Выкуп за мертвеца - Питерс Эллис. Страница 39

— А теперь нам бы лучше внести их в дом, где я мог бы как следует промыть раны, — сказал Кадфаэль, убедившись, что кровотечение в основном остановлено. — Пойди спроси сестру Магдалину, куда их можно положить, пока я найду крепких парней, которые помогут их перенести.

Сестра Магдалина уже позаботилась, чтобы освободить несколько келий, а мать Мариана и монахини приготовились греть воду и бинтовать мелкие ссадины. Теперь, когда опасность миновала, от сердца у них отлегло. Элиса и Элиуда внесли в дом и поместили в соседних кельях, так как, если бы братья лежали в одной келье, там негде было бы повернуться Кадфаэлю и его помощникам. Тем более что тут был и мельник Джон, не получивший в бою ни единой царапины. Этот добрый великан не только перенес юношей в дом с такой легкостью, как носят новорожденных, он еще и прекрасно управлялся с ранами.

Вдвоем с Кадфаэлем они разрезали на Элиуде одежду, чтобы не причинять ему лишнюю боль, промыли и перевязали раны на спине и груди и уложили его в постель. По нему прошлись валлийцы, он был весь в кровоподтеках, но ран больше не было, и, вероятно, кости были целы. Наконечник стрелы вышел через правое плечо, пронзив предплечье Элиса. Кадфаэль с сомнением покачал головой, раздумывая и взвешивая. С Элиудом придется просидеть весь вечер, а в случае необходимости и всю ночь, дожидаясь, пока он очнется. Ибо в любом случае, будет ли юноша жить или умрет, им нужно кое-что сказать друг другу.

Вот Элис — другое дело. Он будет жить, рука заживет, честь его спасена, и, насколько Кадфаэль мог судить, ничто не мешало ему получить свою Мелисент. Ни отца, который мог бы ему отказать, ни сюзерена, у которого надо было бы спрашивать согласия на брак, а леди Прескот едва ли станет ему препятствовать. И уж если Мелисент бросилась к Элису, когда с него еще не снято подозрение, то как же радостно она примет его, когда окажется, что он невиновен! Ему повезло, и ничто теперь не будет его беспокоить, разве что раненая рука, слабость от потери крови, вывихнутое колено и сломанное ребро. Некоторое время он не сможет ездить верхом, но все это пустяки — ведь сейчас, открыв затуманенные глаза, он неожиданно увидел склонившееся над ним бледное лицо и услышал голос, который прежде был ледяным, а теперь произнес очень тихо и нежно:

— Элис… Тише, лежи спокойно! Я здесь и никогда тебя не покину.

Прошло еще более часа, когда Элиуд наконец открыл глаза, блестевшие лихорадочным зеленым блеском при свете лампады, стоявшей у кровати в полутемной келье. Но даже теперь он испытывал такие муки, что Кадфаэль дал ему макового отвару, чтобы юноша снова впал в забытье. Гримаса боли постепенно разгладилась, веки прикрылись. Нет смысла умножать страдания этого существа, у которого болит и плоть, и душа. Когда он придет в себя настолько, что вновь обретет чувство собственного достоинства, — вот тогда пробьет его час.

В келью заглядывали на минутку, чтобы узнать, как Элиуд, и тихо выходили. Зашла сестра Магдалина — она принесла Кадфаэлю еды и эля и немного постояла, молча глядя на то, как с усилием поднимается и опускается грудь юноши и трепещут от хриплого дыхания его ноздри. Вся ее добровольческая армия защитников разошлась по домам, раненым была оказана помощь, колья извлекли из ручья, ямы закопали и дно выровняли, — словом, все было в полном порядке. Если сестра Магдалина и устала, то этого было не видно. Завтра надо будет снова навестить раненых, хотя серьезных увечий не было и никто не погиб. Пока что! Только бы не потерять этого юношу!

Хью вернулся к вечеру и разыскал Кадфаэля, который сидел в тихой келье возле Элиуда.

— Я сейчас еду в город, — прошептал он Кадфаэлю на ухо. — Мы отогнали их отсюда, и они на полпути к дому. Здесь вы их больше не увидите. Ты остаешься?

Кадфаэль кивнул в сторону постели.

