Напиши мне про любовь - Питерс Элизабет. Страница 49

5

— Кем, говоришь, ты будешь?

— Арабской принцессой, — улыбнулась Джин. — В моем последнем романе речь шла...

— Ах да! «Раб страсти».

Костюм, разложенный на кровати Джин, состоял главным образом из розового шифона — или его дешевой имитации. Жаклин с сомнением оглядела прозрачные шаровары, символический лиф, расшитый блестками, и груду розовой вуали. Затем перевела скептический взгляд на тощую фигуру подруги.

Джин покраснела.

— Естественно, вниз я надену боди. И колготки — знаешь, такие, с трусиками?

Жаклин попыталась представить этот ансамбль, возможно вкупе с блузкой, если Джин застесняется, — и воображение услужливо разгулялось.

— Вечно ты критикуешь мои наряды! — обиделась Джин, без труда прочтя ее мысли. — А сама что наденешь?

— Пока не решила.

Джин отвернулась к кровати и сделала вид, будто взбивает вуаль. Затем хитро глянула через плечо на Жаклин:

— Дорогая, а спутник у тебя есть или идешь одна?

Прислонившись к стене, Жаклин сложила руки на груди.

— Джеймс заходил, да?

— Ну да, совсем недавно. Ты же не против, правда, Джекки? Мне бы не хотелось похищать твоего кавалера.

У Жаклин язык чесался ответить: «Неужели?» — но, вспомнив студенческие годы, она решила, что сама в долгу перед Джин. И не такая она стерва, чтобы рассказывать подруге, как пришлось уламывать Джеймса стать ее эскортом. Но уж если Джин позволит себе еще подобные колкости...

— Я иду с О'Брайеном, — сообщила Жаклин.

— С полицейским? — Глаза Джин широко распахнулись. — Ну... э-э... он довольно мил.

— Угу, как гремучая змея. И лично я сомневаюсь, что он посещает подобные мероприятия удовольствия ради.

Она ждала, что столь зловещий намек вызовет у запуганного кролика писк и конвульсии, но Джин напряглась.

— Никак не откажешься от своей версии насчет убийства? Право, Джекки, пора уже повзрослеть и бросить играть в детские игры. По словам О'Брайена, полиция считает, что Дюбретта умерла от сердечного приступа, а Лори убил грабитель...

— О'Брайен был здесь? Утром?

— По-моему, с его стороны было очень любезно заглянуть, чтобы меня успокоить.

Жаклин заскрежетала зубами. Пока что О'Брайен всюду опережал ее. Любопытно, он задает те же самые вопросы, что и она, или же идет другим путем? Оба вели к одной и той же цели, и Жаклин ни на миг не усомнилась, что О'Брайен столь же прямодушен, как она сама.

— Полиция, может, и считает, но только не О'Брайен! Он весьма хитер, Джин. Будь с ним осторожна.

— Мне не о чем тревожиться. — Джин закрыла вуалью пол-лица и разглядывала себя в зеркало. — Мне нужно... — Выплюнув забившуюся в рот вуаль, она продолжила: — Нужно поярче нарисовать глаза. Как по-твоему?

— Да, — откровенно подтвердила Жаклин. (Ресницы Джин были еще серее, чем ее волосы, а бледно-голубые глаза казались водянистыми.) И ехидно добавила: — Ты поэтому и выбрала такой наряд — чтобы спрятать лицо от вездесущих репортеров?

— Ну что ты! — Джин продолжала любоваться своим отражением, прилаживая вуаль и так и сяк. — Это меня больше не волнует.

— В самом деле?

— Да. Абсолютно не волнует. — Голос Джин звучал нежно и мечтательно. — Все уладилось, больше не о чем тревожиться.

6

Перед уходом Жаклин выяснила, что накануне вечером Джин также вернулась рано. По крайней мере, она так утверждала. Джин жила в гигантском отеле-муравейнике и вполне могла, прихватив ключ от номера с собой, незаметно пройти в любое время.

Следующим пунктом программы Жаклин был роскошный, хотя и несколько обветшалый особняк, где Бетси прожила всю свою жизнь. Вокруг высились офисные здания, и это соседство создавало любопытный эффект: казалось, дом Бетси вжался в землю в страхе быть раздавленным. М-да, раньше тут, конечно, было попросторнее, но сам дом, по прикидкам Жаклин, тянул на кругленькую сумму.

Ее надежда, что хотя бы здесь она опередила О'Брайена, рассеялась, едва Бетси открыла дверь.

— Так-так, вот и третий мушкетер. Всего чуть-чуть разминулась с лейтенантом.

— Скорее уж три всадника апокалипсиса.

— По-моему, их было четверо.

— Тебе напомнить, кто был четвертым? — Следом за хозяйкой Жаклин прошла в холл. Чудесную старинную мебель покрывал толстый слой пыли, а в лиможской люстре тускло мерцала единственная лампочка — остальные перегорели.

— Пиво будешь? Или, может, еще чего-нибудь? — радушно предложила Бетси.

— Нет, спасибо. Я на минутку, поговорить.

— Тогда пошли наверх. Хочу тебе кое-что показать.

— Честно говоря, я удивлена, что ты по-прежнему здесь обитаешь. — Жаклин брезгливо отдернула руку от липких перил. — Почему не снимешь квартирку в Виллидже или еще где?

— Веришь или нет, но здесь дешевле. Все расходы оплачивает страховой фонд. А значит, большую часть своих доходов я могу отдавать ЖОПСам и прочим организациям, в которых состою. Если бы я переехала, пришлось бы платить за квартиру. Знаешь, сколько стоит жилье на Манхэттене?

— Так этот дом не твой? — заинтересовалась Жаклин.

— Мой, конечно. Но продать его я не могу. — Бетси хмыкнула. — Мама с папой были невысокого мнения о моем благоразумии, не говоря уже о политических взглядах. Свободных денег у меня нет, капиталом управляют разные фонды. Да так оно, пожалуй, и к лучшему. Возиться с деньгами — это такая тоска, правда?

— Не знаю, — печально отозвалась Жаклин.

Распахнув дверь, Бетси провела гостью в спальню — скромную, если не сказать аскетичную. Мебель, вероятно, перетащили сюда с чердака, где в былые времена обитала какая-нибудь горничная. Железная кровать, дешевый сосновый комод, два стула, стол, самодельные книжные стеллажи, забитые книгами в бумажных переплетах, — вот и вся обстановка. Ах да, еще голый пол. Жаклин не знала, грустить или злиться, — похоже, эмоциональное развитие Бетси остановилось в шестидесятые годы.

Но тут Бетси достала кое-что из стенного шкафа, и Жаклин застыла, приоткрыв от изумления рот. Не часто ее заставали врасплох.

Бетси держала наряд в высоко поднятых руках, чтобы подол не касался пыльного пола.

В сравнении с туалетом, созданным Лори для Валери Валентайн, одеяние казалось почти простеньким. Однако блуза из гофрированного шелка и прямая юбка не оставляли сомнений в имени модельера.

— Фортуни! — восхищенно выдохнула Жаклин. — В Институте костюма я видела нечто подобное, правда коралловое, а не бирюзовое, но...

— Знаю, сама вчера вечером видела. А потом вспомнила, что у мамы было такое. Пришла домой и вырыла его с самого дна сундука на чердаке. Сорок лет пролежало скомканным, а можно подумать, будто только что из чистки-утюжки.

— Эти чудесные складки — один из фирменных знаков Фортуни.

Когда совсем недавно Жаклин восхищалась копией творения Уорта, то всего лишь оценила по достоинству мастерство художника. Но чувство, овладевшее ею сейчас, можно было назвать жаждой — нет, скорее вожделением. А как божественно это платье смотрелось бы на ней! Жаклин помнила мать Бетси — красивую женщину, обладавшую безукоризненным вкусом; неряшливая одежда дочери доводила ее до безумия. Миссис Маркхэм была примерно одного роста с Жаклин. А этот цвет, на фоне ее огненно-рыжих волос, будет просто...

Жаклин судорожно сглотнула:

— Сколько ты за него хочешь?

— Я не собираюсь продавать мамины вещи! — Бетси явно была шокирована. — Вообще-то я решила надеть его сегодня на бал. Что скажешь?

И приложила к себе платье.

Жаклин покосилась на массивную бронзовую этажерку со стопкой любовно-исторических романов и невольно задалась вопросом, случалось ли кому-то убивать из-за платья. Юбка от Фортуни была длинновата Бетси — подол волочился по полу. Ее мальчишеская фигурка хорошо впишется в строгие линии, но эти общипанные седые космы и костлявые веснушчатые руки...

Усилием воли она отогнала фривольные мысли и сосредоточилась на серьезных делах, с которыми и пришла.