Смерть на земле горшечника - Питерс Эллис. Страница 38

Это было единственное соображение, таившееся в глубине сознания Кадфаэля, которое он никак не мог истолковать. Если Пернель тоже недоумевает по этому поводу, пусть она поделится с ним своими мыслями. Ведь над этой загадкой Кадфаэль до сих не слишком раздумывал. И он сказал ей прямо:

— Я не двигался в этом направлении. Это повлекло бы за собой необходимость расспрашивать брата Жерома, а мне не хотелось бы этого, пока у меня не созреет уверенность в основательности моих подозрений. Но на ум приходит лишь одна причина: по тем или иным соображениям Сулиену хотелось убедить всех, что он услышал о случившемся только в Лонгнере.

— Отчего бы это? — недоуменно спросила она.

— Полагаю, ему хотелось поговорить с братом до того, как принять относительно своего будущего то или иное решение. Он ведь долго отсутствовал. И ему надо было увериться, что его семье ничто не угрожает после этой истории, о которой он только что узнал. Естественно, что он хотел позаботиться об их интересах, тем более, что не виделся с родными так долго.

С этим она согласилась, многозначительно кивнув головой:

— Конечно, его это заботит, но я вижу еще и другую причину, отчего он медлил с признанием. Уверена, вы думаете так же.

— И в чем эта причина?

— А в том, что у него тогда еще не было кольца, — решительно заявила Пернель. — Он не мог его показать потому, что оно находилось в Лонгнере. И он поехал туда за ним.

Она высказала это с такой прямотой и смелостью, что Кадфаэль не мог не оценить этого. У нее было твердое мнение, что Сулиен невиновен, и доказать это всему миру было ее единственной целью. Но вера Пернель в спасительность правды неудержимо влекла ее искать эту правду. Она была убеждена, что правда окажется на ее стороне.

— Я знаю, — сказала она, — что это объяснение вроде бы еще больше вредит ему, но это не так. Ведь он невиновен. И я убеждена, что он поступил правильно. Нет иного пути, как только рассмотреть каждую возможность. Я знаю, вы скажете, Сулиен полюбил ту женщину — он сам в этом признался, и если она отдала кольцо другому мужчине, чтобы уязвить мужа, то этим мужчиной мог быть Сулиен. Как, впрочем, и любой другой. И хотя я не буду пытаться, сняв вину с одного, перекладывать ее на другого, но Сулиен был не единственным ближайшим соседом горшечника. И не одного его привлекала к себе эта женщина — по общему мнению, она была красавицей. Если Сулиен располагает сведениями о том, кто совершил преступление, и при этом не хочет или не может их обнародовать, он тем самым защищает и своего брата, и себя. Я не поверю, — горячо произнесла она, — что у вас не было подобной мысли!

— О, я перебирал множество разных вариантов, — спокойно согласился Кадфаэль. — Только вот не нашлось пока достаточно фактов, их подтверждающих. Да, ради себя самого и ради брата Сулиен мог и солгать. Или ради Руалда. Но в том случае, если ему доподлинно известно — так же, как то, что завтра взойдет солнце, — что наша несчастная покойница и есть Дженерис. И не стоит забывать, что есть еще один вариант. Вариант этот заключается в том, что он не лгал, будто Дженерис жива и здорова и живет где-то на востоке вместе со своим избранником. И нам, возможно, так никогда и не доведется узнать, кто же была та черноволосая женщина, которую погребли в Земле Горшечника.

— Но вы этому не верите! — сказала она решительным тоном.

— Я верю, что правда, как и зарытая глубоко в землю луковица, в конце концов прорастет на свет Божий.

— И мы бессильны ускорить это? — с покорным вздохом спросила Пернель.

— Пока — бессильны. Нам остается лишь ждать.

— И еще, наверно, молиться? — добавила она с грустной улыбкой.

