Война 2020 года - Питерс Ральф. Страница 26

– Где ближайшая станция метро?

Валентина даже не подумала отвечать. Она только посмотрела на иностранку, впервые встретившись с ней глазами, посмотрела с такой испепеляющей ненавистью, какую ни разу еще не ощущала в жизни. Она не испытывала ничего подобного ни по отношению к грубой медсестре в клинике, ни к унизившему ее Нарицкому, ни к другим женщинам, которые крали у нее мужчин или красивую одежду.

Иностранка, конечно, ничего не поняла. Или не обратила внимания. Она просто ушла прочь, унося с собой свое недоумение и роскошь, все то, о чем мечтала и на что надеялась Валентина.

Валина злость потянулась за нею следом, слабея с каждым шагом удаляющейся женщины, и наконец исчезнув вместе с ней. Для злости требовалось слишком много сил. Истощенная, Валя бессильно привалилась к жестким доскам спинки скамейки. В ее сознании наконец воцарились мир и пустота. Она чувствовала, что скоро ей потребуется собрать все свои силы и двинуться в путь. Но сейчас, еще одну спокойную минуту, она сидела без движения.

Порыв ветра подхватил и закружил вокруг ее ног сухие осенние листья, потом обрывок какой-то листовки упал ей на юбку, на миг задержался и слетел на дорожку. Валя успела разобрать только буквы выцветшего заголовка:

5

Западная Сибирь Омская область 1 ноября 2020 года

Полковник Джордж Тейлор стоял, расправив плечи, в шинели советского офицера и ждал машину. Он подставил холодному ветру свое изуродованное лицо и углубился в мысли о старых и новых врагах, о надвигающемся решающем моменте и о постоянной нехватке запчастей. Он вернулся мыслями к недавнему столкновению с одним из своих подчиненных, навязанным ему генеральским сынком, а потом непонятным образом переключился на воспоминания об оставленной за океаном женщине.

Женщине, в своих отношениях с которой он так до сих пор и не разобрался. Мысли о ней, при всей своей противоречивости неизменно доставлявшие ему радость, приходили всегда неожиданно, стоило Тейлору хоть немного отвлечься от текущих дел.

Полковник быстро овладел своими мыслями.

В глубине души он подозревал, что в ней вообще нет ничего хорошего. К тому же у него имелись проблемы и посерьезнее, Советскую Армию били в хвост и в гриву, и у него оставалось все меньше и меньше надежд, что положение выправится.

Стоя на холодном ветру, он машинально начал насвистывать «Гарри Оуэн», старый ирландский плясовой мотивчик, давным-давно занесенный кем-то в обиход американской армии. В Мексике свист являлся частью тщательно продуманного облика, который он специально разработал для пользы дела, но затем от этой привычки оказалось невозможно полностью избавиться. Она превратилась в своего рода причуду, в нечто вроде навечно оставшегося шрама, во что-то такое, о чем забываешь, пока удивленная реакция незнакомца не напомнит тебе о ней.

Стоял зверский холод. Еще не начались зимние снегопады, но в заброшенной промышленной зоне, служившей убежищем полку под командованием Тейлора, царило ледяное дыхание зимы и холодного ржавеющего железа. Тейлору казалось, что в таком месте никогда не бывает по-настоящему тепло, хотя Мерри Мередит и утверждал, будто в этой части Западной Сибири летом иногда устанавливается сумасшедшая жара. Их окружало царство запустения, десятки квадратных километров, на которых были брошены на произвол судьбы огромные богатства: цеха с просевшими крышами, с торчавшими над ними скелетами кранов со сломанными стрелами, выщербленные фабричные трубы и лабиринты давно опустевших трубопроводов. За металлическими стенами гнили десятки тысяч никому не нужных древних станков. Заброшенный комплекс самой своей безбрежностью наводил тоску. Но он был идеальным местом для того, чтобы втайне разместить здесь воинскую часть.

