Всеобщая история, обработанная «Сатириконом» - Дымов Осип. Страница 35

— Что, если они переправятся по льду и разобьют нас? — подумал с ужасом Ахмат.

— Что, если они переправятся по льду и разобьют нас? — подумал, похолодев от страха, Менгли-Гирей.

— Надо спасаться! — решил Ахмат.

— Надо бежать! — решил Менгли-Гирей. И обе армии пустились так быстро бежать друг от друга, что только пятки сверкали.

Таким образом, свержение ига обошлось без пролития крови и почти без участия русских войск.

Иоанн Грозный

Весть о рождении Иоанна Грозного как громом поразила Москву. Птицы и звери попрятались в лесах. Рыба со страху сделалась еще более мокрой и притаилась на дне океана. Люди совсем потеряли головы и были этому очень рады, ибо рассуждали так:

— Иоанн Васильевич все равно их отрубит. Лучше уж сами потеряем головы. Когда придут палачи, они останутся в дураках — нечего будет рубить.

Родившись, Иоанн Грозный осмотрелся кругом и спросил, метнув глазами на стонавшую родильницу:

— Это кто? Ему ответили:

— Твоя мать. Она родила тебя.

Иоанн Грозный милостиво улыбнулся и сказал:

— Она прекрасно сделала, что родила меня… Но… — Грозный нахмурил брови:

— Но… Мавр сделал свое дело, пусть мавр уйдет… Г-жа Глинская! Назначаю вас царской матерью. Теперь можете идти.

Елена поклонилась и удалилась в свои покои.

— А это кто?

Царь указал на женщину, возившуюся с пеленками.

— Акушерка. Она помогла тебе увидеть свет.

— Не люблю акушерок и зубных врачей.

Царь поморщился и велел отрубить голову акушерке. Акушерка была очень рада, что так легко отделалась.

— Зачем акушерке голова? — рассуждала она вполне здраво. — Акушерке нужны только руки и инструменты.

Покончив с акушеркой, Иоанн Васильевич приказал спустить на народ московский несколько медведей.

— Остальные милости, — заявил при этом Грозный, — совершу после. Теперь беру отпуск на год. Править же Московской землею будет мать и дяденька Телепнев-Оболенский.

После этих слов царь затворился со своей кормилицей и целый день не выходил.

Воспитание Иоанна

Воспитание Иоанн Васильевич получил по Фребелю:

В восемь часов утра он уже был на ногах и для развития мускулов делал гимнастику — остроконечным жезлом бил своего спальника.

Потом приступал к гимнастике, развивающей мускулы ног, — около часа топтал ногами стольника.

В десять начинался урок русского языка — царь ругал бояр.

В одиннадцать Иоанн Васильевич приступал к занятию чужими языками — вырезал языки у провинившихся приближенных, а оставшиеся части тела бросал в темницу.

После завтрака маленький Грозный выезжал из дворца изучать народ.

Изучал он народ не поверхностно, как это делается теперь, а основательно, анатомически: каждого изучаемого разрезал на несколько частей, и каждая часть подвергалась изучению.

Однажды Иоанну Васильевичу передали известные слова Калигулы:

«Как бы мне хотелось, чтобы у всех людей была одна голова и чтобы я отрубил эту голову».

Молодой Иоанн, вздохнув, сказал:

— Я не утопист: я знаю, что сколько людей, столько голов и работы будет много.

И, подняв очи горе, прибавил со смирением:

— Что ж, будем трудиться. Терпение и труд все перетрут.

Так рос молодой Грозный.

Совершеннолетие

Спустя год после рождения Иоанн Васильевич объявил себя семнадцатилетним.

— Теперь начну царствовать! — заявил он. — Кто еще не казнен?

Неказненные бояре стали подходить к Иоанну.

— Не толпитесь! — закричал на них Иоанн. — Тут вам не театральная касса. Станьте в очередь.

— Сколько вас развелось! — с досадой сказал Грозный.

Бояре виновато опустили глаза. К вечеру все было кончено. Оставшиеся после казненных боярские шапки Грозный раздал своим новым приближенным. Так как приближенных оказалось меньше, чем боярских шапок, то любимцы получили по две шапки.

