Ученик еретика - Питерс Эллис. Страница 31

— Он племянник отца Эдмера из Аттингема — и назван в честь дядюшки. Надеюсь, он все еще гостит там. Ведь у него пока нет своего прихода. Я бы сам сходил, — поколебавшись, сказал Бонифаций. — Но боюсь, не успею вернуться к вечерне. Знать бы раньше…

— Не беспокойся, — ответил Кадфаэль. — Я отпрошусь у настоятеля и пойду сам. Ради такого случая он разрешит. Ведь речь идет об успокоении души… В такую жару, — добавил он деловито, — стоит поторопиться.

Впервые за всю неделю погода выдалась пасмурной, но к вечеру тучи разошлись. Кадфаэль с позволения аббата отправился в путь. Он шел не торопясь через Форгейт, предвкушая приятную прогулку. Бродяга, дремлющий в монахе, ожил, едва Кадфаэль, дойдя до развилки близ Святого Жиля, свернул налево, направляясь в Аттингем. По временам в Кадфаэле просыпалась былая тяга к странствиям, и то, что ему три месяца назад, в марте, довелось попутешествовать в пределах графства, только разожгло аппетит. Нелегко было сохранять обет оседлости: так же нелегко, как обет послушания — главный камень преткновения для Кадфаэля. С упоением он предавался своей нежданной свободе — дозволенной и освежающей, как стакан хорошего вина в праздник.

Дорога по обочинам широко заросла травой, будто мягким ковром, облачность смягчала жару, по обеим сторонам от дороги расстилались луга, пестреющие цветами, где копошились и жужжали насекомые, в кустах и на непаханых окраинах полей порхали птицы, щебетавшие или пронзительно кричавшие на соперников: первые выводки уже оперились и пробовали крылья. Кадфаэль неторопливо брел по зеленой обочине, шелковистые травинки ласково щекотали ему лодыжки. Идти оставалось недолго, и ему хотелось сполна насладиться каждым шагом путешествия.

Прямо перед ним над полями возвышался лесистый хребет Врекина, и чуть погодя на некотором расстоянии, слева, заблестела гладь реки, которая поворачивала все ближе и ближе и наконец потекла рядом с дорогой, тихая и безобидная меж отлогих зеленых берегов, но она не могла обмануть местных жителей, которым было ведомо ее коварство. На пастбищах у реки пасся скот, а в зарослях тростника обитали водоплавающие птицы. Вскоре Кадфаэль увидел за излучиной Северна прямоугольную, приземистую колокольню церкви Святой Эаты и невысокие крыши деревенских хижин, сбившихся в кучу подле нее. Неподалеку, если свернуть налево, был деревянный мост, но Кадфаэль направился прямо к церкви и домику священника за ней. Река тут разбивалась на несколько рукавов, и перейти ее летом вброд по желто-зеленому мелководью не составляло особого труда. Кадфаэль, подоткнув рясу, зашлепал по воде, и сонная гладь тут же покрылась рябью, на которой закачались плотики водяных кувшинок. Каждое лето, год за годом, столько народу переходило здесь реку вброд, оставляя в стороне мост, что от реки через берег и лужайку пролегла узкая песчаная тропка, ведущая прямо к дому священника. За церковью, сложенной из красноватого камня, и за поблекшим от непогоды деревянным домиком священника старые деревья, росшие полукольцом, ограждали от ветров и отчасти затеняли небольшой, разбитый при доме огород. Наполовину он был засажен овощами, которых хватало и для хозяйского стола, и даже для беднейших соседей. На второй половине росла мелкая травка, вся усеянная цветочками: волнообразный бугор приспособили под скамью, покрытую диким тимьяном. Там и восседал отец Эдмер во славе своих преклонных лет, тучный, но все еще мощный старик, с раскрытым требником на коленях. При каждом движении его могучего тела вокруг скамьи распространялся пряный аромат тимьяна. Перед ним — без шляпы, несмотря на солнце, — молодой человек деловито мотыжил капустные ряды, по блеску его обведенной курчавым кольцом тонзуры Кадфаэль понял, что пришел сюда не напрасно. По крайней мере есть кого порасспросить, и ничего, если ответы окажутся разочаровывающими.

— Ого-го! — сказал Эдмер-старший, выпрямляясь и едва не роняя с колен книгу. — Да ты, старина, вновь собрался в путь!

— На сей раз не дальше Аттингема, — ответил Кадфаэль.