Однако вряд ли нашелся бы кто-нибудь, кто захотел бы прийти сюда по доброй воле. То было кладбище, пронизанное испарениями древних трупных ядов. Помимо нескольких кустиков чахлой травы, ни один признак жизни не радовал здесь взгляд. Полковой врач и фельдшеры из сил выбивались, чтобы очистить хоть несколько островков земли, на которых токсичность оставалась бы на приемлемом уровне, – удержать смерть подальше до тех пор, пока полк не пойдет в бой. И Тейлор не мешал им, воздавая должное их усилиям, хотя в глубине души и подозревал, что все их профилактические меры ничуть не более эффективны, нежели заклинания и начертанные на дверях кресты. Советские отравили эту местность точно так же, как они отравили всю свою страну. Здесь простиралась земля мертвых. Холодный, пронизывающий до мозга костей ветер казался пропитанным запахом смерти. Заводские катакомбы и склады, в которых ждали своего часа его машины, источали тлетворный дух. И причиной тому было не только длившееся десятилетиями отравление земли – человек, попадая сюда, заболевал душой. Солдаты и офицеры здесь либо шептали, либо говорили слишком громко. Изо всех мрачных мест, куда заносила его служба, мало откуда Тейлору так хотелось убраться побыстрее. В заброшенном промышленном комплексе чувствовалось нечто враждебное, зловещее, словно он ревновал к живым.

Тейлор хохотнул, заставив вздрогнуть стоявших вокруг офицеров. Ему пришло в голову, что, в конце концов, между ним и этим пейзажем имелось нечто общее.

– У вас хорошее настроение, сэр, – удивленно отметил майор Мартинес, дрожа от холода. Тейлор повернулся изуродованным лицом к начальнику службы тыла, изобразив улыбку.

– А как же, Мэнни. Русские опаздывают, идет кошмарная война, мы застряли в этом… в этом советском Диснейленде и все пытаемся делать вид, будто не отморозили задницы. Как же мне не быть в хорошем настроении?

Он еще не договорил, когда наигранная улыбка сползла с его лица. У него на душе кошки скребли, как никогда. Он до дрожи в коленках беспокоился за успех своей миссии, за благополучие своих людей. Но он хорошо знал, как сильно каждый из его офицеров рассчитывает, что он проявит перед ними силу, даже если он не всегда мог оставаться сильным наедине с собой.

– Да, здесь не Техас, – отозвался Мартинес и преувеличенно задрожал.

– И не Мексика, – подхватил Мерри Мередит. Человек с кожей кофейного цвета, такой красивый, что многие недооценивали заключенную в нем опасность. Самый отчаянный разведчик, какого когда-либо знал Тейлор. Верный до самого конца. И, без сомнения, безумно скучающий по своей огненно-рыжей жене и детишкам.

– И не Лос-Анджелес, – отпарировал Мартинес. Они поддразнивали друг друга, припоминая самые трудные передряги, в которых им доводилось побывать.

– И не Заир, – вдруг произнес подполковник Хейфец с неловкой, дружелюбной улыбкой.

Хейфецу, по прозвищу Счастливчик Дейв, с огромным трудом давалось общение с коллегами-офицерами на любые темы, кроме профессиональных, и он имел репутацию величайшего стоика, человека без эмоций. Но Тейлор понял истинный смысл его неловкого замечания, его чересчур веселой ухмылки. Хейфец тоже испытывал потребность почувствовать плечо товарищей в меркнущем свете умирающего дня.

Тейлор никогда не говорил о Заире. И все тактично следовали этому правилу. Все, кроме Счастливчика Дейва, чье умение держаться в обществе начало сходить на нет еще много лет назад, в другой стране.

Тейлор кивнул своему невезучему подчиненному. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, он оказался неспособен на большее.

Но Хейфец так ничего и не понял. Его несло дальше. Его еврейский акцент всегда становился более заметным, когда он волновался, и сейчас он звучал отчетливо, как никогда.

– Да, пожалуй, – протянул Тейлор. – Наверное, в Заире самый паршивый климат в мире. И вообще, там паршиво.

Тейлор передернул плечами, избегая встречаться глазами с сослуживцами.

– Особенно в верховьях большой реки, – добавил он. – В верховьях плохо. А вот в долинах еще ничего.

– Но куда же запропастились русские? – быстро вставил Мерри Мередит. Мередит дольше всех служил с Тейлором.