Эйтонский отшельник - Питерс Эллис. Страница 17

Удача, а быть может, и сами небеса благоволили мальчику, ибо в этот час монахи пошли ужинать, даже привратник забрал свою еду в привратницкую и на время оставил ворота без присмотра. Если бы он и услышал перестук копыт и вышел посмотреть, кто это там скачет, все одно он опоздал бы, ибо Ричард, вскочив в седло, уже пустил своего пони резвой рысью, направляясь через Форгейт к приюту святого Жиля. Мальчик забыл даже о голоде и, похоже, вовсе не страдал, оставшись без ужина. Впрочем, он ходил в любимчиках у брата Петра, монастырского повара, и вполне мог рассчитывать на то, что попозже ему удастся разжиться чем-нибудь на кухне. Ричард вовсе не задумывался о том, что будет, когда его отсутствие обнаружат при отходе ко сну, — а в этом можно было не сомневаться, даже если его отлучки не обнаружили во время ужина. Главное было отыскать Гиацинта и предупредить его, если он и впрямь тот самый беглый Бранд, чтобы он скрылся, да побыстрее, ибо на него идет охота и охотники буквально наступают ему на пятки. А там хоть трава не расти!

За Рокстером Ричард свернул в лес по широкой просеке, которую Эйлмунд сделал, чтобы удобнее было переходить от одной из его делянок к другой. Просека вела прямо к сторожке лесничего, но в то же время она кратчайшим путем выводила на тропу, идущую к скиту отшельника, где скорее всего и следовало искать слугу Кутреда. Лес тут был старый, в основном дубовый, без подлеска, и копыта пони были почти не слышны на толстом ковре палой листвы, что наслаивалась тут не одну осень. Под этими старыми деревьями Ричард сбавил шаг, пони шел мягко, не торопясь. Если бы не это обстоятельство, мальчик едва ли услышал бы голоса, звучавшие очень тихо, — один голос был явно мужской, другой — женский, хотя слов, предназначенных, видимо, лишь друг для друга, разобрать никак не удавалось. Наконец, Ричард увидел говоривших, — они стояли на краю просеки под большим дубом, близко-близко. Хотя они не касались друг друга, взгляды их были сплетены, и о чем бы ни шел у них разговор, говорили они, без сомнения, искренне и о чем-то очень важном. Оклик Ричарда, неожиданно вынырнувшего из темноты, заставил их вспорхнуть, словно двух вспугнутых птиц.

— Гиацинт! Гиацинт!

Ричард скорее упал со своего пони, нежели степенно спешился, и опрометью кинулся к дубу навстречу настороженно ожидавшему его юноше.

— Гиацинт! Тебе нужно скрыться! Уходи отсюда побыстрее! Если ты Бранд, то за тобой гонятся. Ты Бранд? У нас объявился человек, он говорит, что гонится за беглым вилланом по имени Бранд…

Гиацинт встрепенулся, взял мальчика за плечи и опустился на колени, внимательно глядя ему в глаза.

— Что за человек? Слуга? Или сам хозяин? Когда это было?

— После вечерни. Я подслушал разговор. Брат Жером сказал ему, что у нас недавно объявился юноша, который может оказаться тем, кого тот ищет. Брат Жером сказал ему, где тебя искать, и тот сразу отправился за тобой к отшельнику. Страшный такой, огромный, глотка луженая. Но я опередил его! Пока они говорили, я успел взять своего пони и сразу сюда. Тебе нельзя возвращаться к Кутреду. Нужно бежать отсюда и скрыться!

Гиацинт искренне, по-мальчишески, обнял Ричарда.

— Ты настоящий и верный друг! А за меня теперь не бойся. Я предупрежден, это главное. Как пить дать, это сам хозяин! Дрого Босье слишком высоко ценит меня и, охотясь за мной, не жалеет ни времени, ни денег. Только шиш он меня получит!

— Значит, ты все-таки Бранд? Ты был его вилланом?

— Я люблю тебя еще больше за то, что ты употребил мое вилланство в прошедшем времени, — сказал Гиацинт, улыбнувшись. — Ты прав, когда-то меня называли Брандом, но теперь мое имя Гиацинт. И давай с тобой считать, что так оно и есть. Но сейчас, дружище, нам нужно проститься, потому как тебе самое время поспешить обратно в обитель, пока еще совсем не стемнело и пока тебя не хватились. Езжай, а для верности я провожу тебя до опушки леса.

