Война 2020 года - Питерс Ральф. Страница 39

– Я все еще вижу два момента, где могут возникнуть проблемы, сэр, – рассуждал Мартинес. – И заметьте, я говорю только о снабжении. – Он посмотрел через всю задымленную комнату на Мерри Мередита, сидевшего за переносной станцией и с усталым видом читавшего вновь поступающую разведывательную информацию. – Не хотел бы я оказаться на месте Мерри.

– Мерри справится, – откликнулся Тейлор.

– Да. Я знаю, Хефе. Но главное не в том, что они – просто кучка лживых подонков. Меня возмущает, как они с ним обращаются. Взять хотя бы того подполковника с гнилыми зубами. Боже, он ведет себя как шериф из Алабамы 50-х годов прошлого столетия. – Мартинес покачал головой. – А Мерри это так обидно. Он так втюрился в их вонючую русскую культуру.

– Мерри бывал и в худших переделках. А тебе просто повезло, что они принимают тебя за грузина или армянина.

– Я никак не могу добиться от них ни одного прямого ответа, – пожаловался Мартинес. – Здесь хуже, чем в Мексике.

– В Мексике были еще цветочки, – заметил Тейлор.

– Тем больше причин, почему я хочу, чтобы они вели честную игру.

– Они не могут, – пояснил Тейлор с удивительным терпением в голосе. Мартинес не уставал поражаться его спокойствию. – Они не могут сказать нам правду об общей ситуации, ибо сами ее не знают. Вслушайся в их разговор, Мэнни. Они в растерянности и смертельно напуганы, но пытаются при этом сохранить лицо. Их мир разваливается на глазах, но они искренне хотят дать нам все, что у них есть.

– Проблема в том, чтобы выяснить, что именно у них есть, – откликнулся Мартинес. – Он запил сухое печенье глотком безвкусной минеральной воды. – Ну ладно. Первым делом поговорим о топливе. Своего нам хватит на всю операцию. Но к ее концу наши М-100 останутся практически с пустыми баками. Судя по стрелкам, что нарисовал Счастливчик Дейв, Первой эскадрилье предстоит особенно долгий путь. Наш собственный резервуар не удастся пополнить еще дней пять-шесть, учитывая состояние их железных дорог.

– Итак, какое решение принимает Мартинес? – спросил Тейлор. Его лицо, лицо языческого ангела смерти, к которому Мартинес только сейчас начал привыкать после многих лет совместной работы, оставалось невозмутимым.

Мартинес улыбнулся:

– Неужели я настолько предсказуем?

Тейлор кивнул. Признак усмешки мелькнул на мертвых губах.

– Ну, – начал Мартинес, – у советских есть один вид топлива, почти не уступающий «Джи-Пи-10». И их паренек утверждает, что может организовать его поставку. Конечно, в их топливе часто оказывается много посторонних примесей. Придется проверять все до последней капельки. Но если мы сможем заставить их доставлять горючее своевременно, то мое предложение состоит в следующем: выполнить операцию на их топливе и законсервировать наше. – Не обременяя Тейлора ненужными мелочами, он коротко пояснил прочие преимущества своего плана. Поскольку запасы их собственного горючего уже закачали в большие стационарные заправщики, появится возможность сэкономить время на перевозке и перекачке. К тому же удастся сохранить независимость в ходе боевых действий.

– А ты уверен, что с их топливом мы все не свалимся на землю?

– Уверен, – ответил Мартинес, хотя эта мысль тоже не давала ему покоя.

– Мы можем контролировать его качество. Когда их горючка чистая, ее состав полностью отвечает нашим требованиям. Впрочем, я не особо беспокоюсь о двигателях. Другое дело – определение границ района боевых действий.

– Ясно. Продолжай. Ты говоришь о двух вопросах, в которых могут возникнуть сложности.

– Да, Хефе. Тебе и Счастливчику Дейву, наверное, предстоит тут разбираться. У этих ребят болезнь – они все прирожденные централизаторы. Мой визави желает сконцентрировать все предметы снабжения в одном большом комплексе складов. Черт-те где, в конечном пункте операции. Он утверждает, что так хочет генерал, иначе, мол, они не смогут гарантировать охрану складов. Логика на них не действует. А от слова «децентрализация» у них начинаются судороги. – Мартинес покачал головой. – Мы на все смотрим по-разному. Они беспокоятся за охрану на земле. Ну, сам знаешь: «Стой, кто идет», и все такое прочее. А меня заботят ракеты и воздушные налеты. Ведь если, как они хотят, собрать все в одну большую кучу, одного удачного попадания хватит, чтобы вывести нас из игры.

Впервые за все время тень озабоченности пробежала по лицу Тейлора. Испещренные шрамами брови сошлись на переносице.

