Преодоление христианства - Авдеев Владимир Борисович. Страница 49
Едва Русь получила новый религиозный статус, как в Печерском монастыре в Киеве был основан соответствующий филиал, одним из первых идеологов которого был Симеон Новый Богослов. Поучения его разительно отличались от умонастроений русской языческой вольницы. Преподобный Симеон настойчиво призывал к смирению, отказу от поисков первенства в чем-либо, насаждая плач с молитвами, уединение, обуздание чрева. Взывал он к самоуничижению, совершенному отказу от собственной воли, не прекословить ни в чем духовному наставнику, «хотя и увидишь его творящим блуд или упивающимся и управляющим, по твоему мнению, худо делами обители. Хотя бы он тебя бил и бесчестил и причинял тебе много других скорбей, не сиди вместе с досаждающими ему и не иди к беседующим против него. Пребудь с ним до конца, нисколько не любопытствуя о его прегрешениях».
Создается впечатление, что мы только что прочли постановление закрытого партийного собрания коммунистов времен их расцвета. Вообще при изучении идеологии раннего христианства сразу бросается в глаза ее примитивное одностороннее выворачивание наизнанку естественного языческого мировоззрения. Посмотри, как делает язычник, и сделай наоборот — вот и все христианство на бытовом уровне. Воля — это «бесовское прельщение». Гордость — это «спесь, наипервейший грех». Сила телесная — «угождение бренному». Привязанность к своей земле и местным святыням — это «религиозный национализм». Здоровый интерес к противоположному полу — «блуд», гораздо «чище» христианские сексуальные аномалии. Все же покаянное юродство, так страстно культивируемое церковью, — это обыкновенный нравственный эксгибиционизм.
А теперь мы вплотную подступили к святая святых официальной историографии — насиженной уютной теории о централизации русских земель вокруг единой религии, ибо версия эта не выдерживает никакой критики. «носители смирения» из Печерского монастыря надоумили князя владимира перед смертью поделить русскую землю на удельные владения и раздать ее сыновьям, каковых у владыки было множество: Святославу — Чернигов, Всеволоду — Переяславль, Игорю Владимир, Вячеславу — Смоленск, Изяславу — Киев. Как это снова омерзительно похоже на наше разрушение единого государства под эгидой парада опереточных суверенитетов, с бездумным осквернением храмов разных народов, кровью, хаосом, нечестием, позором.
Выучите это черное имя наизусть: игумен Печерского монастыря Феодосий — главный идеолог раздробления Руси, выработавший важнейшие политические требования в линии церкви в период удельного княжения. Он же, естественно выработал и идеал христианского проповедника. Тип нынешнего мнимого демократа времен нового демонтажа единого государства, очевидно, аккуратно переписан с этого канона. Как все мерзко идентично, тонешь в аналогиях, всюду мелькают клейма одной мастерской по изготовлению исторических фактов. Видимо, скоро мы накрепко выучим и имя нового Феодосия.
Вдребезги рушится и следующая по старшинству теория — о культурном воссоединении с народами Европы. Тот же Феодосий изобрел и прообраз ныне печально известного «железного занавеса», ибо развернул целую кампанию против латинства. В многочисленных письмах Изяславу игумен призывал к полному обособлению Руси от Запада. Он писал, что не подобает хвалить чужой веры, так как тот, кто хвалит чужую, неминуемо хулит собственную. Кто же хвалит и свою, и чужую, впадает в двоеверие, ходит близ ереси. Латинство не от Бога, ибо Бог не двоеверен; он Един, едина Вера, едино Крещение. Истинная вера — только православие, сохраняемое восточным монашеством. Так начиналась эстафета «богоугодного властелина», процветающего у нас и поныне. Очевидно, если бы игумену пришлось жить в середине XX века, то он с удовольствием подписался бы под изумительным лозунгом: «Сегодня ты танцуешь джаз, а завтра родину продашь». Чуть позже он, впрочем, успешно стал бы советником по национальной политике близ очередного местечкового наполеончика. Идея Феодосия о «монастыризации» Руси затем нашла продолжение в ее большевизации. При Печерском монастыре, как водится, была организована агитационная служба, распространявшая жития святых, которые преследовали те же цели. Так, в «Житие Ирины» читаем ясно: «Всякий, кто чтит эллина, преступает закон». Под эллином нужно понимать жизнерадостное орфико-дионисийское учение древней Эллады, которое было сильно распространено на юге Руси, указания на его живучесть встречаются в «Стоглаве» вплоть до XVI века. Все как по нотам.
