Загадка Сионских протоколов - Платонов Олег Анатольевич. Страница 41

Государственный совет явится как поддерживатель власти правителя: он, показная часть законодательного корпуса, будет как бы комитетом редакции законов и указов правителя.

Программа новой конституции. Итак, вот программа новой готовящейся конституции. Мы будем творить закон, право и суд: 1) под видом предложений законодательному корпусу; 2) указами президента под видом общих установлений, постановлений сената и государственного совета, под видом министерских постановлений; 3) в случае наступления удобного момента в форме государственного переворота.

Некоторые подробности предложенного переворота. Займемся подробностями тех комбинаций, которыми нам остается довершить переворот хода государственных машин в вышесказанном направлении. Под этими комбинациями я разумею свободу прессы, право ассоциации, свободу совести, выборное начало и многое другое, что должно будет исчезнуть из человеческого репертуара или должно быть в корне изменено на другой день после провозглашения новой конституции.

Только в этот момент нам возможно будет объявить все наши постановления, ибо после всякое заметное изменение будет опасно, и вот почему: если это изменение проведено будет с суровой строгостью и в смысле строгости и ограничений, то оно может довести до отчаяния, вызванного боязнью новых изменений в том же направлении; если же оно произведено будет в смысле дальнейших послаблений, то скажут, что мы сознали свою неправоту, а это подорвет ореол непогрешимости новой власти, или же скажут, что испугались и вынуждены идти на уступки, за которые никто не будет благодарен, ибо будет считать их должными… То и другое вредно для престижа новой конституции. Нам нужно, чтобы с первого момента ее провозглашения, когда народы будут ошеломлены совершившимся переворотом, будут еще находиться в терроре и неумении, они осознали, что мы так сильны, неуязвимы, так исполнены мощи, что мы с ними ни в каком случае не будем считаться и не только не обратим внимания на их мнения и желания, но готовы и способны с непререкаемой властью подавить выражение и проявление их в каждый момент и на каждом месте, что мы все сразу взяли, что было нам нужно, и что мы ни в каком случае не станем делиться с ними нашей властью… Тогда они из страха закроют глаза на все и станут ожидать, что из этого выйдет.

Гои – бараны. Гои – баранье стадо, и мы для них волки. Они закроют глаза на все еще и потому, что мы им пообещаем вернуть все отнятые свободы после усмирения врагов мира и укрощения всех партий.

Тайное масонство и показные его ложи. Для чего же мы придумали и внушили гоям всю эту политику, – внушили, не дав им возможности разглядеть ее подкладку. Для чего, как не для того, чтобы обходом достигнуть того, что недостижимо для нашего рассеянного племени прямым путем. Это послужило основанием для нашей организации тайного масонства, которого не знают, и целью, которой не подозревают скоты-гои, привлеченные нами в показную армию масонских лож для отвода глаз их соплеменникам.

Бог даровал нам, своему избранному народу, рассеяние, и в этой кажущейся для всех слабости нашей и сказалась вся наша сила, которая привела теперь нас к порогу всемирного владычества. Нам теперь немного остается уже достраивать на заложенном фундаменте.

Масонское толкование слова «свобода». Слово «свобода», которое можно толковать разнообразно, мы определяем так: свобода есть право делать то, что позволяет закон. Подобное толкование этого слова в то время послужит нам к тому, что вся свобода окажется в наших руках, потому что законы будут только разрушать или созидать желательное нам по возложенной программе.

