое-что с ней было в прошлом году, прежде чем я узнал, какова она. Тогда она принялась за Грова и заманила бедного старика в свои когти. Без всякого труда. У него был глаз на хорошеньких, а она умеет притворяться очень миленькой, если захочет. И пришла в ярость, когда он ее выгнал. Я повстречал ее сразу после, и, поверьте, я в жизни не видел ничего страшнее. Она выглядела как дьяволица, рычала и шипела, будто дикий зверь. Он за это заплатит, сказала она. И дорого!

– И что она имела в виду?

Он пожал плечами:

– Я тогда подумал, что это просто женские преувеличения. Ну а затем произошел мой прискорбный случай, и я оказался в тюрьме, понятия не имея, что творится за ее стенами. Пока не спасся. Когда я выбрался из замка, то не представлял даже, что мне делать дальше. Ни денег, ни пристойной одежды, ну ничего. И я подумал, что надо бы спрятаться, пока не поднялась тревога. Ну я и пошел к Бланди. Я ее дом знаю, бывал там прежде.