Хрустальная ловушка - Платова Виктория. Страница 18

Ни «Газель», ни джип еще не вернулись. Но если все-таки Васька и уехал на них, то кто повесил ключ от «Каменного мешка» на свое место?..

"Это старость, — подумал Звягинцев, — самая настоящая старость. Мерещится черт знает что и абсолютно на пустом месте: болезненная мнительность, какие-то странные фобии. Или это вылезает подсознание, оскорбленное и ушибленное многолетней работой в милиции? Или все те мелкие делишки, которые ты вел всю жизнь, теперь мстят тебе, вгрызаясь беззубым ртом в подсознание?

Кой черт. Пал Палыч Звягинцев, ты же никогда не был аналитиком, лавры всех этих умников в следственных кабинетах и хлыщей, прикуривающих свои сигареты от зажигалок жертв преступлений…

Нужно провериться у психиатра".

Но для того, чтобы провериться у психиатра, нужно было спуститься вниз, в большую жизнь. В ту жизнь, которая забрала у него единственного сына. А этого Звягинцев не хотел категорически.

А пока нужно найти этого самого Казбека, племянника любвеобильного черкеса. И Звягинцев отправился к бугельному подъемнику, ведущему на спуск для новичков. У подъемника в соломенном кресле-качалке и такой же соломенной шляпе сидел Арик Штиллер.

Арик Штиллер был достопримечательностью «Розы ветров». В прошлом году, в межсезонье, Арику исполнилось восемьдесят лет. Скромный юбилей отметили в узком кругу приближенных. Для этого Арика вместе с его качалкой перенесли в банкетный зал ресторана, где ему были преподнесены дорогие горнолыжные очки и торт, довольно точно воспроизводящий ландшафт у «Розы ветров». При этом взбитые сливки имитировали снег, а сам комплекс зданий достойно представляли медовые коврижки. Про тишайшего немца Арика ходили легенды. Поговаривали, что в войну он был егерем знаменитой дивизии «Эдельвейс», отличным горнолыжником и снайпером, снял не один десяток зазевавшихся русских солдатиков, и сам Геринг наградил его Железным крестом за храбрость. Но с Кавказа вместе с «Эдельвейсом» почему-то не ушел, остался здесь и прожил десяток лет на ледниках. А потом прибился к одной из турбаз. В самом конце его длинного пути маячила «Роза ветров», где он и собирался умереть.

И даже место себе присмотрел — в распадке, недалеко от гостиницы.

Арик эти чудовищные мифы об «Эдельвейсе» не поддерживал, но и не опровергал. Он мирно доживал свой век у бугеля, собирая у «чайников» билеты на подъем.

— Привет, Арик, — заорал Пал Палыч на ухо Штиллеру. — Как жизнь молодая?

Арик пожевал губами, что означало: «Привет, жизнь молодая движется по накатанной колее: никаких слаломных завихрений».

— Ты Ахметкиного племянника знаешь?

Это был праздный вопрос: престарелый Штиллер обладал феноменальной памятью на имена и лица, даже случайные.

— Казбек? — Арик так же аккуратно сцеживал слова, как и кормящая мать — молоко. — Поднялся недавно.

— Покажешь, когда на новый зайдет?

— Покажу.

…Ждать пришлось недолго. Спуск для новичков был самым коротким: что-то около пятисот метров. И через двадцать минут Арик ткнул скрюченным пальцем в маленькую фигурку, хромающую к подъемнику.

Племянник Ахмета был точной, хотя и уменьшенной копией своего дяди: сейчас он плелся в кильватере двух молоденьких лыжниц, тоже направляющихся к подъемнику; на лице тринадцатилетнего Казбека была написана явная заинтересованность этими яркими бабочками в красных комбинезонах. У самого бугеля Звягинцев перехватил мальчишку.

— Ты Казбек?

— А что?

— Ты мне нужен. Отойдем.

Малолетний Казбек бросил тоскливый взгляд на нимф, и Звягинцев сжалился:

— Ладно, успеешь еще накататься. Рассказывай.

— Чего?

— Про Васю.

— А что — про Васю?

— Он тебе снаряжение подбирал?

— А что?

— Вопросы здесь задаю я! — рявкнул Звягинцев.

— Ничего я не сделал…

— Давай по порядку: дядя попросил Васю, чтобы он подогнал тебе лыжи, правильно?

— Ну.

— И вы пошли подбирать лыжи. Правильно?

— Ну.