— Да, жаль его. Я оставлю тебе пару своих людей, можешь передать через них, если что-нибудь понадобится. А вот теперь мы выгоним валлийцев из Коса, — мрачно сказал Хью. — Они у меня узнают, есть ли шериф в этом графстве. — Повернувшись к постели, он печально посмотрел на спящего. — Я видел, что он сделал. Да, жаль… — Испачканное и разрезанное платье Элиуда унесли, а веревка, которую он просил надеть себе на шею, висела у кровати. — Что это? — спросил Хью, заметив ее, и сразу же понял. — А! Алан мне сказал. Я унесу ее, пусть он сочтет это добрым знаком. Она никогда не понадобится. Скажи ему, когда проснется.

— Дай Бог! — произнес брат Кадфаэль так тихо, что даже Хью не услышал его.

Пришла и Мелисент, сидевшая у Элиса в соседней келье. У него все болело от того, что его сильно потоптали, но он был переполнен несказанным блаженством. Девушка зашла к Элиуду по просьбе его брата, но она и сама хотела это сделать. Ей показалось, что Кадфаэль дремлет на табуретке, привалившись к стене. Она осенила безжизненное тело Элиуда крестом и, внезапно наклонившись, поцеловала его изборожденный морщинами лоб и впалую щеку, затем крадучись вышла за дверь.

Кадфаэль осторожно приоткрыл один глаз и увидел, как девушка тихонько затворяет за собой дверь, но не очень-то утешился. Впрочем, он всем сердцем надеялся на то, что Бог наблюдает за этой сценой вместе с ним.

Когда забрезжил рассвет, Элиуд пошевелился и вздрогнул, веки его затрепетали, словно он пытался открыть глаза. Кадфаэль придвинул табуретку поближе и наклонился, чтобы вытереть пот с бледного лба раненого и посмотреть, не нужен ли кувшинчик с маковым отваром, который был у него наготове. Глаза Элиуда широко открылись, взгляд его был устремлен в деревянный потолок кельи. Кадфаэль склонился над юношей, видя отчаяние в его карих глазах и собираясь сказать то, что неизбежно должно было быть сказано.

Однако монаху ничего не пришлось говорить — его опередили.

— Я скоро умру, — тихо проговорил Элиуд пересохшими губами. — Приведи мне священника. Я согрешил и должен оправдать всех тех, кто находится под подозрением…

Он думал прежде всего не о собственном спасении, а о тех, кто был несправедливо обвинен.

Кадфаэль наклонился еще ниже. Глаза юноши смотрели вдаль, он не узнавал монаха. Наконец Элиуд разглядел Кадфаэля и сказал:

— Ты тот брат, что приезжал в Трегейриог. Валлиец? — Нечто похожее на печальную улыбку промелькнуло на его губах. — Я помню. Это ты привез известие о нем… Смерть подошла ко мне — не знаю, возьмет ли она меня сейчас или оставит для более страшного… Долг… Я поклялся… — Он попытался приподнять правую руку, но гримаса боли исказила его лицо, и тогда он, не щадя себя, повернулся и пощупал левой рукой шею — там, где должна была быть веревка.

— Тише, лежи спокойно! — Кадфаэль опустил его руку на одеяло. — Здесь распоряжаюсь я, и незачем торопиться. Отдохни, подумай. Спрашивай, о чем хочешь, и проси, что тебе нужно. Я здесь и тебя не покину.

Ему поверили. Элиуд со вздохом расслабился. Наступила небольшая пауза. Карие глаза юноши изучали монаха, взгляд их был доверчив и печален, но страха в нем не было. Кадфаэль предложил раненому немного вина с медом, но тот отвернул голову.

— Мне нужно исповедаться в смертном грехе, — сказал Элиуд слабым голосом, но четко. — Выслушай меня!

— Я не священник, — возразил Кадфаэль — Подожди, его к тебе приведут.

— Я не могу ждать. Разве я знаю, сколько мне отпущено времени? Если я не умру, — просто сказал он, — я буду рассказывать это снова и снова, столько, сколько потребуется. Больше я ничего не скрываю.

Ни один из них не заметил, как дверь бесшумно отворилась. Кто-то встревожился, услышав голоса на рассвете, и, с одной стороны, не хотел помешать, а с другой — боялся пропустить призыв о помощи. Мелисент была так счастлива, что ее словно ангелы вдохновляли. Она ощущала в себе смирение и потребность служить другим Она переоделась, и теперь вместо окровавленной рясы на ней было простое шерстяное платье. Девушка застыла на пороге, не решаясь ни войти, ни удалиться, и молча внимала голосу, такому взволнованному и безутешному.