Погребенная во льдах - Питерс Эллис. Страница 10

— Возможно, придет время и ты в один прекрасный день навестишь его, — попытался утешить мальчугана Кадфаэль, отметив про себя, что тот хорошо воспитан, понимает свое положение и связанные с ним обязательства. Да, монастырское воспитание, которое получил сей знатный отрок, заслуживает всяческого одобрения.

— Мне бы этого хотелось, — сказал Ив, уютно притулившись к плечу брата Кадфаэля. — Я хотел отдать ему свой кинжал, но он сказал, что кинжал пригодится мне самому. Да и что ему делать с такой вещью — он и показать-то ее побоится: еще подумают, что украл.

По-видимому, мальчик на время забыл о своей тревоге за судьбу Эрмины и о монахине Хиларии. Ему ведь, как говорили, всего тринадцать лет. Да, он был явно рад, что кто-то взял на себя заботы о нем.

— Как долго ты пробыл с Турстаном? — спросил Кадфаэль.

— Четыре дня. Турстан сказал, что мне лучше подождать, пока мимо не проедет какой-нибудь надежный человек. Ходят слухи о разбойниках, которые рыщут по лесам и холмам, и, если я отправлюсь в путь один, да еще в такой снег, можно снова заблудиться. Я ведь заблудился и целых два дня бродил по лесу, — сказал Ив, предаваясь тяжелым воспоминаниям. — Я спал на дереве, потому что боялся волков.

Мальчик не жаловался, а скорее изо всех сил старался не хвастаться своим мужеством. Ну что же, пусть выговорится, это ему необходимо после страхов, пережитых в одиночестве. Вот так человек, вернувшись после опасного путешествия, вытягивает ноги у очага, в котором пылает огонь. История о побеге, которую он должен рассказать во всех деталях, может подождать до того времени, когда ее внимательно выслушают. Если все сложится хорошо, возможно, мальчик сможет указать, где искать обеих пропавших женщин, но самое главное сейчас — добраться до Бромфилда, пока еще не совсем стемнело.

Они ехали бодрой рысью, лес становился реже, а угасавший свет давал возможность различать дорогу. Первые снежинки лениво поплыли по воздуху, когда они доехали до Хоптонского ручья. Кадфаэль спешился, чтобы вести лошадь под уздцы, и путники ступили на твердый лед. Отсюда они взяли влево и, постепенно удаляясь от течения ручья, добрались до первого из притоков, впадавших в него. Все ручьи замерзли, видно, уже несколько дней тому назад. Солнце скрылось, и только на западе на свинцово-сером небе остался тусклый красноватый отблеск. Поднимался ветер, мороз начинал покусывать лицо. По лесу тут и там были разбросаны очищенные от деревьев участки и поля, иногда встречалась овчарня, грубо сколоченная из бревен. Тени изменяли очертания предметов, и только кое-где свет отражался ото льда в виде мимолетных отблесков, да там, где намело сугробы, виднелись синеватые холмики.

Второй приток, такой же неподвижный и безмолвный, извивался серебряной змеей. Он был неглубок, и его окаймляли камыши. Лошади не понравилось, что под копытами у нее лед, и Кадфаэль снова спешился, чтобы перевести животное через ручей. Гладкая зеркальная поверхность тускло блестела, но Кадфаэль внимательно смотрел себе под ноги, так как подошвы его поношенных сапог скользили, и в какой-то момент в глаза ему бросилась призрачная белизна подо льдом. Но тут лошадь поскользнулась, затем, вновь обретя равновесие, с трудом выбралась на заиндевевшую траву на другом берегу.

Кадфаэль не сразу понял, что он увидел, и никак не мог в это поверить. Еще через полчаса он бы уже не нашел то место. Пройдя шагов пятьдесят и миновав заросли кустарника, он остановился, но, вопреки ожиданиям Ива, не вскочил на лошадь, а вложил поводья в руки мальчика и с нарочитым спокойствием сказал:

— Подожди меня минутку. Нет, нам не нужно сворачивать, это еще не развилка. Я там кое-что заметил. Жди здесь!

Ив удивился, но послушно остался ждать, а Кадфаэль повернул к замерзшему ручью. Да, ему не померещилось, и это был не отблеск — белизна подо льдом была на том же месте. Он опустился на колени, чтобы взглянуть поближе.