– Я думал, мы здесь уже добились полной ясности. Мы договорились, что у каждой эскадрильи будет свой собственный район рассредоточения. Хейфец уже обозначил их на карте.

– Но Счастливчик Дейв толкует им одно, а они ему – совсем другое. По их мнению, из нашей договоренности вовсе не следует, что каждой эскадрилье полагается собственное независимое место размещения средств обеспечения.

Мартинес заметил, что глаза Тейлора блеснули холодным огнем. Старик, как и все остальные, прозевал потенциальную проблему. Мартинес пожалел, что не смог разрешить конфликт самостоятельно. Он уже достаточно хорошо изучил Тейлора и знал, что тот теперь станет безжалостно казнить себя за то, что не предугадал возможной неувязки. Мартинес не знал другого человека, другого солдата, который был бы настолько строг к себе. С ним не шли ни в какое сравнение даже Мерри Мередит, Счастливчик Дейв и прочие члены Клуба любителей самоистязаний Седьмого десантного.

В своей жизни Мартинес встречал не так уж много героев. Но на свое счастье, он не восхищался крутыми ребятами с перекрестков его родного Сан-Антонио – такими же полудетьми, полувзрослыми, как и его неизвестный отец, а его юность и молодость прошли в борьбе за право чувствовать себя лучше окружающих, за то, чтобы все поняли: парнишка из мексиканского гетто может их всех заткнуть за пояс. Оценки – так уж лучше всех, английский – правильнее, чем у всех. Поощрительная стипендия не только позволила ему продолжать обучение, но и доказала, что он такой же американец, как и все англосаксы. Он не желал, чтобы его принимали за кого-то другого, чтобы кто-нибудь мог отнести его не к самой высокой категории.

Когда он навещал мать, то отказывался говорить по-испански и даже есть мексиканскую пищу, которую она готовила специально к его приезду. И уже став капитаном, он истратил все свои сбережения на то, чтобы купить ей солидный буржуазный дом в респектабельном северо-западном пригороде Сан-Антонио, пусть даже еще многие годы ему предстоит выплачивать за него взносы. То был его триумф, шаг огромной важности. Однако после многочисленных неудачных попыток дозвониться домой и поговорить с преждевременно состарившейся женщиной, он вернулся на грешную землю. Изнывая от беспокойства, он наконец отыскал-таки ее по телефону своей тетки. И его мать плакала в трубку, клялась, что любит новый дом и бесконечно гордится сыном. Вот только дом он такой большой и пустой и находится так далеко от всех ее знакомых. И соседи там не говорят по-испански. Потому-то она и переехала назад в мексиканский квартал, в квартиру сестры.

Туда, где она чувствует себя в своей тарелке.

С тех пор дом стоял заброшенный, за исключением тех редких случаев, когда Мэнни приезжал в отпуск. Он стал воплощенным в камне напоминанием о границах возможного, которые нельзя переступить, о поражении, которое потерпел молодой человек, не знавший в жизни героев.

А потом появился Тейлор. Мартинес не любил всуе употреблять слово «герой». Но решись он применить его к кому-либо, в первую очередь его выбор остановился бы на этом необычном полковнике, что сейчас стоял рядом с ним у разоренного стола с закусками.

Тейлор в Мексике интуитивно понял и использовал местные условия гораздо лучше, чем его начальник тыла, в чьих жилах текла мексиканская кровь. Гражданские ученые и специалисты-советники, прикомандированные к Тейлору, читали ему лекции о нехватке продовольствия у населения и о различного рода дефицитах, связанных с хронической бедностью страны. А Тейлор, презрев все инструкции, выгнал их всех взашей из своего сектора. Он отлично понимал необходимость удовлетворить минимальные запросы местного населения в продуктах питания. Но, прежде всего, он почувствовал тягу мексиканцев к театральности. В своих нелепых серебряных шпорах Тейлор всегда первым выпрыгивал из вертолета. Он объезжал каньоны на великолепном черном жеребце и не сгибал головы там, где остальные карабкались на четвереньках. Мартинес знал чувство страха, и он не верил, что среди нормальных людей может найтись абсолютно бесстрашный человек. Но Тейлор бесспорно прятал свой страх лучше всех остальных – например, когда в одиночку въезжал на «джипе» в города, где представители дружественного США временного правительства висели на столбах, зияя отсутствующими частями тела. Он выжимал все возможное из своего живописного уродства, жил на маисовых лепешках и бобах, чтобы иметь возможность эффектно отдавать свой паек вдовам и сиротам. Словом, Тейлор презрел все правила поведения джентльмена с целью добиться той живописности, которой прежде всего жаждала измученная Мексика. Его называли показушником, жуликом, психом, грязным сукиным сыном, но никто не мог повторить его успехи.