Ярмарка Святого Петра - Питерс Эллис. Страница 46

— Похоже на правду, — угрюмо согласился Хью. — И самое худшее, наверное, еще впереди. А кто, по-твоему, залез на баржу?

— Не думаю, чтобы в этой истории был замешан молоденький конюх, — ответил Кадфаэль, — с этим делом вполне могли управиться двое. Скорее всего, на барже побывал Эвальд. Вся грязная работа выполнялась руками слуг, но головой-то был их господин.

— В ту же ночь они вломились в палатку мастера Томаса, — подхватил Хью, — обыскали ее и опять безрезультатно. В следующую ночь они напали на Эана из Шотвика. — О том, что они не погнушались вскрыть гроб, Хью предпочел умолчать. — И снова остались ни с чем. Пока все как будто ясно. Но вернемся ко вчерашнему происшествию. Бог свидетель, не вижу во всем этом никакого смысла. Я же сам был там и видел, как Иво переменился в лице. Он был потрясен, разгневан и чувствовал себя оскорбленным — могу в этом поклясться! Вспомни: он не послал за конюхом Фаулера, а пошел сам из опасения, что слуга может предостеречь своего приятеля. А потом встал между Эвальдом и воротами и попытался остановить его, рискуя получить увечье, а то и что похуже…

— Так-то оно так, — вздохнув, согласился Кадфаэль, — но смысл в этом все же есть, и боюсь, что дела обстоят хуже, чем мы с тобой могли себе представить. Эвальд находился в конюшне, выхода оттуда, кроме как через двор, нет, а стало быть, и скрыться он не мог — ну, разве что проломив монастырскую стену. Корбьер вышел во двор по просьбе шерифа да от него же узнал всю правду. Он понял, что слуга разоблачен, и, если его припрут к стенке, глядишь, выведет на чистую воду своего лорда. Давай-ка рассмотрим по порядку, как все происходило с этого момента. Фаулер как раз вернулся со стрельбища, и у него был с собой арбалет. Когда Корбьер пошел на конюшню за Эвальдом, Турстан пошел было за ним, но лорд бросил ему на ходу несколько слов, и тот отстал. Что, спрашивается, сказал Иво своему слуге? Мы этого не слышали, как не слышали и того, что говорил Корбьер Эвальду на конюшенном дворе. Помнишь, некоторое время нам пришлось ждать их возвращения. Думаю, этого времени Корбьеру хватило: он успел сообщить конюху, что дела плохи. Очевидно, он велел слуге не терять головы и дал следующие указания: «Выводи коня, я сам встану между тобой и воротами, но ты улучи момент, прыгай в седло и гони. Ну а потом затаишься на время (не иначе как в собственном маноре Корбьера, — пояснил монах), и никто до тебя не доберется. Но главное: постарайся, чтобы все поверили в мою непричастность ни к каким злодействам. Сделай вид, будто напал на меня, ты поможешь мне, а я — тебе». И каждый разыграл свою роль, причем Иво сделал это превосходно. Он встал между конюхом и воротами, воспользовался игривым настроением коня, чтобы оттеснить с дороги нас, а потом для видимости ухватился за узду, получил пинка и полетел на дорогу. Путь для Эвальда был открыт. Хью и Филип слушали монаха как зачарованные.

— Однако замысел Иво заключался вовсе не в том, чтобы выручить конюха, — продолжал Кадфаэль, — это было бы слишком рискованно, ведь рано или поздно Эвальда могли поймать и заставить выложить все. Он должен был замолчать навеки, и потому Корбьер приказал сокольничему остановить его. Хозяин велел, слуга повиновался, и оба сделали это без колебаний, ибо тот и другой не хотели, чтобы Эвальд заговорил.

Воцарилось напряженное молчание. Слушатели ужаснулись тому, что поведал им монах. Даже Хью, всякого повидавший на своем веку, подивился такой подлости и коварству, а что уж говорить о Филипе. Потрясенный до глубины души, парнишка медленно поднялся на ноги, не сводя с собеседников широко раскрытых глаз.

— Неужто ты и вправду считаешь, что все было именно так? — воскликнул ошеломленный юноша. — Но ведь он, этот человек, навещал ее и выказывал знаки внимания. Выходит, он что-то искал — у самого мастера Томаса, на его барже и в его палатке. Получается, что теперь ему остается искать только у Эммы! А мы здесь рассиживаемся!

— Но ведь Эмма, — резонно возразил Хью, — сейчас в аббатстве вместе с моей женой, и ей ничто не угрожает.