— Он тебе их подобрал. — Звягинцев уже начал терять терпение.

— Ну.

— И что было дальше?

— Ничего.

Дохлый номер. Звягинцев даже вспотел, достал из кармана пальто носовой платок, больше похожий на грязную банкетную скатерть, и промокнул им лоб. «С абстрактным мышлением у пацана дело швах. Попробуем пододвинуть его к конкретике».

— Значит, подбирать лыжи вы отправились утром, так?

— В полдесятого, — проявил неожиданную сметливость Казбек. — Сразу после завтрака.

— А почему запомнил? — От неожиданной удачи Звягинцев даже сдвинул шляпу на макушку.

— Завтрак в девять, так я его ждал.

— И вы пошли.

— Да.

— Стали подбирать снаряжение, — снова затянул свою волынку Звягинцев. — Долго подбирали?

— Не знаю. Нет. Вернее, так. Сначала он нашел мне ботинки. Потом лыжи. Еще нужны были крепления и палки…

А потом сказал, чтобы я ждал его, что он сейчас придет… Что ему кому-то нужно что-то сказать…

И тут Звягинцев вспомнил.

Ну, конечно, первый раз Васька заходил к нему что-то около десяти, он просто ломился в дверь. И даже разбудил Пал Палыча, который всю предыдущую ночь самоотверженно, но безуспешно сражался с радикулитом: именно это и взвинтило Звягинцева. Он посмотрел на часы и только потом послал Ваську подальше.

Было девять пятьдесят две, если верить его «Командирским». Плюс пятнадцать минут, на которые всегда отстают его часы, — итого: десять ноль семь.

Значит, Васька что-то такое вспомнил, если бросил мальчишку в «Каменном мешке» с ботинками, но без креплений.

С лыжами, но без палок. Что-то такое, что не требовало отлагательств. Ведь не за сюжетным же ходом для своего романа отправился он к Звягинцеву.

Тогда о чем он мог подумать? Что вспомнить?

Или — увидеть?

Видя, что толстый дедуган о чем-то задумался, Казбек попытался ринуться к подъемнику. Но Звягинцев ловко ухватил его за полы куртки.

— Значит, так. Вася подобрал тебе лыжи и стал подбирать палки, так?

— Ну.

— А с чего это он решил уйти, он не сказал тебе?

— Нет. Копался-копался там, чего-то рассматривал, а потом сказал, что ему нужно срочно уйти и что он скоро вернется…

— И все?

— Все.

— А как он выглядел?

— Никак. То есть — обыкновенно.

— Ничем не был… — Звягинцев щелкнул пальцами, пытаясь подобрать слово, — ничем не был взволнован? Или озадачен? Или что-то вспомнил, может быть… Знаешь, как люди что-то вспоминают?

— Хлопают себя по лбу, что ли? — неуверенно предположил Казбек.

— Что-то вроде того.

— Да нет. Не хлопал он себя по лбу. Просто ушел — и все, сказал, чтобы я его дождался.

— Ну, ты дождался?

— Да. Он быстро пришел.

— И что?

— Ругался. Сказал: «Вот старый козел, никогда его нет, когда он нужен».

Да. Старый козел, которого нет, когда он нужен, — это, видимо, он, Пал Палыч Звягинцев. Хотя, с другой стороны, — старый козел не так уж плохо. Мог бы и жирным боровом обозвать. «Зачем же все-таки я ему понадобился?..»

Звягинцев интуитивно чувствовал, что этот неудачный утренний визит как-то связан с неожиданным исчезновением Васи из «Розы ветров». Да и потом, днем, он еще раз пытался прорваться к Звягинцеву.

«И почему я только не открыл», — тоскливо подумал Пал Палыч.

Ладно, ничего уже не исправишь, фарш невозможно провернуть назад, как любил говаривать сам Вася. А вот навестить «Каменный мешок» все же стоит.

Звягинцев отпустил с богом мальчишку, попрощался с мухомором-Штиллером и отправился к портье Ивану за ключом.

Спустя полчаса он уже открывал «Каменный мешок», даже не зная, что может там найти.

Поверхностный осмотр, так же, как и детальный, разочаровал его.

Ничего впечатляющего, кроме давно выработавших свой ресурс лыж и экипировки. Звягинцев помнил о том, что сказал ему мальчишка: перед тем, как уйти, Вася подбирал ему палки и крепления. Именно их Звягинцев осмотрел в первую очередь, дуя себе на пальцы: в «Каменном мешке» было холоднее, чем на улице.