Его коротко остриженные волосы буквально встали дыбом. Это был не годовалый ягненок, как ему сначала показалось. Нечто более изящное, стройное и белое. Словно из-под стекла на него смотрел открытыми глазами жемчужный овал девичьего лица. Маленькие нежные руки застыли в том положении, как их прихватило морозом, — раскрытые и приподнятые, словно в мольбе. Белело ее тело и сорочка — это все, что на ней было. На груди виднелось какое-то пятно — правда, такое неясное, что при пристальном взгляде оно исчезло. Лицо было хрупкое, нежное и юное.

Это действительно был ягненок. Потерявшаяся овечка, агнец Божий, раздетый, изнасилованный и убитый. Восемнадцать лет? Вполне возможно.

Если судить по этому признаку, то Эрмина Хьюгонин была найдена и в то же время потеряна навсегда.

Глава четвертая

В такой час тут ничего нельзя было сделать в одиночку, к тому же, если он еще помедлит, сюда может явиться мальчик, чтобы узнать причину задержки. Поспешно поднявшись с колен, брат Кадфаэль вернулся к лошади, которая била копытом и волновалась: ей не терпелось вернуться в стойло. Мальчик озирался, ожидая Кадфаэля, скорее с любопытством, нежели с беспокойством.

— Что там такое? Что-нибудь случилось?

— Ничего такого, о чем стоило бы волноваться. — Сказав это, брат Кадфаэль ощутил острую боль и подумал: «Да, тебе не надо волноваться до тех пор, пока не придет время обо всем узнать. Но сначала мы накормим тебя и обогреем, а когда ты будешь уверен, что твоя собственная жизнь в безопасности, тогда ты узнаешь правду». Вслух он произнес: — Мне показалось, что там овца, вмерзшая в лед, но я ошибся. — Сев на лошадь, он взял у мальчика поводья. — Нужно поторапливаться, а то мы не успеем в Бромфилд до темноты.

У развилки они повернули направо, следуя совету Турстана, — дорога шла прямо по холму, и ехать было легко. Крепкое тело мальчика отяжелело и обмякло, каштановая головка сонно свесилась на плечо. «Уж тебя-то мы убережем от опасности, — подумал Кадфаэль, онемев от горя и гнева, — а вот сестру твою не смогли спасти».

— Вы не назвали свое имя, — зевая, сказал Ив. — Я не знаю, как вас называть.

— Меня зовут брат Кадфаэль, я валлиец из Трефрива, но теперь живу в Шрусберийском аббатстве. Куда вы и держали путь, как я понимаю.

— Да, это так. Но Эрмина — так зовут мою сестру — всегда должна настоять на своем. У меня гораздо больше здравого смысла, чем у нее! Если бы она прислушалась ко мне, мы бы не разлучились и сейчас уже были в безопасности в Шрусбери. Я хотел идти в Бромфилд с братом Элиасом — вы же его знаете! — и сестра Хилария тоже этого хотела, но у Эрмины были другие планы. Это она во всем виновата!

«Да, своевольная девушка была виновата, — горестно подумал брат Кадфаэль, прижимая к себе юного судью, доверчиво к нему прислонившегося. — Но ее небольшие проступки, конечно, не заслуживают такого страшного наказания. Ей не дали ни минуты на размышления и раскаяние. Эта юность погибла из-за своего безрассудства — а ведь юности должны быть позволены безрассудства на пути к зрелости и здравому смыслу».

Они выехали на протоптанную дорогу между Ладлоу и Бромфилдом.

— Слава Богу! — сказал брат Кадфаэль, завидев факелы возле сторожки у ворот — эти желтые земные звезды, светившие сквозь сгущавшуюся тонкую снеговую завесу. — Мы приехали!

Въехав в ворота, они увидели, что во дворе царит суматоха. На снегу лошадиные копыта выбили замысловатые узоры. Около конюшни суетились два-три грума, явно не имевшие отношения к монастырю, — они чистили лошадей и ставили их в стойла. У дверей странноприимного дома стоял приор Леонард, углубившись в серьезную беседу с молодым человеком в плаще с капюшоном. Хотя последний находился спиной к Кадфаэлю, тот сразу же узнал его. Хью Берингар явился сюда собственной персоной, услышав первые новости о пропавших Хьюгонинах, и, судя по всему, привез с собой несколько человек.

Слух у Хью был чуткий, и, повернувшись к вновь прибывшим, он быстро пошел им навстречу. Приор в нетерпении последовал за ним, обнадеженный, так как увидел рядом с братом Кадфаэлем мальчика.