Отсюда пошли двойные боярские фамилии: Голенищев-Кутузов, Сумароков-Эльстон, Витте-Витте, Кафталь-Гандельман. Булацель-Булацель, Гинцбург-Гинцбург и др.

Забавы Иоанна Грозного

Любимейшей забавой молодого царя было жениться.

У Иоанна, в сущности, было очень нежное сердце, и единственной причиной его жестокости было любопытство. Женившись и пожив некоторое время с женой, он начинал думать: «Любопытно было бы посмотреть, какова будет моя вторая жена?»

Несколько месяцев Иоанн Васильевич боролся со своим любопытством, но потом не выдерживал и постригал жену в монахини, а сам брал другую жену.

— Ничего не поделаешь! — говорил он. — Уж очень я любопытен.

Игрушки молодому царю заменяли бояре, молодые и старые.

Поиграв с боярином, Иоанн начинал томиться мыслью:

— Что у моей новой игрушки делается внутри? Любопытство до тех пор мучило царя, пока он не распарывал боярина и не узнавал, что делается у него внутри. Сначала Иоанну Васильевичу нравились бояре Глинские.

— Славные игрушки! — восхищался он. — Вот интересно было бы знать, какие там у них пружины внутри? Должно быть, заграничные!

Недолго крепился Грозный и велел распороть Глинских. Потом то же самое он сделал с Шуйскими, потом — с Вольскими. Каждый год Иоанн Васильевич производил набор новых любимцев.

Родные любимцев оплакивали их, как покойников. Перед отправкой любимцев во дворец матери и жены голосили:

— На кого ты покинул нас, сиротинушек! Знакомые с грустью жалели любимца:

— Так молод и уже в любимцы попал. Поистине, смерть не разбирает.

В Москве люди больше умирали от внезапной любви Иоанна Васильевича, чем от других заразительных болезней. Характера Иоанн Васильевич был веселого и любил шутить. Однажды он велел в шутку бросить псам своего любимца Андрея Шуйского.

К сожалению, псы не поняли шутки и загрызли бедного боярина…

В другой раз Иоанн обратил внимание на длинные бороды новгородских купцов.

— Вы бы побрились, — посоветовал им царь.

— Рады побриться! — отвечали купцы. — Да парикмахерской поблизости нет.

— Это пустяки! — сказал Иоанн Васильевич. — Можно и без парикмахера.

Он приказал облить бороды купцов дегтем и поджечь. В одну минуту подбородки у них стали чистенькими, как ладонь. Купцы похвалили царя за находчивость и были очень рады, что им не пришлось платить за бритье.

К сожалению, современники Иоанна Грозного ложно истолковывали шутки царя и придавали им какой-то мейерхольдовский оттенок.

После пожара

Однажды от сальной свечи загорелась Москва. Во время пожара во дворец ворвался неизвестный человек в рясе, впоследствии оказавшийся священником Сильвестром, и крикнул Иоанну:

— Ты во всем виноват!

— Я не поджигал! — сказал твердо Иоанн. — Напраслину возводишь, батюшка.

— Это за твои грехи! — грозно закричал Сильвестр. — Покайся!

Иоанн покаялся и велел убить Сильвестра. «Надо созвать Земский собор! — подумал Иоанн Васильевич. — Пусть правит, как знает».

Земский собор был созван.

«Чего-то еще не хватает», — подумал Иоанн.

И вспомнил:

«Знаю! Нужен еще Духовный собор».

Духовный собор был созван.

— Что бы еще созвать? — задал себе вопрос Грозный. И, подумав немного, решил:

— Надо созвать опричнину.

Когда опричники были созваны. Грозный приказал им:

— А ну-ка, ребятки, разгоните мне Земский собор.

Опричники разогнали.

— А теперь Духовный собор. Опричники разогнали Духовный собор. Иоанн Грозный позвал к себе членов Земского собора и спросил их:

— Наговорились?

— Наговорились досыта! — ответили земские люди.

— Все высказали?

— Все.

— Значит, языки вам больше не нужны.

Иоанн Васильевич приказал вырвать у них языки.

Потом он призвал членов Духовного собора и спросил:

— А вы что сделали?

— Вот что сделали!