Кадфаэль мог только гадать, что она будет делать дальше, потому что бездействовать сейчас было для нее невыносимо томительным — теперь, когда все ее мысли были заняты этим юношей, которого она и видела-то всего один раз. Неизвестно, обратил ли Сулиен внимание на Пернель, но, по мнению Кадфаэля, это рано или поздно должно будет произойти, потому что отступать она не намерена. У Кадфаэля не выходило из головы, что Сулиен слишком запутался, и если, положим, он выпутается из паутины этой тайны и останется при этом жив и невредим, то какою ценой? Из Кембриджа и соседних графств вестей пока не было. Да никто их так рано и не ожидал. Однако путники, пришедшие из соседних графств, рассказывали, что погода там скверная, идут проливные дожди и уже случаются первые заморозки — не слишком отрадное будущее для королевского войска, находящегося в незнакомой болотистой местности, которая, наоборот, хорошо знакома его неуловимому врагу. Хью отсутствовал уже больше недели, и Кадфаэль, вспомнив об обещании, испросил у аббата разрешения сходить в город — навестить Элин и своего крестника. Небо заволокло тучами, ненастная погода, пришедшая с востока, добралась уже и до Шрусбери. Шел мелкий дождь, пропитывающий все вокруг сыростью.

Под ногами темнела едва различимая дорога, проходящая через Форгейт. На Земле Горшечника уже были посеяны озимые, а ниже, по склону, на следующий год будет пастись скотина. Кадфаэль шел, не оглядываясь, но его внутреннему взору отчетливо представлялась черная плодородная почва, которая вскоре даст новую жизнь, — влажный зеленый дерн и спутанные вересковые заросли под деревьями и кустами. Недавно в этой неосвященной земле была тайно погребена женщина, о которой потом позабудут… Серый день навевал тоску. Поэтому Кадфаэль с облегчением вздохнул, когда очутился у ворот дома Хью, где его с громкими радостными криками обхватил за ноги малыш Жиль. Примерно через месяц Жилю исполнится уже четыре года. Он ухватился за рясу и радостно потащил Кадфаэля в дом. В отсутствие Хью он чувствовал себя хозяином и хорошо знал свои обязанности и привилегии. С важностью и достоинством он показал гостю дом, торжественно усадил его, а сам отправился в кладовку — за элем. Вернулся он, держа наполненную до краев кружку в обеих еще по-младенчески пухлых ручках, боясь пролить хоть каплю. Белокурые волосы малыша были взъерошены, от напряжения он даже высунул кончик языка. Следя, чтобы сын удержал равновесие и не потерял достоинства, его мать шла за ним на почтительном расстоянии. Неожиданно — словно луч солнца выглянул из-за туч — Кадфаэля поразило сходство между матерью и сыном. Серьезное круглое личико с пухлыми щеками, чистый овал широкого лба, заостренный подбородок — так они были различны и в то же время схожи: у обоих была матовая, похожая на лепестки лилии кожа, изящные черты лица и твердость во взгляде. «В самом деле, Хью — счастливчик», — подумал Кадфаэль и, опасаясь сглазу, прочел про себя молитву, чтобы удача не покинула его друга, где бы он в эту минуту ни находился.

Если у Элин и были опасения, заметить их было невозможно. Она сидела рядом с Кадфаэлем и, как всегда оживленно, с бездной здравого смысла, говорила о хозяйственных заботах, о том, как управляется в отсутствие ее мужа Ален Хербард с обязанностями шерифа, а Жиль, который еще несколько недель назад непременно вскарабкался бы на колени к крестному отцу, теперь сидел рядом с ним на скамье, как взрослый мужчина.

— Вот что, — сказала Элин, — сегодня прискакал лучник из отряда Хью. Он привез первую весточку. В одной из схваток с врагом этот человек получил легкое ранение, и Хью отослал его домой, видя, что тот в состоянии держаться в седле. Ален считает, что лучник, конечно, поправится, но рука его уже не сможет с прежней силой натягивать лук.

— А как там у них дела? — спросил Кадфаэль. — Удалось ли выманить Джеффри де Мандевиля из укрытия?

Она отрицательно покачала головой:

— Пока нет. Земля там залита водой, и дождь не прекращается. Им только и остается, что ждать, когда появятся вражеские солдаты, решившие пограбить деревни. Даже сам король ничего не может поделать, видя, что людям графа Эссекса отлично известны все проходимые тропы и что они могут запросто утопить наших в болоте. Но королевским отрядам удалось уничтожить уже несколько таких вражеских групп. Не это, конечно, цель Стефана, но ничего не поделаешь! Рэмзи полностью отрезан, и пока нет никакой надежды выбить оттуда врага!