Монаший капюшон - Питерс Эллис. Страница 5

— Это средство хорошо подействует, особенно если отыщется кто-нибудь с сильными пальцами, чтобы втереть его и как следует размять больному суставы. Но Эдмунд, обращайся с ним осторожно и ни в коем случае не подноси к губам. Это наружное средство, внутрь его принимать нельзя. И им опасно пользоваться, если на коже есть язвы, царапины или раны. Оно ядовито.

— Такое опасное? А из чего оно сделано? — с интересом спросил Эдмунд, поднося склянку к глазам, — вязкая жидкость всколыхнулась и растеклась по стеклу.

— Это земляной корень одного растения — его называют борец, или монаший капюшон, — вываренный в смеси льняного и горчичного масел. Очень ядовитый корень: достаточно проглотить чуть-чуть — и можно отправиться к праотцам. Так что будь повнимательнее и не забывай как следует мыть руки. Но для старых больных костей это лучшее растирание, оно чудеса творит. Его надо хорошенько втереть, и сначала больной почувствует покалывание и жжение, а потом боль быстро уймется. Ну как, больше ни о чем не забыл? А хочешь, я сам пойду с тобой в лазарет. Эту мазь нужно втирать глубоко, а я в этом деле поднаторел.

— Пальцы у тебя железные, уж я-то знаю, — отозвался брат Эдмунд, пристраивая склянку в суму, — на себе испробовал. Помнишь, когда ты меня растирал, я думал, что на мне живого места не осталось, а на другой день я уже был на ногах. Да, приходи, брат Рис будет тебе рад. Память его нынче подводит, он мало кого узнает, особенно из молодых братьев, но тебя он не забыл.

— Он припомнит всякого, кто заговорит с ним по-валлийски, — промолвил Кадфаэль, — приятно ведь услышать язык своей юности. Он в детство впадает, со стариками это случается.

Брат Эдмунд взял свою суму и направился к выходу. Худощавый молодой человек отступил в сторону и услужливо распахнул дверь. Брат Эдмунд улыбнулся, поблагодарил его и вышел, а тот притворил за ним дверь.

Брат Кадфаэль посмотрел на парня, который оказался не таким уж и тощим, ростом он был на несколько дюймов выше, чем сам Кадфаэль, держался прямо, и в движениях его чувствовалось проворство и настороженность лесного зверя. Ворвавшийся сквозь дверь порыв ветра растрепал густую копну светло-каштановых волос. Светлая бородка, обрамлявшая скулы, подчеркивала резкие, ястребиные черты его лица. Ярко-голубые смышленые глаза уставились на Кадфаэля.

— Ну что, приятель, чем я могу тебе услужить? — обратился к нему монах, сдвигая горшочек с огня и еще раз окидывая незнакомца взглядом. — Мы вроде бы не знакомы, но все одно, добро пожаловать. Какое у тебя ко мне дело?

— Меня послала госпожа Бонел, — ответил молодой человек низким голосом, который был бы приятен на слух, если бы в нем не ощущалась некоторая скованность. — Говорят, что у тебя можно разжиться приправами. Брат-попечитель странноприимного дома сказал, что если у нее выйдут собственные запасы, можно будет обратиться к тебе. Мой господин сегодня переехал сюда — он будет жить в предместье в качестве гостя аббатства.

— Ах да, — кивнул Кадфаэль, припоминая подаренный аббатству манор Малийли. — Стало быть, они благополучно переехали. Ну дай Бог, чтобы остались довольны. А ты, выходит, их слуга и будешь им пищу приносить? Тебе не помешает разузнать, что тут да как у нас в обители. Ты уже побывал на аббатской кухне?

— Да, господин.

— Да какой я господин, — добродушно отозвался Кадфаэль, — называй меня братом, так оно вернее будет. А тебя как зовут, приятель? Нам ведь с тобой теперь придется встречаться, так что не худо и познакомиться.

— Эльфрик. — Молодой человек отошел от двери и стоял, озираясь по сторонам с нескрываемым интересом. Глаза его с благоговейным страхом задержались на большой бутыли с настоем монашьего капюшона. — Неужто это и впрямь такой страшный яд, что самая малость его может спровадить человека на тот свет?

— Человека многое может погубить при неумелом или неумеренном употреблении. Даже вино, если пить его сверх меры. Самая здоровая пища способна причинить вред, если предаваться чревоугодию. А что твои хозяева — довольны тем как устроились на новом месте?