— А как поживает тот молодой нечестивец-монах, с которым ты путешествовал весной? — И тут же он через гряды обратился к племяннику: — Положи мотыгу, Эдди, и угости брата Кадфаэля элем. Принеси кувшин и прочее.

Эдмер-младший вскочил и весело зашагал в дом, проворный и длинноногий. Кадфаэль присел на скамью рядом со стариком священником, всколыхнув вокруг себя волны тимьянового аромата.

— Хэлвин вернулся к своим перьям и кистям — и работает весьма успешно. Путешествие принесло ему пользу: он воспрял духом. И ходит он уже не так плохо: заметно постепенное улучшение. Как ты тут поживаешь? Я слышал, что твой племянник, вот этот самый молодой человек, недавно стал священником.

— Да, месяц назад, сейчас он ждет, что предложит ему епископ.

Кадфаэль поглядел, как юный Эдмер стремительными шагами подошел к ним, неся на деревянном подносе кувшин с элем и стаканы, с какой ловкостью он обслужил и дядюшку, и гостя, и подумал, что трудно не запомнить этого молодого священника: высокий, прекрасно сложенный, он обладал завидной внешностью, но, к счастью, не осознавал своих преимуществ. Молодой Эдмер, поставив на стол кувшин и стаканы, устроился в ногах у стариков. Упоминание о благосклонности епископа он встретил с почтительностью, но без подобострастия. Счастливец, перед которым открываются все двери и дороги ложатся прямые, как стрела. Но как знать, раздумывал Кадфаэль, станут ли счастливей люди, с которыми сведет его судьба?

— Хорошо мне тут с вами сидеть за чаркой эля, но боюсь, я не вправе терять время, — с сожалением сказал Кадфаэль. — Ведь я пришел сюда по делу. Мне нужно поговорить с твоим племянником и поскорей возвращаться назад.

— Со мной? — удивился молодой человек.

— Ты навещал отца Бонифация в день празднества перенесения мощей Святой Уинифред, верно? И пробыл в аббатстве с половины кануна и вплоть до вечера праздничного дня, отслужив за отца Бонифация повечерие?

— Да, мы с отцом Бонифацием еще недавно служили вместе дьяконами, — уточнил молодой Эдмер и, протянув длинную руку, не приподнимаясь с земли, подлил в стаканы эль, — А что случилось? Я, наверное, что-нибудь потерял, когда разоблачался? Надо бы зайти в аббатство, прежде чем уезжать отсюда.

— Ты заменял его весь день от утренней мессы вплоть до повечерия? Приходил ли к вам кто-нибудь за советом или с исповедью?

Темно-карие глаза Эдмера-младшего смотрели на Кадфаэля открыто и серьезно. Кадфаэль прочел, предугадал ответ, прежде чем услышал:

— Да. Один человек приходил.

О полном успехе говорить было рано, поэтому Кадфаэль спросил с осторожностью:

— Что за человек? Какого примерно возраста?

— Лет пятидесяти, с поредевшими седоватыми волосами. Немного сутулый, морщинистый. Он был очень подавлен я озабочен, когда пришел ко мне. Нет, не ремесленник. Судя по рукам, скорее, мелкий торговец или чей-нибудь слуга.

«Еще теплее», — подумал Кадфаэль и продолжал расспрашивать:

— Ты хорошо его рассмотрел?

— Это было не в церкви, он пришел ко мне в дормиторий над галереей. Спрашивал он отца Бонифация, но вместо него оказался я. Мы столкнулись лицом к лицу.

— Итак, он не был тебе знаком?

— Нет, я мало кого знаю в Шрусбери. Я был там впервые.

Ясно было, что юный Эдмер не присутствовал утром на капитуле, иначе бы он узнал Олдвина. Кадфаэль даже не стал уточнять. Молодой человек осознавал свои скромные права и не пытался выйти за их рамки.

— Ты выслушал исповедь и отпустил грехи?

— Да. И тем помог ему. Разумеется, ты понимаешь, что о содержании этой исповеди я ничего не могу сказать.

— А я и не спрашиваю. Мне нужно только убедиться, что это тот самый человек и что душа его очистилась через покаяние. Ибо, видишь ли, — продолжал Кадфаэль, уважительно воспринявший серьезность юного Эдмера, — если только здесь нет ошибки, этот самый человек уже мертв. И приходской священник, пекущийся о заблудших душах, хочет утвердиться, что он вправе приступать к похоронам в соответствии с ритуалами и правилами церкви. Вот почему он обошел всех приходских священников в городе.