Послушник дьявола - Питерс Эллис. Страница 45

— Эта штука никогда не бывала в огне, — проговорил Хью и протянул фибулу канонику Элюару, чтобы тот подтвердил его слова. — Все остальное, что было на покойнике, сгорело вместе с ним. У него взяли только эту вещь, причем раньше, чем возле его тела оказались те, кто потом сложил его погребальный костер. Только один человек мог снять ее с плаща Клеменса, тот, кто последним видел его живым и первым увидел мертвым, — его убийца. — Хью повернулся к Розвите, которая побледнела так, что стала почти прозрачной, как будто была вырублена изо льда, и смотрела на помощника шерифа расширившимися от ужаса глазами.

— Кто подарил ее тебе?

Быстрым взглядом Розвита обежала стоявших вокруг, потом собралась с духом и, глубоко вздохнув, внезапно ответила громко и четко:

— Мэриет!

Придя в себя от неожиданности, Кадфаэль сообразил, что еще не успел поделиться с Хью последними новостями и что, если ждать, пока кто-нибудь возмутится этим наглым заявлением, можно потерять время и упустить то, чего удалось достичь. Ведь для большинства собравшихся здесь ничего невероятного в этой ужасной лжи, которую выговорила Розвита, не было; вполне возможно, никто и не удивился, если вспомнить, какие обстоятельства сопутствовали приезду Мэриета в монастырь, или историю о «послушнике дьявола», которая случилась в стенах обители. А Розвита приняла всеобщее короткое «ах!» за возглас одобрения и смело продолжила:

— Он всегда преследовал меня, смотрел собачьими глазами. Мне не нужны были его подарки, но я взяла фибулу из доброго отношения к Мэриету. Как я могла знать, откуда она у него?

— Когда? — спросил Кадфаэль громко, как человек имеющий право спрашивать. — Когда он подарил ее тебе?

— Когда? — Розвита оглянулась, не понимая, откуда прозвучал этот вопрос, но ответила твердо и решительно, чтобы убедить всех в своей искренности: — Это было на следующий день после того, как мастер Клеменс уехал из Аспли, на следующий день после того, как он был убит, — к вечеру. Мэриет пришел на наш выгон, в Линде. Он так уговаривал меня взять подарок… Я не хотела его обижать…

Краем глаза Кадфаэль увидел, что Мэриет выступил из-за угла галереи, где стоял в тени, и подошел чуть ближе; Марк не отставал ни на шаг, хотя и не делал попытки удержать друга. Однако в следующий момент глаза всех присутствующих оказались прикованы к высокой фигуре Леорика Аспли, который, оттолкнув стоящих рядом, шагнул вперед и, возвышаясь над своим сыном и его молодой женой, вскричал:

— Девочка! Подумай, что ты говоришь! Разве можно лгать?! Я знаю, что этого не может быть!

Горя негодованием, он обернулся, бросил скорбный хмурый взгляд на аббата, каноника, помощника шерифа и сказал:

— Милорды, все, что она говорит, ложь. В том, что я сделал, я покаюсь и с радостью приму любое наказание. Но я знаю, что в тот день, обнаружив в лесу тело моего гостя и родственника и имея, или полагая, что имею, основания считать, что убийца — мой сын Мэриет, я привел его домой, в тот же час посадил под замок и не выпускал, пока не решил, как распорядиться его судьбой, и пока он не согласился выполнить мои требования. С вечера того дня, как умер Питер Клеменс, весь следующий день и до полудня третьего дня мой сын Мэриет был заперт в доме. Он не ходил к этой девушке. Он не мог подарить ей эту фибулу, потому что ее у него не было. И он не поднимал руку на моего гостя и своего родственника, теперь это ясно! Господи, прости меня, что я поверил в это!

— Я не лгу! — взвизгнула Розвита, пытаясь вернуть доверие толпы, которое, как ей казалось, было у нее в руках. — Я ошиблась! Он явился на третий день…

Очень медленно Мэриет подходил ближе. Из-под глубоко надвинутого капюшона его большие глаза смотрели пристально, с удивлением и мукой. Юноша переводил взгляд с отца на обожаемого брата, на свою первую любовь, с таким неистовством поворачивающую нож в его ране. Вот его глаза встретились с глазами Розвиты, в которых светилось отчаяние; та замолчала, как подстреленная в полете певчая птица, и с диким воплем бросилась на грудь Найджелу.