— Ничто не угрожает? — негодующе вскричал Филип. — Вы, наверное, забыли, что мы имеем дело не с человеком, а с дьяволом!

Не тратя больше слов, юноша выбежал из таверны и со всех ног припустил вдоль предместья по направлению к обители. Хью и Кадфаэль молча смотрели друг на друга. Первым молчание нарушил монах.

— Порой Господь вразумляет нас устами невинных! — промолвил он. — Боюсь, что парнишка беспокоится не напрасно. Пожалуй, нам лучше поспешить за ним.

Когда Филип добежал до странноприимного дома, сердце выскакивало у него из груди. С трудом переводя дыхание, он попросил дозволения увидеть леди Берингар. Элин с улыбкой вышла ему навстречу.

— В чем дело, Филип?

Задавая вопрос, Элин, по правде сказать, слукавила — она считала, что знает, отчего паренек второпях примчался в аббатство, и сочувствовала ему: надо же, не успел проститься с Эммой, а ведь всего несколько ласковых слов, пусть ничего не значащих, может быть, запомнились бы ему на всю жизнь.

— О, Филип, мне так жаль, что ты разминулся с мистрисс Вернольд, но, увы, они спешили, и задерживаться было нельзя. Они уехали, но Эмма просила меня попрощаться с тобой и передать… — Слова замерли у Элин на устах. — Филип, что случилось? На тебе лица нет!

— Уехали? — в отчаянии вскричал юноша. — С кем она уехала?

— С мессиром Корбьером. Он предложил проводить Эмму до Бристоля, поскольку едет туда со своей сестрой, решившей принять постриг в местной обители. Все так удачно совпало… Филип, что-то не так? Да что с тобой, в конце концов?

У юноши вырвался стон, исполненный боли и гнева, и, забывшись, он схватил Элин за руку.

— Куда? Куда он ее повез?

— В свой манор Стэнтон Коббольд. Там они заночуют, а наутро двинутся дальше. Его сестра…

Но не успела Элин договорить, как Филип сорвался с места и стремглав помчался к конюшенному двору. Ему позарез нужен был конь, некогда было спрашивать разрешения у кого бы то ни было. К счастью, разумеется к счастью для Филипа, один из гостей аббатства собрался в дорогу и во дворе его дожидался на привязи взнузданный и оседланный конь. Паренек вскочил в седло и вихрем вылетел за ворота. Когда Элин выбежала во двор, она застала там лишь разъяренного конюха, который метался по двору, изрыгая проклятия.

Чтобы кратчайшим путем попасть в Стэнтон Коббольд, нужно было от монастырских ворот свернуть налево, а потом еще раз налево, по узкой тропинке возле моста. Потому Кадфаэль и Хью Берингар, спешившие в аббатство по дороге вдоль предместья, не столкнулись со мчавшимся во весь опор Филипом. Они добрались до обители, так и не узнав, что дело приняло дурной оборот.

Во дворе царила предотъездная суета: гости собирались в путь. Никаких признаков тревоги заметно не было. Хью направился прямиком в странноприимный дом, Кадфаэль последовал было за ним, но неожиданно на плечо монаха легла крепкая рука, и он услышал знакомый приветливый валлийский говор.

— Тебя-то я и искал, брат! Зашел попрощаться перед отъездом и поблагодарить за помощь. Ярмарка выдалась на славу! Сегодня я отплываю домой, и уж поверь мне, с немалым барышом.

Глазки валлийца весело поблескивали из-под кустистых черных бровей.

— Но вот для тех двоих, тоже приехавших ради барыша, ярмарка закончилась не столь удачно, — грустно заметил Кадфаэль.

— С этим не поспоришь, — хмыкнул Родри, — только вот я не уверен, что они приезжали сюда за барышом, а не за чем другим. Хотя в конечном счете все сводится к деньгам или к власти. Да и ради чего еще людям стараться?

— Мало ли ради чего. Ты вот, помнится, говаривал, что человеку легче всего остаться незамеченным на многолюдном торгу. Я бы не удивился, узнав, что на нашей ярмарке побывал и лазутчик самого Овейна Гуинеддского. Правда, — добавил монах с невинным видом, — пользы ради он, наверное, должен понимать по-английски.

— Вот-вот, — поддакнул валлиец, — от меня в таком деле никакого проку. Но должен сказать, что по существу ты прав. Овейну, ежели он заботится о безопасности своих владений и не прочь при случае расширить их на милю-другую, надобно знать, где и что затевается. Мне самому любопытно, кто из купцов, с которыми я торговал бок о бок, явится, вернувшись домой, к Овейну с докладом.