Сокровенное таинство - Питерс Эллис. Страница 46

– Господи, Николас, коли вам позарез нужен Адам Гериет, не стоит так горячиться. Он уже несколько дней как сидит в темнице под крепким караулом.

– Вы его нашли? Поймали этого негодяя? – вскричал Николас и вздохнул с облегчением, предвкушая скорую расправу.

– Поймали и теперь уж не упустим. У него есть сестра, которая замужем за одним ремесленником из Бригге. Вот Адам и отправился погостить у родных, а в результате оказался в гостях у шерифа. И не волнуйтесь, из темницы не выбраться. Так что нам нет нужды за ним гоняться.

– А вы уже добились от него чего-нибудь? Он признался?

– Да нет, стоит на своем. И пока нам не удалось уличить его во лжи.

– Ничего, теперь удастся, – угрюмо промолвил Николас.

Только сейчас он заметил, что действительно промок до нитки и, приняв у слуги сухую одежду, вышел в маленькую комнатушку, чтобы сменить платье.

Николас начал свой рассказ, едва успев переодеться и на ходу вытирая полотенцем взъерошенные волосы.

– …Сколько я ни спрашивал про церковную утварь, никто не мог припомнить ничего подобного. А насчет украшений я даже сомневался, стоит ли о них расспрашивать, и тут вошла эта женщина. Я взглянул на нее и обомлел – на пальце-то у нее было кольцо Джулианы. Нет, тут я, конечно, забегаю вперед, вначале у меня не было уверенности, что это ее кольцо, но я сразу заметил, что оно в точности соответствует описанию. Ну вы помните – сплошь покрытое эмалевым узором из желтых и голубых цветов…

– Я весь перечень наизусть помню, – кивнул Хью.

– Я тоже, поэтому сразу и обратил внимание. Я спросил эту женщину, откуда у нее это кольцо, а она ответила, что его вместе с другими женскими украшениями принес на продажу какой-то человек лет пятидесяти. А случилось это три года назад, двадцатого августа – она хорошо запомнила этот день, потому что у нее как раз был день рождения, и она попросила мужа купить ей это кольцо в подарок. Так он и сделал, поэтому кольцо до сих пор было у нее. Что же до других украшений, то ее муж, ювелир, как купил их, так вскоре с выгодой снова продал, но они описали мне эти вещи. Ожерелье из полированных камней и серебряный браслет с гравировкой в виде усиков или горошка. Представьте: сразу три предмета из описи – эти вещи могли принадлежать только Джулиане.

В ответ на это утверждение Хью только выразительно присвистнул.

– Ну а продавец? Что они говорили об этом человеке?

– Женщина разглядела его, и, по ее рассказу, он вроде бы смахивает на Адама Гериета, как его описывали в Лэ. Ведь сам-то я этого малого еще не видел. С виду лет пятьдесят, лицо обветренное – знать, немало времени проводит под открытым небом, вероятно, лесник или охотник… Вы-то его видели, вам лучше знать… Она говорила, у него каштановая борода, на макушке волосы поредели, а черты лица грубоватые, ровно из дуба вырезаны. Ну как, похож?

– В самую точку. И добавить нечего.

– А это кольцо, оно и сейчас у меня. Взгляните! Я попросил эту добрую женщину, и она доверила мне его – на время, конечно. Оно ведь ей дорого, и она ни в какую не хотела с ним расставаться и отказалась продавать за любые деньги. Я верну ей кольцо, когда дело закончится, а оно, похоже, уже близится к концу. Сдается мне, здесь не может быть ошибки.

– Я тоже так думаю. Крус и его домочадцы тоже смогут опознать колечко, но, по-моему, этого даже и не потребуется. А еще что-нибудь они рассказали?

– Еще как рассказали! Ювелир-то ведь видел, что это женские украшения, ну он и спросил, с чего это их продают – неужто хозяйке они уже не нужны. А тот, бородатый, возьми и ответь: «А на кой они ей, коли она померла!»

– Так прямо и сказал?

– Так и сказал. Но вы послушайте, что дальше было! Жена ювелира, видать, заинтересовалась этим малым и вышла из лавки следом за ним. И она увидела, что снаружи его поджидал какой-то молодой парень, и этому парню бородатый что-то передал. Что, она не разглядела, но это и так ясно – наверняка деньги. Тут эти двое заметили, что за ними наблюдают, и шмыг за угол.

– И все это она засвидетельствует перед судом?

