Проклятье фараона - Питерс Элизабет. Страница 60
– Мэри... – стоном сорвалось с его губ. – Это вы или ангел на небесах?
– Я! – По щекам Мэри заструились слезы. – Вам лучше? Как я рада!
Настало время и мне вмешаться. Артур с трудом оторвал взгляд от прелестной возлюбленной.
– Миссис Эмерсон?
– Точно. Убедились, что не попали на небеса? (Шутка – лучшее лекарство. После куриного бульона.) Вы еще очень слабы, Артур, но ради вашей же безопасности ответьте на один вопрос... Кто на вас напал?
– На...пал? – Светлые брови дрогнули. – А разве... Н-не помню.
– А что помните?
– Леди... леди Баскервиль.
Мэри ахнула и устремила на меня взгляд громадных глаз, в которых плескался ужас. Я покачала головой. Эмерсон не одобрил бы «преждевременные умозаключения».
– Леди Баскервиль?..
– Просила... лечь, – прохрипел Артур. – Я... пошел к себе... лег...
– И все? Больше ничего не помните?
– Н-нет.
– Что ж, отлично. Вам нельзя переутомляться. Отдыхайте, набирайтесь сил и ни о чем не беспокойтесь. Я на посту.
Бескровные губы изогнулись в улыбке. Артур опустил веки.
В коридоре Мэри со вздохом пролепетала:
– Теперь мне будет легче уехать. Артур... лорд Баскервиль в безопасности.
– Да-да... – ответила я скорее на собственные мысли, чем на крик души бедной девочки. – Он не видел нападавшего, значит, второй попытки быть не должно. Но всегда лучше перестраховаться, чем недооценить риск.
Боюсь, Мэри меня не услышала. Мы приближались к логову чудовища... я хотела сказать – к спальне мадам Беренжери, и каждый следующий шаг давался дочери все труднее. Я заметила, как дрогнули и поникли плечи девушки, когда она взялась за ручку двери.
В комнате было тихо, плотные шторы почти не пропускали света. На коврике у кровати свернулась клубочком горничная, в своем коричневом балахоне похожая на мумию. Однако до мумии, судя по глубокому, размеренному дыханию, ей было еще далеко.
Мэри протянула руку к кровати.
– Мама, я вернулась, просыпайся. Ма...
Она отшатнулась, прижав ладонь к груди.
– Что?!! – Я успела подхватить обмякшее тело девушки.
В ответ Мэри лишь качнула головой.
Усадить ее в кресло, вернуться к кровати, заглянуть в мертвые глаза и даже проверить несуществующий пульс – на все ушло не больше минуты.
– Мужайтесь, дитя мое. Когда-нибудь это должно было случиться. Ваша мама была очень, очень больна. Смерть для нее – избавление от страданий.
– Вы думаете... – прошептала Мэри, – сердце?..
– Должно быть, так. Сердце не выдержало. Вам нужно прилечь, дитя мое. Идите. Я сама справлюсь.
Горничная-египтянка к этому времени проснулась, заскулила, сжавшись в углу, точно в страхе перед побоями. И с радостью взяла на себя заботу о мисс Мэри – лишь бы исчезнуть из проклятой комнаты.
Закрыв за ними дверь, я снова прошла к кровати. Зрелище и процедура не из приятных, но что поделаешь? Как всегда, все на мне. Итак...
На ощупь еще теплая... (В такой жаре это ничего не значило.) Глаза! Радужной оболочки не было; в потолок смотрели черные круги расширенных зрачков. Сердце мадам Беренжери не выдержало, это точно. Не выдержало убийственной дозы наркотика.
Глава шестнадцатая
I
Такая мелочь, как очередное убийство, разумеется, не могла оторвать Эмерсона от раскопок, но, будучи человеком ответственным, я все-таки отправила ему записку. Пустой номер, чего и следовало ожидать. Эмерсон явился лишь под вечер; пока снимал с себя истерзанную одежду, выслушал мой доклад о главных событиях дня и погрузился в раздумья. Слова юного Баскервиля имели больший успех, нежели скоропостижная кончина мадам Беренжери.
– Любопытно. – Указательный палец попал точно в ямочку на подбородке. – Оч-чень любопытно. Одной заботой меньше. Если Баскервиль не видел нападавшего, можно надеяться, что он в безопасности, не так ли? Угу... А доктора Дюбуа ты вызвала, Амелия? Или положилась на собственный диагноз?
