Хрустальная ловушка - Платова Виктория. Страница 27
— Хорошо.
Марк снова прилег рядом с ней на кровать, обнял ее, и в кольце его рук Ольга сразу успокоилась, ночной кошмар отступил, съежился, он больше не имел на нее прав. Все будет хорошо, кара, все будет хорошо…
Когда она открыла глаза. Марка в комнате не было.
По деревянным стенам бродили тени от сосен: солнце было высоко, во всяком случае, сейчас никак не меньше полудня.
Ольга села в кровати.
На подушке, еще хранившей вмятину от головы Марка, лежала записка: «КАРА, С ДОБРЫМ УТРОМ! НАДЕЮСЬ, ТЕБЕ СНИЛИСЬ ХОРОШИЕ СНЫ. ЕСЛИ ТЫ ПРОСНЕШЬСЯ ДО ДВЕНАДЦАТИ — ЖДУ ТЕБЯ В БАРЕ… ЕСЛИ ПОЗЖЕ — ПОДНИМАЙСЯ НА ВЧЕРАШНЮЮ ТРАССУ. КРАСНЫЙ С БЕЛЫМ КОСТЮМ — МОЙ, ТЫ МЕНЯ НИ С КЕМ НЕ СПУТАЕШЬ. ЦЕЛУЮ, ТВОЙ МАРК».
Ольга потянулась к часам, лежащим на тумбочке.
Так и есть. Начало второго. Она безнадежно проспала.
Во рту ощущалась странная сухость, голову как будто покалывали иголки: впрочем, это состояние нельзя было назвать неприятным. Скорее неудобным. Неожиданно для себя она рассердилась на Марка: ушел, оставил ее в гордом одиночестве. Хотя, с другой стороны, он вовсе не обязан тратить такой солнечный день на посиделки возле одра спящей жены.
Она прошлась по комнате и вдруг ощутила странную слабость в коленях: возможно, еще сказывается действие снотворного, ведь она никогда в жизни не принимала ничего подобного.
Ольга приняла душ, но ни слабость, ни сухость во рту не прошли. «Никогда больше не пойду на поводу у Марка», — дала она слово себе самой, разглядывая в затуманившемся от пара зеркале красавицу-полукровку Ольгу Красинскую с иссиня-черным водопадом волос. Выглядит она ничего себе, только чуть бледнее обычного. И с возрастом стала еще больше похожа на мать.
Ольга вздохнула и коснулась рукой собственного отражения: что-то она часто стала думать о Манане в последнее время. Это странно.
Пузырек со снотворным стоял на узкой полке под зеркалом, рядом с зубными щетками, пастой и бритвенным станком Марка. Ольга взяла его в руки, повертела и поднесла к глазам: НИТРАЗЕПАМ.
Название, которое ни о чем ей не говорит.
Интересно, принимала ли подобную укрощающую кошмары гадость Манана? Ведь незадолго до смерти она начала страдать бессонницей… Так, по крайней мере, рассказывал отец.
Манана, Манана.
Ну, конечно же, шаги Командора. Сесар Вальехо, самое время ему появиться.
Самое время заняться переводами, если так безнадежно испорчен день. Тем более что сроки поджимают, в издательстве на нее и так смотрят косо: богатенькая жена богатенького мужа, занимающаяся переводами только от нечего делать.
В полубогемных кругах, в которых она — с легкой руки Инки — вращалась в студенческие годы, это называлось: из любви к искусству. Они специально сунули ей Вальехо, самого яростного и самого бедного. И он сделал то, что обычно проделывал с безмозглыми рефлексирующими стрекозами типа Ольги, — затянул их в свой омут, вот и все.
Она включила «ноутбук»: Марк был так добр, что позволил ей забить голову своей обожаемой машины легкомысленно-гуманитарным файлом «Passion». Этот файл принадлежал Ольге, и в нем были все подстрочники Вальехо.
Ого, оказывается, Марк уже получил несколько сообщений!
Интересно, читал он их или нет?
Ольга раскрыла свой файл и несколько минут молча созерцала сделанные еще в Москве обрывки подстрочников:
«…верь трупу — не живому, злодейству — не злодею…», «…и пусть мне ни о чем не говорят, коль человек прекрасно убивает…», «…и если когда-нибудь рядом с убийцей пройдет неотступно великий и добрый…», "Умру в Париже, в сумеречный день, который я уже припоминаю…….