Мэриет долго стоял не шевелясь, потом повернулся и, прихрамывая, быстро пошел прочь. При каждом шаге он делал такое движение больной ногой, что казалось, будто он стряхивает с нее пыль.

— Кто подарил тебе фибулу? — спросил Хью терпеливо, настойчиво и безжалостно.

Толпа придвинулась, глядя, прислушиваясь, чтобы ничего не упустить. Сотни пар беспощадных глаз уставились на Найджела. Он понял это, Розвита тоже.

— Нет, нет, нет! — закричала она, повернувшись и крепко обнимая мужа. — Не мой муж — не Найджел! Фибулу мне подарил мой брат!

В ту же секунду все обернулись, быстро обводя двор глазами в поисках светловолосой головы, голубых глаз и беспечной улыбки, а помощники Хью пробрались сквозь толпу и выскочили за ворота — бесполезно. Джейнин Линде исчез тихо и незаметно, — наверное, ушел спокойным и неторопливым шагом в тот самый момент, как каноник Элюар заметил сверкание эмали на плече Розвиты. Исчезла и верховая лошадь Айсуды, лучшая из двух, привязанных снаружи у сторожки, предназначенная для Мэриета. Привратник не обратил внимания на молодого человека, с беззаботным видом вышедшего из ворот монастыря и неторопливо севшего на лошадь. Ясноглазый вездесущий мальчишка из предместья рассказал сержантам Хью, что молодой господин вышел из ворот с четверть часа назад, отвязал лошадь, сел на нее и поехал по предместью в обратном направлении от города. Сначала он ехал не спеша, добавил наблюдательный малыш, но к тому времени, как добрался до угла ярмарочной площадки, лошадь уже шла хорошим галопом, и всадник быстро скрылся из виду.

Махнув рукой на суматоху, поднявшуюся вокруг — пусть наводят порядок без его помощи, — Хью метнулся к конюшням, намереваясь броситься в погоню, и велел своим помощникам послать еще нескольких солдат преследовать беглеца, если это слово было приложимо к такому наглому и умному преступнику, как Джейнин.

— Но почему, о господи, почему? — стонал Хью, затягивая подпругу и обращаясь к брату Кадфаэлю, который рядом занимался тем же. — Зачем ему было убивать? Что он мог иметь против этого человека? Он даже никогда не видел его, ведь он не был в Аспли в тот вечер. Откуда, черт подери, он узнал, как выглядит человек, которого он хотел убить?

— Кто-то описал ему Клеменса, и он знал, когда тот уехал и по какой дороге, это ясно.

Однако все остальное было по-прежнему темно и для Хью, и для Кадфаэля.

Джейнин бежал, он успел вовремя исчезнуть, оказаться вне пределов досягаемости, потому что предвидел, что все может открыться. Своим бегством он признался в убийстве, но причина убийства оставалась непонятной.

— Дело не в Клеменсе, — ворчал про себя Кадфаэль, ведя следом за Хью оседланную лошадь через двор к сторожке. — Дело не в самом человеке, а скорее всего в поручении, которое ему дал епископ. А что же еще? Но зачем кому-то потребовалось мешать Клеменсу доехать до Честера и передать послание? Какой вред и кому это могло принести?

Приехавшие на свадьбу нерешительно бродили по двору, семьи жениха и невесты укрылись от посторонних глаз в зале для гостей, самые близкие друзья последовали за ними — без посторонних постараться успокоиться и уладить ссоры. Дальние родственники и гости посоветовались и стали разъезжаться, предпочитая поскорее оказаться дома. Возле сторожки продолжали толпиться жители предместья, довольные зрелищем, которое им довелось увидеть; они передавали друг другу всякие сомнительные слухи, прибавляя каждый раз кое-что и от себя.

Хью уже собрал своих людей и поставил ногу в стремя, когда вдруг послышался грозный стук копыт несущейся галопом лошади, какой редко можно было услышать в предместье. Вот копыта прозвенели по въездной дорожке, и дикое эхо, отразившись от стен монастыря, повторило их топот.

Измученный всадник, весь в поту, осадил покрытую пеной лошадь, и она остановилась, скользя на замерзших камнях. Человек попытался спешиться, но колени у него подогнулись, и он свалился на руки Хью. Все, кто еще оставался во дворе, среди них аббат Радульфус и приор Роберт, поспешили к прибывшему и окружили его, предвидя плохие известия.