— Нет! Я сам доеду! — возразил Ричард. — Я не боюсь! А тебе немедленно нужно исчезнуть.

Девушка положила руку Гиацинту на плечо. В сгущающихся сумерках Ричард увидел в ее глазах скорее решимость, нежели страх.

— Он исчезнет, Ричард! Я знаю одно местечко, где он будет в полной безопасности.

— Лучше бы тебе податься в Уэльс, — заметил Ричард с тревогой и даже с некоторой ревностью, поскольку ведь это его друг, ведь это он, Ричард, рисковал во имя него, и мальчика чуть-чуть огорчала мысль, что своим спасением Гиацинт будет обязан не только ему, но и кому-то еще, в частности, этой девушке.

Гиацинт и Аннет быстро обменялись взглядами и оба улыбнулись, и свет их сияющих лиц озарил лесные сумерки.

— Пожалуй, нет, — ласково сказал Гиацинт. — Если уж и бежать, то не очень далеко. Но ты не бойся за меня, я буду в безопасности. Садитесь-ка в седло, милорд, и отправляйтесь в обитель, где и вы будете в безопасности. Иначе я с места не сойду!

Угроза подействовала. Ричард сел на пони и двинулся в обратный путь. Отъехав немного, он оглянулся, помахал рукой и увидел юношу с девушкой, стоящих в тех же позах, как прежде, когда он впервые заметил их. Они провожали мальчика взглядом. Перед тем как то место, где они стояли, исчезло из виду, Ричард обернулся еще раз, но их уже не было. В лесу царили полная тишина и спокойствие. Тут Ричард вспомнил о неприятностях, ожидавших его в обители, и быстрой рысью двинулся в обратный путь.

В ранних сумерках Дрого Босье ехал по дороге, указанной ему братом Жеромом. Время от времени он расспрашивал встречных рокстерских крестьян, дабы убедиться в том, что находится на верном пути к скиту отшельника Кутреда. Видимо, этот святой человек пользовался в здешних местах большим уважением и имел неофициальный статус, обычный для кельтских затворников, ибо все, кого Дрого спрашивал, говорили об отшельнике не иначе как о святом Кутреде.

Дрого свернул в лес как раз в том месте, где, как сказал ему встречный пастух, итонские земли граничили с эйтонскими. Вскоре, проехав лесом почти милю, он оказался на небольшой прочисти, окруженной со всех сторон старым лесом. Посреди прочисти стоял небольшой, крепко сложенный каменный домик с явными признаками недавнего ремонта после того, как много лет он простоял в запустении. Вокруг домика был небольшой сад, окруженный низким частоколом. Частично сад был расчищен и возделан. На краю поляны Дрого спешился и подошел к ограде, ведя коня в поводу. Стояла глубокая вечерняя тишина. Было такое впечатление, что на милю в округе нет ни одной живой души.

Однако дверь была распахнута настежь, из глубины дома сочился слабый, ровный свет. Дрого привязал коня у изгороди и пошел через садик прямо к дому. Изнутри не доносилось ни звука, и Дрого вошел. Помещение, в котором он оказался, было небольшим и мрачным, на полу у каменной стены лежал набитый соломой тюфяк, рядом стояли стол и скамья. Свет шел из второй комнаты, через дверной проем, в котором двери не было вовсе. Дрого сообразил, что там находится часовня. На каменном алтаре теплилась лампада, стоявшая перед небольшим серебряным крестом, который был водружен на резной деревянный ларец. Перед крестом на алтаре лежал весьма изящный требник в золоченом переплете с тиснением. По обе стороны от креста находились два серебряных подсвечника, очевидно, дары патронессы отшельника.

Перед алтарем на коленях неподвижно стоял мужчина, — высокий, в грубой черной рясе, капюшон накинут на голову. В мерцающем свете эта черная фигура производила сильное впечатление: прямая, словно копье, спина, гордо поднятая голова… Ни дать, ни взять — святой. Даже Дрого Босье на мгновение, но не более того, онемел. Его собственные дела и желания были для него превыше всего, а молитвы отшельника могут и подождать. Сумерки быстро сгущались, близилась ночь, и Дрого не хотел терять времени даром.

— Ты Кутред? — требовательно вопросил он. — Дорогу сюда мне указали в аббатстве.

Однако величественная фигура отшельника не шевельнулась, он даже не разнял своих сложенных рук.

— Да, я Кутред, — произнес он спокойным, ровным голосом. — Зачем я тебе? Входи и говори.