Смерть на земле горшечника - Питерс Эллис. Страница 29

— Раз такое дело, — хмыкнул Кадфаэль, внимательно, но без особого удивления слушая Хью, — то их встреча сегодня тоже могла кончиться потасовкой.

— Куда там! Он так ей обрадовался, рассыпался в благодарностях, что она спасла его, обещал вернуть ей все украденное, всячески льстил и заискивал перед нею. Но она сказала, что ей ничего от него не нужно. Я убежден, у него была мысль уговорить ее вернуться к прежней жизни, но она и не помышляет об этом. Она сказала, что прощает Бритрика, и вышла. Потом слуга помог ей сесть на лошадь, она простилась со мной, и они уехали.

— А Бритрик? — Кадфаэль приподнялся и помешал в котелке снадобье, которое он кипятил на медленном огне. Котелок стоял на решетке, прикрывавшей с одной стороны жаровню. Резкий, насыщенный парами запах ревеня ударил им в ноздри. Одряхлевшие монахи в лазарете брата Эдмунда уже начали простужаться и кашлять — и Кадфаэль готовил им лекарство.

— Его пришлось отпустить, — вздохнул Хью. — Наш герой ушел своей дорогой и выглядел очень подавленным. Держать его дольше не было оснований, но мы будем следить за ним, и если он начнет торговать честно и платить положенные пошлины, значит, для него еще не все потеряно. Тогда ваш монастырь сможет получить причитающуюся ему пошлину, если он явится на ярмарку в будущем году. Итак, Кадфаэль, мы остались, как говорится, при своих интересах: история повторяется — мы снимаем подозрение не только с одного предполагаемого убийцы, но и со второго. Прямо не верится, что такое возможно!

— Такое в жизни случается, — подтвердил Кадфаэль, — но не часто.

— А ты этому веришь?

— Я верю тому, что это произошло. Но сомневаюсь, что произошло это случайно. На то у меня есть два соображения. Нет, — добавил Кадфаэль, — даже больше, чем два.

— Послушай, что я думаю, — нетерпеливо сказал Хью. — Одна женщина, предположительно умершая, оказывается живой и невредимой. И вторая — тоже! Теперь прикажешь ожидать третью? Пока что в нашем распоряжении лишь несчастная, оскорбленная душа, ожидающая справедливого суда, — даже не наказания убийцы, а всего лишь обретения имени. Она мертва и требует с нас отчета.

Брат Кадфаэль с уважением и признательностью выслушал страстную речь, которая больше пристала бы аббату Радулъфусу, нежели молодому представителю мирской власти. Шериф нечасто позволял себе такие монологи.

— Хью, она рассказала тебе, как и где она услышала об аресте Бритрика? — спросил монах после короткого молчания.

— В самых общих чертах… На рынке поговаривали об этом — так она сказала. Я не собирался расспрашивать ее подробно, — ответил Хью, не понимая, куда клонит Кадфаэль.

— Прошло едва ли три дня, как ты велел объявить, что Бритрик подозревается в убийстве Гуннильд. Новости разносятся быстро. Но на какое расстояние — вот в чем вопрос. Каким образом Гуннильд сумела объяснить такую разительную перемену в своей судьбе. Ты мне еще не рассказал, где она живет и у кого находится в услужении.

— Вышло так, что Бритрик, оставив ее в доме Руалда без гроша, в конечном счете оказал ей услугу. Стоял уже август, ярмарка кончилась, зарабатывать деньги стало делом нелегким, а в осенние месяцы едва удавалось сводить концы с концами. На пропитание кое-как хватало, но скопить она ничего не смогла. А ты помнишь, конечно, какой ранней и суровой была в тот год зима! Она поступила так, как поступают странствующие актеры, — загодя начала подыскивать место, где могла бы перезимовать. Для людей ее профессии это обычная практика, но тут куда попадешь — либо выиграешь, либо проиграешь.

— Да, — вставил Кадфаэль, обращаясь скорее к самому себе, нежели к другу, — я говорил ему это.