– Не сомневаюсь. Эта женщина правдива и на редкость наблюдательна – лучшего свидетеля и пожелать нельзя.

– Похоже на то, – согласился Хью и, взглянув на Николаса, промолвил: – Мне кажется, что сейчас, пока не унялось ненастье, вам стоит подкрепиться и выпить вина. К чему опять лезть под дождь, коль скоро подозреваемый у нас под замком. А как только прекратится ливень, мы сразу же навестим Гериета, покажем ему эту безделушку и посмотрим, не удастся ли вытянуть из него что-нибудь поинтересней, чем уже порядком надоевшие байки про красоты Винчестера.

После обеда, в ожидании возвращения Хумилиса и его спутников, брат Кадфаэль, уже заприметивший признаки надвигающейся грозы, разрывался между мельничным прудом и аббатской сторожкой. Когда разразился ливень, монах укрылся на мельнице, откуда был виден и пруд, и дорога, ведущая из города. Кадфаэль предполагал, что Мадог может высадить своих подопечных во Франквилле, чтобы не огибать Шрусбери в лодке в такое ненастье. В таком случае «ловец утопленников» оставил бы братьев в каком-нибудь доме в предместье, а сам бы пешком пришел в обитель, чтобы рассказать, где они остановились.

Пора обмолота зерна миновала, на мельнице было пусто и темно, и тишину нарушал лишь монотонный стук барабанившего по крыше дождя. Здесь-то и отыскал брата Кадфаэля Мадог, и пришел он один. Чтобы сократить путь, дороге через ворота он предпочел узенькую тропку, которой пользовались порой горожане, приносившие зерно на аббатскую мельницу. Его темная тень показалась на пороге, и Кадфаэль сразу заметил, что вид у Мадога поникший, плечи бессильно опущены. Даже «ловцу утопленников», отличавшемуся невероятной выносливостью, нелегко далась борьба с разбушевавшейся стихией.

Брат Кадфаэль похолодел, предчувствуя неладное.

– Ну, – хрипло промолвил он, – что скажешь?

– Ничего хорошего. А вернее, все из рук вон плохо.

Мадог вышел на свет, и Кадфаэль увидел его мрачное, осунувшееся лицо. Лодочник был мокрым и грязным, точно водяная крыса.

– Ты, помнится, просил рассказать, если меня что-нибудь удивит. Так вот, я и припомнить не могу, когда последний раз так удивлялся, поэтому с дороги прямиком к тебе, как ты просил. – Он помолчал, отряхиваясь и выжимая мокрые волосы. – Господь свидетель, что тут поделать, я не знаю. Может, ты знаешь, ты ведь о чем-то догадывался, а я так в себя никак не могу прийти.

Он глубоко вздохнул и повел рассказ обо всем, что приключилось, – прямо и немногословно.

– …Ливень был сильный, но он бы нам не помешал. Однако вышло так, что молния угодила в дерево, как раз когда мы проплывали мимо. Ствол расщепился, обломок угодил прямо в лодку и разбил ее вдребезги. Она пошла ко дну, где теперь всплывут обломки – только Бог ведает. А эти твои два брата…

– Утонули? – прошептал потрясенный Кадфаэль.

– Старший монах, можно сказать, утонул… В общем, он мертв. Я его тело вытащил. Тот, молодой, мне помогал. Его-то мне пришлось бросить, двоих я никак не мог ухватить, ну да он и сам в конце концов выплыл. Но вернуть лорда Мареско к жизни я не сумел. Под водой-то он пробыл всего ничего и захлебнуться бы он не успел. Скорее всего у него сердце не выдержало – и так-то на ладан дышал, а тут еще угодил в сущий ад. Ну да как бы там ни было – он умер. С ним все. А вот насчет другого… Впрочем, навряд ли я скажу тебе о нем то, чего ты не знаешь. Это ведь я должен был удивляться, а не ты, верно? Ты-то все знал и раньше. Так что решай, что нам теперь делать.

Кадфаэль, который до сих пор слушал, не шелохнувшись, поежился, прикусил губу и уставился в окно мельницы. Дождь шел на убыль, небо светлело и очищалось от туч. Дальние раскаты грома доносились откуда-то с низовьев реки, которая еще бурлила и клокотала.

– Где ты их оставил?

– На самой окраине Франквилля, меньше чем в миле от моста. Там на берегу есть шалаш рыбаков. Туда мы отнесли лорда Мареско, и второй монах остался с ним. Потребуются носилки, чтобы отнести покойного в аббатство. Но с другим-то что делать?