— Ну, об этом рано еще говорить, — осторожно промолвил Эльфрик.

«Интересно, сколько же ему лет, — подумал Кадфаэль, — двадцать пять, наверное, вряд ли больше. Всего опасается, ишь ощетинился, словно ежик. Небось виллан, крепостной, — посочувствовал Эльфрику монах. — Парень, видать, сообразительный и ранимый, и если хозяин у него грубый и недалекий, несладко ему приходится».

— А сколько вас поселилось в доме?

— Мой господин, госпожа и я. И еще служанка, — коротко ответил Эльфрик и замолчал.

— Что ж, Эльфрик, можешь заходить ко мне, когда вздумается, — я всегда буду рад, чем сумею, угодить твоей госпоже. Что она хотела бы получить сегодня?

— Она просила немного базилики и шалфея, если у тебя есть. Она привезла с собой снедь, чтобы разогреть к вечеру, но забыла приправы, — сообщил Эльфрик, слегка оттаивая. — Переезд дело хлопотное, за всем не уследишь.

— Ну, этому горю легко помочь — бери-ка, приятель, по пучку и шалфея, и базилики. А скажи, хорошая у тебя хозяйка?

— Хорошая! — обронил Эльфрик и умолк, как и после упоминания о служанке. Парень задумался, и мысли его, казалось, были невеселы. — Она была вдовой, когда вышла за хозяина. Он у нее второй муж, — помедлив, продолжил слуга. Эльфрик принял у Кадфаэля пучки трав, и пальцы его крепко стиснули стебельки. («Словно горло, — подумалось монаху, — только вот чье? О хозяйке парень отозвался с симпатией».)

— Большое спасибо тебе, брат, — поблагодарил Эльфрик Кадфаэля, проворно отступил и вышел, прикрыв за собой дверь. Монах проводил его долгим задумчивым взглядом. Оставался еще час до вечерни, и можно было успеть заглянуть в лазарет, растереть брату Рису больные суставы да потешить старика столь любезными его сердцу звуками валлийской речи.

Однако Кадфаэль никак не мог избавиться от мыслей об Эльфрике. Чем можно помочь этому молодому человеку? Нелегка доля виллана, особенно если тот наделен способностями и оттого еще тяжелее переживает свое положение. А этого к тому же, похоже, гнетет какая-то тайная мука, и, видно, не одна. Кадфаэль не мог забыть, как ревниво и нехотя, сквозь стиснутые зубы, Эльфрик упомянул служанку.

Старый брат Рис сидел неподалеку от своей аккуратно застеленной постели, пристроившись поближе к огоньку, и кивал увенчанной тонзурой седой головой. Выглядел он довольно и горделиво, как человек, выполнивший свой долг, вопреки всем препонам. Старик важно задрал подбородок, тонкие седые брови его топорщились, а маленькие, но острые, почти бесцветные глазки лучились радостью. И было от чего: рядом с ним на табурете примостился энергичный черноволосый парень, который с видимым удовольствием хлопотал возле старца, услаждая его слух звуками валлийского языка. Ряса была спущена с костлявых плеч брата Риса, и его собеседник деловито втирал чуткими пальцами бальзам в больные суставы блаженно кряхтевшего старика.

— Вижу, что меня опередили, — шепнул Кадфаэль на ухо брату Эдмунду, столкнувшись с ним в дверях.

— Это сородич его, — тихонько отозвался тот, — валлиец с севера, откуда родом и сам брат Рис. Наверное, пришел, чтобы помочь новым гостям обители устроиться в доме у мельничного пруда. Как-то он с ними связан, вроде бы работает в городе у сына этой женщины. Ну а зайдя в обитель, не забыл справиться о старике, добрая душа. Брат Рис стал сетовать на свою ломоту, я рассказал про твою мазь, и парень вызвался помочь. Раз уж ты здесь, поговори с ними — тебе небось тоже приятно поболтать по-валлийски.

— А ты предупредил его, чтобы он потом как следует вымыл руки?

— Само собой. Я ему показал, где можно будет помыться и куда бутылку поставить, после того как закончит. Разве мог я позволить ему рисковать, после того как ты нагнал страху рассказом об этом вареве. Так что не волнуйся: он знает, что может получиться, если не остеречься.

Увидев подходившего брата Кадфаэля, молодой валлиец почтительно приподнялся было со своего места, но монах замахал рукой: