Не тяни леопарда за хвост - Питерс Элизабет. Страница 10

— Гм... В ваших рассуждениях есть резон, мистер О'Коннелл. А этот ваш коллега-соперник... не Минтон ли из «Морнинг миррор»? Помнится, я обнаружила подпись «М. М. Минтон» под несколькими статьями и удивилась, что такое достойное издание, как «Миррор», опустилось до дешевых сенсаций. Отдаю вам должное, Кевин, сказку вы сочинили трогательную, но факт остается фактом: знакомство со мной вы использовали самым непристойным образом.

— Помилуйте, миссис Эмерсон! У меня не было другого выхода! На кого ж мне и рассчитывать, как не на вас, — удивился бесстыжий щелкопер. — Знакомство... будет ли мне позволено употребить слово дружба?... м-м... понимаю, понимаю... Знакомство с вами и вашим выдающимся супругом — это единственное мое преимущество перед коллегами-конкурентами. Непосредственное участие в деле Баскервиля — вот что создало мне репутацию... да и вам тоже, дорогая миссис Эмерсон. Согласитесь, что без публикаций «Дейли йелл» вы не были бы так известны среди читающей лондонской публики. А сейчас ваши имена у всех на устах! Британия увлекается археологией и восхищается археологами! Прибавьте к несомненному профессионализму ваш тонкий вкус и неприятие условностей, ваш неповторимый детективный дар...

— Что касается «неповторимого детективного дара», — прервала я поток ирландского красноречия, — то он развился не по нашей воле. Поразительно, что мы с Эмерсоном всякий раз оказываемся в центре какого-нибудь расследования. Видимо, все дело в особом свойстве ума, в способности улавливать подоплеку преступления, которая, как правило, ускользает от личностей с традиционным мышлением.

— Именно так, миссис Эмерсон, именно так, — с жаром закивал О'Коннелл. — Теперь вы понимаете, почему я рассчитывал на вас и почему был вынужден упомянуть вас в своих статьях.

— Допустим, понимаю. Однако понять — не значит простить, мистер О'Коннелл. Вся эта шумиха должна немедленно прекратиться. Надеюсь, имя профессора Эмерсона и «его многоуважаемой, незаурядной супруги», как вы изволили выразиться, больше никогда не появится на страницах вашего бульварного листка.

— Но... Вы меня без ножа режете, миссис Эмерсон! — ужаснулся О'Коннелл. — Я рассчитывал хотя бы на интервью! Самое обычное интервью о ваших достижениях за последний сезон!

Взгляд прозрачно-голубых глаз был так открыт, так невинен, что любой другой, незнакомый с мистером Пройдохой человек тотчас согласился бы исполнить любую его просьбу. Ха! Не на ту напал!

— За дурочку меня принимаете, мистер О'Коннелл? Думаете, мы не читали ваших излияний по делу Фрейзера? Эмерсон, между прочим, бесновался несколько недель. Я даже начала тревожиться за его здоровье.

— Пардон! — округлил голубые глазищи О'Коннелл. — Эти «излияния» — не что иное, как точное повторение слов самой миссис Фрейзер.

По крайней мере в этом юный нахал был искренен. Энид Фрейзер, урожденная Дебенхэм, рассказала ему чистую правду, и не его вина, что профессор разъярился, прочитав излияния репортеришки (цитата из разгромной речи Эмерсона).

— Миссис Фрейзер вместе со всеми, кого вы спасли от бесчестия и даже смерти, поет вам хвалу, — продолжал О'Коннелл, не отводя от меня восторженного взгляда. — Разве можно ее винить? Это ведь такая редкость в нашем мире — чтобы отвага и доброта получили достойное признание! Вы — гордость британской нации, миссис Эмерсон!

— Что ж... Если вы так считаете...

— Разумеется! Вы рисковали собственной жизнью... да что там! Вы поставили на карту нечто более дорогое, чем сама жизнь! — разливался Кевин. — Трудно представить себе, как страдал профессор... что за ужасные минуты боли и отчаяния пришлось ему пережить... какой страх терзал его сердце... Вы человек несгибаемой воли и мужества, но все-таки женщина! Что, если бы вы дрогнули под натиском этого безумца?... Каковы были ваши чувства к нему, миссис Эмерсон?

Подумать только! А я-то кивала с идиотской улыбкой в ответ на каждое его слово! Когда смысл сказанного наконец до меня дошел, О'Коннелл содрогнулся от моего возмущенного вопля:

— Проклятье! Как вы смеете, Кевин! Что за грязные намеки!... Кто вам это наплел?! Вот погодите, доберусь я до Энид!...