– Вызвала, вызвала. В основном для того, чтобы получить свидетельство о смерти. Диагноз мсье Дюбуа подтвердил, хотя меня лично его мнение не волновало. Мадам Беренжери приняла смертельную дозу опиума. Дюбуа считает, что это несчастный случай, непреднамеренное самоубийство. Похоже, весь Луксор был в курсе слабостей мадам.
– Гм-м... – Эмерсон упорно проделывал дырку в подбородке. – Оч-чень, оч-чень любопытно.
– Прекрати! – не выдержала я. – Сам знаешь, что о несчастном случае речь не идет. Ее убили.
– Не ты? Нет? Уверена? «Мир вздохнул бы спокойнее без мадам Беренжери» – это разве не твои слова?
– Мои, не отказываюсь, могу и сейчас повторить. Судя по всему, не я одна так считала.
– М-да... В этом, пожалуй, все были единодушны. Ну вот что, Амелия, отправляйся-ка в столовую. Я за тобой, только приведу себя в порядок.
– А как насчет того, чтобы обсудить мотивы нового убийства? У меня есть версия...
– Не сомневаюсь.
– ... версия, связанная с ее бредовыми речами после fantasia.
–С твоего позволения, я предпочел бы эту тему не развивать, дорогая моя Амелия.
– Вот, значит, как? – Я машинально ткнула пальцем в подбородок. Эмерсон ответил подозрительным взглядом. – Что ж, отлично. До встречи.
В столовой я была первой, но к приходу моего мужа собрались и остальные. Мисс Мэри, в элегантном черном платье – какой трогательный жест со стороны леди Баскервиль! – пришла в сопровождении О'Коннелла.
– Заставил, – по-хозяйски сообщил ирландец.
– И правильно, – кивнула я. – Чашка крепкого горячего чаю – вот что успокаивает нервы1
– Меня никаким чаем не успокоить! – взвизгнула леди Баскервиль. – И не возражайте, Рэдклифф, – этот дом проклят! Даже несчастный случай с мадам Беренжери...
– Несчастный случай? – встрепенулся мой муж.
Вандергельт, не выпускавший невесту из-под своего белоснежного крылышка, уколол Эмерсона взглядом:
– К чему этот вопрос, профессор? Ни для кого не секрет, что леди была... э-э...
Он умолк, скосив глаза на Мэри. Девушка ахнула и всем телом подалась к Эмерсону. Я быстренько сунула ей в руки чашку с чаем.
– Возможно, мы так и не узнаем правды, – ответил мой муж. – Однако согласитесь, что подсыпать наркотик в любимый напиток мадам Беренжери не составляло труда. Что же касается мотива убийства...
Повинуясь его взгляду, рассказ продолжила я:
– Все вы помните обвинения мадам Беренжери, которыми она осыпала нас прошлой ночью. Бред, конечно, и злобные выдумки... Но не проморгали ли мы зерно среди плевел? Мадам ссылалась на древнюю притчу. Кто-нибудь из вас эту притчу знает?
– Еще бы! – первым откликнулся Вандергельт. – Ее слышал всякий мало-мальски сведущий египтолог. «Притча о двух братьях», так?
Не слишком ли быстро он ответил? Глупец притворился бы, что впервые слышит о какой-то там сказке. Человек умный сразу догадался бы, что обман бросит на него тень подозрения. Вандергельт далеко не глупец...
– О чем это вы? – жалобно воскликнула мисс Мэри. – Ничего не понимаю.
– Позвольте, я объясню, герр профессор.
– Вы специалист в области языка, фон Борк, – кивнул Эмерсон. – Вам и карты в руки.
Немец смущенно прокашлялся, но в рассказе, я отметила, не перевернул ни одно предложение с ног на голову. Это что-то да значило!
– Притча повествует о двух братьях – старшем, Анубисе, и младшем, по имени Бата. После смерти родителей Бата жил со старшим братом и его женой. Однажды во время работы на поле Анубис послал Бату домой за зерном. Жена Анубиса, заметив, как красив и силен младший брат, возжелала... э-э... просила его... э-э...
– Начала с ним заигрывать, – нетерпеливо подсказал Эмерсон.
– ]а, Herr Professor.Юноша отверг домогания, но женщина, в страхе, что он все передаст ее мужу, пожаловалась Анубису на Бату, сказав, что младший брат... э-э... заигрывал с ней. Разгневанный Анубис решил убить Бату. Спрятавшись в хлеву, он дожидался возвращения младшего брата с пастбища.