— Ей как раз повезло, — продолжал Хью, не обратив внимания на реплику Кадфаэля. — В декабре она оказалась в одном маноре в Уиттингтоне. Его владелец — Жиль Отмир; король передал ему эти земли, которыми раньше владел Фиц Алан. Семья Жиля Отмира захотела, чтобы у них в доме на Рождество были песни и танцы. И они приютили Гуннильд. На ее счастье, она пришлась по сердцу дочери Отмира, которой только что исполнилось восемнадцать лет. Гуннильд научила ее изящно причесывать волосы, вышивать, и девушка определила ее в свои камеристки. Надо тебе заметить, у Гуннильд сейчас такая плавная походка, такие скромные манеры! Она сделалась наперсницей своей госпожи, и та души в ней не чает. Нет, Гуннильд никогда не вернется к бродяжничеству, к выступлениям на ярмарке — здравый смысл ей этого не позволит. В самом деле, тебе стоит самому увидеть ее.

— Ты прав, — задумчиво проговорил Кадфаэль. — Я так и сделаю. Уиттингтон от нас недалеко, чуть дальше Аптона. Но если бы госпожа Гуннильд не приехала в наш город, чтобы попасть вчера на рынок, или же кто-то случайно не принес бы в Уиттингтон последние новости, то как бы она узнала об этом? Разве что слух сам пронесся бы по лугам, через реку, и летел бы при этом быстрее птицы. Тогда примерно за день этот слух дошел бы до прилегающих деревень, если только кто-то не позаботился бы побыстрее его доставить.

— Независимо от того, принесли ли его с рынка, или же он прилетел по воздуху, но он достиг Уиттингтона, — сказал Хью. — Тем лучше для Бритрика. Я же пока опять не представляю, как мне дальше действовать. Но хорошо, что мы не обвинили невинного человека. Не такого уж невинного, конечно, но, по крайней мере, не убийцу.

— Не стоит падать духом, дружище, — промолвил Кадфаэль. — Подожди еще несколько дней, займись пока что подготовкой своего отряда, а потом мы постараемся поймать нить, которая приведет нас к успеху.

Незадолго до вечерни брат Кадфаэль прошел в приемную аббата и попросил принять его. Он не знал, как лучше изложить свою просьбу, понимая, что ему и так достаточно часто позволяют нарушать правила Устава. Тем более что на этот раз Кадфаэль в точности не знал, чего он хочет добиться. Доверие, которое питал к нему аббат, не позволяло Кадфаэлю даже в малейшей степени злоупотребить им.

— Отец мой, — сказал он, — очевидно, Хью Берингар уже посетил вас и поведал о человеке по имени Бритрик. Женщина, с которой он водил дружбу примерно год назад, действительно исчезла из этих мест, но вовсе не умерла. Она явилась засвидетельствовать, что Бритрик не повинен, и его освободили.

— Да, это мне известно, — подтвердил аббат Радульфус. — Шериф был у меня час назад. Я не могу не радоваться, что арестованный не повинен в убийстве и теперь он уже на свободе. Но ответственность перед покойной с нас не снимается, поиски должны быть продолжены.

— Отец мой, я пришел просить вас отпустить меня завтра на несколько часов. Я хочу выяснить кое-что, связанное с освобождением Бритрика. Я не предлагаю Хью Берингару самому предпринять такое расследование — отчасти потому, что он поглощен сейчас подготовкой людей и вооружения, но и потому, что боюсь ошибиться в своих предположениях, и не хочу зря тревожить шерифа. Вот ежели я окажусь прав — тогда я передам это в его руки, и пусть дальше он действует сам.

— Могу ли я узнать, в чем суть твоих предположений, — с легкой улыбкой спросил аббат после некоторого раздумья.

— Мне бы не хотелось об этом говорить, — откровенно признался Кадфаэль, — пока я не убедился в своей правоте. Потому что если окажется, что я просто подозрительный старик, то не стоит заранее обвинять другого человека. Если можно, отец мой, подождите до завтра.

— Тогда скажи мне только вот что: надеюсь, твои предположения не связаны с братом Руалдом?

— Нет, отец мой. Он — вне подозрений.

— Это хорошо. Я не верю, что этот человек способен на злодеяние.

— Я убежден в его невиновности, — подтвердил Кадфаэль.

— Так его наконец оставят в покое?

— Этого я не знаю, — ответил брат Кадфаэль и под острым, проницательным взором аббата уверенно продолжал: — Все мы здесь, в обители, горюем о погибшей женщине, лежащей сейчас в монастырской земле безымянной, а до этого зарытой тайно, без соблюдения поминальных обрядов и отпущения грехов. И пока все это не разрешится, никто из нас не будет покоен.