Боже мой, боже мой…
«Умерла в моем револьвере моя мать, в кулаке моем — сестра моя, брат мой — в моем кровавом нутре, — трое, связанных родством печальней печального, в августе идущих чредою лет…» <Переводы Ю. Мориц, Э. Гольдернесса, А. Гелескула.>.
Боже мой, почему же раньше она не замечала, как мрачен Вальехо, какие змеиные мысли теснятся в его давно умершей голове. Марк прав, прав, прав, зарифмовывать слова «убийство» и «смерть» — слишком непосильная для нее ноша…
Нет. Не сегодня. Нет.
В конце концов, можно вообще отказаться от этой работы. Уйти в компанию к Марку и отцу, они давно зовут ее в отдел по внешним связям. Она красива, на выставке бизнес-леди вполне может получить парочку медалей за экстерьер.
Ольга улыбнулась своим собственным мыслям.
Парочка медалей за экстерьер — это неплохо. Выключив компьютер, она сняла телефонную трубку и попыталась дозвониться до номера Инки.
Длинные гудки.
Ну, конечно, ничего другого ожидать не приходится: ее подруга наверняка рассекает хорошо утрамбованный снег и сражает наповал зазевавшихся горнолыжников. Может быть, имеет смысл к ней присоединиться. Так она и поступит.
Ночной кошмар при дневном свете съежился, потускнел и испустил последний вздох. Ольге даже стало стыдно за без, образную сцену: бедный Марк, по самые гланды загруженный работой, должен выслушивать и ее праздные страхи. Решено: сейчас она соберется и отправится на поиски красно-белого костюма мужа. В полном соответствии с запиской. Тем более что все неприятные утренние симптомы прошли.
…Она уже полностью оделась, когда в дверь коттеджа раздался осторожный стук. Интересно, кто бы это мог быть? Марк открыл бы собственным ключом, нетерпеливая Инка наградила бы дверь пинками… Может быть, горничная? Здесь наверняка практикуется европейский сервис и даже белье не крадут, как это было в Венеции. Тогда в продрогшей гостинице у нее украли трусики и лифчик; Марк еще шутил по такому анекдотическому поводу: скорее всего это сделал какой-нибудь фетишист-гондольер, влезший через окно (ты сражаешь гондольеров наповал, кара).
На пороге стоял Иона.
— Добрый день, Ольга, — сказал он. Никакой приветственной улыбки, строгое лицо учителя физкультуры, заставшего своих учеников за банальным онанизмом под окнами женской раздевалки.
— Здравствуйте, Иона. Вас Марк послал?
— Нет.
— Откуда вы знаете, что я здесь?
— Я не знал, что вы здесь. Можно войти?
И, не дожидаясь ответа Ольги, мягко оттеснил ее в глубь коттеджа.
— Я уже собралась уходить.
Иона никак не отреагировал на ее слова. Стоя посреди комнаты и склонив голову набок, он внимательно рассматривал ее.
— Вы видели Марка?
— Нет. Я не был сегодня на трассе.
— А откуда вы знаете, что он там? — — Ну, если здесь его нет… Думаю, он приехал сюда не для того, чтобы с утра до вечера торчать в баре…
Иона сделал шаг вперед, и вот тут-то Ольга по-настоящему испугалась. И даже не Ионы, нет, хотя от него исходили мощные, хотя и осторожные токи.
Себя.
Ну конечно же, нужно честно признаться — подсознательно она ждала его. Вчерашняя ничем не завершившаяся сцена на плато оставила привкус недоговоренности. И все-таки нужно взять себя в руки, иначе эта недоговоренность может далеко завести.
— Марк должен сейчас прийти… Мы собирались кататься.
— Ну и что?
Действительно, ну и что? Брат зашел к брату и встретил его жену — ничего крамольного, ничего предосудительного.
Отличный повод для светской беседы об особенностях здешнего климата.
— Хотите чего-нибудь выпить?
Ну вот, кажется, она нащупала точную линию поведения: жена старшего брата должна по определению относиться к своему шурину (или деверю? Нет, все-таки деверю)… Она должна по определению относиться к своему деверю со снисходительной нежностью, выслушивать все его зубодробительные истории о любовных похождениях и ссужать деньгами на пиво.
— Хотите что-нибудь выпить? — снова повторила Ольга.