Будущее прессы в масонском царстве. С прессой мы поступим следующим образом. Какую роль играет теперь пресса? Она служит пылкому разгоранию нужных нам страстей или же эгоистичным партийностям. Она бывает пуста, несправедлива, лжива, большинство людей не понимает вовсе, чему она служит. Мы ее оседлаем и возьмем в крепкие вожжи; то же сделаем и с остальной печатью, ибо какой смысл нам избавляться от нападок прессы, если мы остаемся мишенью для брошюры и книги. Мы превратим ныне дорого стоящий продукт гласности, дорогой благодаря необходимости его цензуры, в доходную статью для нашего государства. Мы ее обложим особым марочным налогом и взносами залогов при учреждении органов печати или типографии, которые должны будут гарантировать наше правительство от всяких нападений со стороны прессы. За возможное нападение мы будем штрафовать беспощадно. Такие меры, как марки, залоги и штрафы, ими обеспеченные, принесут огромный доход правительству. Правда, партийные газеты могли бы не пожалеть денег, но мы их будем закрывать по второму нападению на нас. Никто безнаказанно не будет касаться ореола нашей правительственной непогрешимости. Предлог для прекращения издания – закрываемый-де орган волнует умы без повода и основания. Прошу вас заметить, что среди нападающих на нас будут и нами учрежденные органы, но они будут нападать исключительно на пункты, предназначенные нами к изменению.

Контроль над прессой. Ни одно оповещение не будет проникать в общество без нашего контроля. Это и теперь уже достигается нами тем, что все новости получаются несколькими агентствами, в которых они централизуются со всех концов света.

Корреспонденция агентства. Эти агентства будут тогда уже всецело нашими учреждениями и будут оглашать только то, что мы им предпишем. Если теперь мы сумели овладеть умами гоевских обществ до той степени, что все они почти смотрят на мировые события сквозь цветные стекла тех очков, которые мы им надеваем на глаза, если теперь для нас ни в одном государстве не существует запоров, преграждающих нам доступ к так называемым гоевской глупостью государственным тайнам, то что же будет тогда, когда мы будем признанными владыками мира в лице нашего всемирного царя?! Вернемся к будущему печати. Каждый пожелавший быть издателем, библиотекарем или типографщиком будет вынужден добыть на это дело установленный диплом, который в случае провинности немедленно будет отобран.

Что такое прогресс в понятиях масонства. При выполнении таких мер оружие мысли станет воспитательным средством в руках нашего правительства, которое уже не допустит народную массу заблуждаться в дебрях и мечтах о благодеяниях прогресса. Кто из нас не знает, что эти призрачные благодеяния – прямые дороги к нелепым мечтаниям, от которых родились анархические отношения людей между собой и к власти, потому что прогресс или, лучше сказать, идея прогресса навела на мысль о всякого рода эмансипации, не установив границ.

Все так называемые либералы суть анархисты если не дела, то мысли. Каждый из них гоняется за призраками свободы, впадая исключительно в своеволие, т. е. в анархию протеста ради протеста.

Еще о прессе. Перейдем к прессе. Мы ее обложим, как и всю печать, марочными сборами с листа и залогами, а книги, имеющие меньше 30 листов, – в двойном размере. Мы их запишем в разряд брошюр, чтобы, с одной стороны, сократить число журналов, которые собой представляют худший печатный яд, а с другой – эта мера вынудит писателей к таким длинным произведениям, что их будут мало читать, особенно при дороговизне. То же, что мы будем издавать сами на пользу умственного направления в намеченную нами сторону, будет дешево и будет читаться нарасхват. Налог угомонит пустое литературное влечение, а наказуемость поставит литераторов в зависимость от нас. Если найдутся желающие писать против нас, то не найдется охотников печатать их произведения. Прежде чем принять для печати какое-нибудь произведение, издатель или типографщик должен прийти ко властям просить разрешение на это. Таким образом, нам заранее будут известны готовящиеся против нас козни, и мы их разобьем, забежав наперед с объяснениями на трактуемую тему.

Литература и журналистика – две важнейшие воспитательные силы, вот почему наше правительство сделается собственником большинства журналов. Этим будет нейтрализовано вредное влияние частной прессы и приобретется громадное влияние на умы… Если мы разрешим десять журналов, то сами учредим тридцать и так далее в том же роде. Но этого отнюдь не должна подозревать публика, почему и все издаваемые журналы будут самых противоположных по внешности направлений и мнений, что возбудит к ним недоверие и привлечет к ним наших ничего не подозревающих противников, которые таким образом попадутся в нашу западню и будут обезврежены.