Хочется искренне поблагодарить за оставшиеся свидетельства вышеупомянутых мусульманских историков ал-Марвази, Мухаммеда Ауфи и Мухаммеда Катиба. С недоумением современников взирали они на весь этот акт самооскопления соседнего народа. Уж кто-кто, а они отлично знали, как развозилось по миру христианство.
Показателен и другой факт из истории восточной мудрости. Когда в XVI веке руки христиан дошли до Японии, а знаменитый иезуит Франциск Ксавье наконец осчастливил и страну восходящего солнца, то правитель сёгун Токугава Иэясу, полюбовавшись на все это, официально запретил христианство в 1614 году, оставив по себе словами историка память мудрого правителя, по-настоящему радевшего о благе своего народа: «Распространение христианства, на первый взгляд безобидное, влечет за собой эрозию религиозно-нравственных представлений синтоизма, конфуцианства и буддизма, на которых зиждилось социальное и духовное единство управляемого им народа».
«Один Бог — одно государство». Эта историческая формула не имеет под собой никаких логических оснований. Скорее можно говорить так: «Один Бог — один подкоп под государство». Вспомним здесь еще и египетского фараона Аменхотепа IV, который в XIV веке до нашей эры удумал создать на государственном уровне монотеизм, запретив все иные культы. Однако его последователям фараонам потребовалось много усилий, чтобы исправить идеологические перегибы. Древнему египтянину и позднесредневековому японцу хватило нескольких десятков лет, чтобы ясно узреть на государственном уровне разрушительное воздействие сей ядовитой морали, а современному славянофилу — «радетелю о царстве Христовом» — не хватает уже тысячи лет, чтобы понять это. Вот в чем кроется национальная трагедия, а вовсе не в лени и пьянстве, на которые так искусно отвлекается людская ненависть.
Попав на русскую землю, новая религия не торопилась внедрять в народное сознание весь свой идейный арсенал, справедливо опасаясь исправления занебесных фантазий сильным практическим славянским умом. Из истории распространения ересей мы легко узнаем, что русский человек всегда стремился узнать факты из новой религии, чего никак не хотели православные идеологи, ибо они точно знали, что от фактов она умрет. Священные писания в полном объеме начали распространять аж только в XV веке, когда народное сознание было уже достаточно догматически обезображено. Ибо, когда оно еще помнило естественную логику язычества, в огромном количестве появились писания, украсившие затем индексы «запрещенных книг», такие, как: «Повесть о древе крестном», «Как Христа в попы ставили», «Как Христос плугом орал», «Сказание о том, как Пров Христа другом назвал». Огромной популярностью пользовались, как мы уже знаем, все проясняющие апокрифы, особенно «Детство Христово», «Первоевангелие Иакова», а также «Логии» — компрометирующие Христа высказывания, собранные воедино и с глаз православных убранные. Стоит ли удивляться всему этому, ведь исторические аналогии невозможно опровергнуть никакой пильпулистской филиппикой, сколько бы ни платили историкам религии. В 325 г. н. э. христианство после многочисленных запретов становится официальной религией Рима, а уже в 380 оно запрещает все остальные формы религиозности, становясь единственной общеобязательной религией. В феврале 1917 года большевики выходят из подполья, становясь официальной политической силой, вместе со всеми раззадоривая массы требованием провести плебисцит — учредительное собрание. Но уже в октябре они совершают вооруженное восстание, становясь единственной политической силой. Добившись поначалу равенства со всеми, они уничтожают его при первой же возможности. Там, где одна истина, одна религия, всегда расцветает дилетантизм как следствие волюнтаризма, под покровом ханжеской нравственности вырастают чудовищные формы болезненного разврата. Император Юстиниан, будучи образцом строгого православного государя, женится на цирковой танцовщице, одновременно уничтожая все формы вольнодумства, запрещая даже математику как «языческое нечестие». Спустя многие века под ширмой лозунгов о нравственном человеке запрещают генетику и кибернетику, теперь уже — как буржуазное нечестие.