— Да успокойтесь же, миссис Амелия, — заныл О'Коннелл. — Миссис Фрейзер ни в чем не виновата. Честное слово, она отрицала все, что невзначай... м-м... вырвалось у ее супруга. (Нам с вами встречались джентльмены и поумнее мистера Фрейзера, не так ли?) Какие только страшные кары она не сулила мне, если хоть слово просочится в прессу!

— Любая, даже самая страшная кара покажется вам отеческой взбучкой по сравнению с гневом Эмерсона, — пообещала я. — Только и позвольте себе один-единственный намек в газете, и...

Договаривать не было нужды. Кевин позеленел и как-то усох прямо на глазах.

— По-вашему, я этого не знаю, миссис Амелия? — с непритворным ужасом простонал он. — Да я так ценю вас, так почитаю, что никогда не стал бы подрывать ваш авторитет. К тому же босс сказал, что профессор запросто может подать на меня в суд и я окажусь за решеткой.

Вот оно что! Убедительный аргумент для мистера О'Коннелла. На его «преклонение» перед нашим авторитетом я бы, пожалуй, не рассчитывала... но угроза тюрьмы плюс страх перед Эмерсоном (в данном случае вполне обоснованный) надежно закроют репортеру рот.

— Отлично. — Отставив пустой бокал, я оглядела стол, но ничего хоть отдаленно напоминающего салфетку не обнаружила. — Все, мистер О'Коннелл, мое время истекло. Боюсь, Эмерсон уже всю округу на ноги поднял. Я на свидание не напрашивалась, так что счет оплатите сами.

— Я провожу! — Кевин швырнул на стол пару монет.

После всех наших приключений в Египте прогулка по вечернему Лондону меня не пугает, но отказ джентльмену в такой просьбе выглядел бы неучтивым. Девица с малиновыми щеками догнала нас у выхода и протянула шарф.

— Оставьте себе, милочка. У меня еще есть. Укутайтесь поплотнее.

Сопровождение Кевина оказалось кстати. По крайней мере, было на кого опереться. Мерзкая каша из грязи, воды и всякой скользкой гадости под ногами крайне затрудняла ходьбу. Призрачно-желтые пятна от газовых фонарей едва пробивались сквозь пелену тумана, размывая очертания редких прохожих.

— Согласитесь, Кевин, есть в этой картине некое мрачное очарование. Славный наш любимый Лондон! — Я не удержалась от умильного вздоха. — Приятно сознавать, что даже в своей зловещей и зловонной прелести он не уступает трущобам Каира.

В ответ О'Коннелл лишь крепче стиснул мой локоть и ускорил шаг.

После поворота, в том месте, где Йорк-стрит расширяется и образует овальную площадь, мой провожатый остановился.

— Отсюда вы уже и одна дойдете, миссис Амелия. Здесь с вами ничего не случится.

— Могли бы и не утруждаться, мистер О'Коннелл. Я везде умею сама за себя постоять. Благодарю за угощение и за экскурсию в паб. Весьма и весьма любопытно. Приятно узнать что-то новое. Будьте здоровы и не забывайте об уговоре.

— Что вы, мэм! Никогда!

— Вы не имеете права ссылаться на меня в своих статьях.

— Понял, миссис Амелия. Если только... — поспешно добавил Кевин, — не произойдет что-нибудь из ряда вон и об этом не напечатают в других газетах. Я все-таки журналист, сами понимаете. Остаться в стороне от сенсации — значит предать свое призвание!

— Бог мой! Да вы как будто с Рамсесом сговорились! — Моему возмущению не было предела. — Ничего «из ряда вон» не случится, не надейтесь.

— Вы так думаете?... — Ирландец вдруг выпучил глаза, заалел всеми веснушками да как рявкнет: — Тысяча чертей!!! Я должен был догадаться, и точка! Ах ты, проныра! Змея подколодная!

— Да как вы смее... Кто?! Где?!

— Вон там! — Кевин ткнул пальцем через площадь. — Видите гигантский желтый зонт?

— Дождь идет, юноша, если вы не заметили. А в сырую погоду люди, как известно, нередко пользуются зонтами. Должна, однако, заметить, что знаменитый лондонский смог не дает возможности отличить желтый зонт от...

— Ой, только не нужно лекций, умоляю, миссис Амелия! Этот зонт не заметить невозможно. Он у меня как бельмо на глазу. Смотрите! У самого вашего дома, перед оградой! — рычал О'Коннелл. — У-у-у, кровосос! Так и вьется над добычей!