На первом плане поставятся органы официального характера. Они будут всегда стоять на страже наших интересов, и потому их влияние сравнительно будет ничтожно. На втором станут официозы, роль которых будет заключаться в привлечении равнодушных тепленьких. На третьем мы поставим нашу оппозицию, которая хотя бы в одном из своих органов будет представлять собой как бы наш антипод. Наши действительные противники в душе примут эту кажущуюся оппозицию за своих и откроют нам свои карты.

Все наши газеты будут всевозможных направлений: аристократического, республиканского, революционного, даже анархического, пока, конечно, будут иметь сто рук, из которых каждая будет щупать пульс у любого из общественного мнения. Когда пульс ускорится, тогда руки эти поведут мнение по направлению к нашей цели, ибо разволновавшийся субъект теряет рассудительность и легко поддается внушению. Те дураки, которые будут думать, что повторяют мнение газеты своего лагеря, будут повторять наше мнение или то, которое нам желательно. Воображая, что они следуют за органом своей партии, они пойдут за тем флагом, который мы вывесим для них.

Чтобы направлять в этом смысле наши газетные линии, мы должны особенно тщательно организовать это дело. Под названием центрального отделения печати мы учредим литературные собрания, в которых наши агенты будут незаметно давать пароль и сигналы. Обсуждая и противореча нашим начинаниям всегда поверхностно, не затрагивая существа их, наши органы будут вести пустую перестрелку с официальными газетами для того только, чтобы дать нам повод высказаться более подробно, чем мы могли бы это сделать в первоначальных официальных заявлениях. Конечно, когда это для нас будет выгодно.

Нападки на нас сыграют еще и ту роль, что подданные будут уверены в полной свободе свободоговорения, а нашим агентам это даст повод утверждать, что выступающие против нас органы пустословят, так как не могут найти настоящих поводов к существенному опровержению наших распоряжений.

Такие незаметные для общественного внимания, но верные мероприятия всего успешнее поведут общественное мнение и доверие в сторону нашего правительства. Благодаря им мы будем по мере надобности возбуждать и успокаивать умы в политических вопросах, убеждать или сбивать с толку, печатая то правду, то ложь, данные или их опровержения – смотря по тому, хорошо или дурно они приняты, всегда осторожно ощупывая почву, прежде чем на нее ступить… Мы будем побеждать наших противников наверняка, так как у них не будет в распоряжении органов печати, в которых они могли бы высказаться до конца вследствие вышесказанных мероприятий. Нам не нужно будет даже опровергать их до основания… Пробные камни, брошенные нами в третьем разряде нашей прессы, в случае надобности мы будем энергично опровергать в официозе.

Масонская солидарность в современной прессе. Уже ныне в формах хотя бы французской журналистики существует масонская солидарность в пароле: все органы печати связаны между собой профессиональной тайной; подобно авгурам, ни один член ее не выдаст тайны своих сведений, если не постановлено их оповестить. Ни один журналист не решится предать тайны, ибо ни один из них не допускается в литературу без того, чтобы все прошлое его не имело бы какой-нибудь постыдной раны. Эти раны были бы тотчас же раскрыты. Пока эти раны составляют тайну немногих, ореол журналиста привлекает мнение большинства страны – за ним шествуют с восторгом.

Возбуждение провинциальных «общественных» требований. Наши расчеты особенно простираются на провинцию. В ней нам необходимо возбудить те упования и стремления, с которыми мы всегда могли бы обрушиться на столицу, выдавая их столицам за самостоятельные упования и стремления провинции. Ясно, что источник их будет все тот же – наш. Нам нужно, чтобы иногда, пока мы еще не в полной власти, столицы оказывались окутанными провинциальным мнением народа, т. е. большинства, подстроенного нашими агентами. Нам нужно, чтобы столицам в психологический момент не пришлось бы обсуждать свершившийся факт уже по одному тому, что он принят мнением провинциального большинства.

Непогрешимость нового режима. Когда мы будем в периоде нового режима, переходного к нашему воцарению, нам нельзя допускать разоблачений прессой общественной бесчестности – надо, чтобы думали, что новый режим так всех удовлетворил, что даже преступность иссякла… Случаи проявления преступности должны остаться в ведении их жертв и случайных свидетелей, не более.