Смерть на кончике хвоста - Платова Виктория. Страница 23

— Да-да… Я сейчас, — сказала Наталья, но так и не сдвинулась с места. — А что вам, собственно, угодно?

— Поговорить.

Этот поговорит, как же. При желании размозжит дверь одним только лбом.

— Я вас не знаю.

— Я тоже. Но поговорить нужно. Интересно, уж не за хозяйку ли дома он ее принимает?

— Я… Я вызову милицию, — это прозвучало совсем по-детски, и Наталья устыдилась самой себя.

— Зачем же? А если я милиция и есть?

Три тысячи долларов, паспорт на имя совершенно другой женщины. Просроченные билеты. Лучше открыть.

9 февраля

Воронов

Осанна! Аллилуйя!

Вот оно и свершилось.

Ты входишь в первый попавшийся дом, в квартиру, расположенную над твоей квартирой. И что же ты видишь? Свою собственную книгу, которая выпала из портфеля хозяйки. Это было так неожиданно и так чудесно, что у Воронова прошла тупая боль в желудке, которая мучила его с прошлого понедельника. Вот только если бы внезапная поклонница не была такой неприятной… Сразу видно, богатая содержанка, пресыщенная кокотка, любительница «leather sex» и прочих сексуальных извращений. Но… как это она сказала? Русский Жапризо?

Как бы то ни было, цель достигнута. Можно переключаться на магический реализм. Ему всегда нравился магический реализм, но совмещать его с детективом-однодневкой? Времена Хичкока и Хамфри Богарта с его «Мальтийским соколом» прошли, остались только большие пистолеты, подозрительно смахивающие на фаллоимитаторы, и мозги на асфальте, подозрительно смахивающие на чечевичную похлебку. И уйма женщин, похожих на писателей. И уйма мужчин, похожих на романистов.

Блондинка, и, должно быть, крашеная.

Ее лица Воронов так толком и не разглядел: от аллергии на собачью шерсть у него начали слезиться глаза. Наверняка расхожий тип, который нравится нуворишам: леденцы вместо глаз, леденцы вместо губ, эпилятор на полке в ванной и страстная любовь к мексиканской кухне. Еще и собаку держит. А собаки гадят где ни попадя; честному человеку ступить некуда, то здесь, то там на «мины» натыкаешься…

Quean. Нужно поискать в разговорнике Сольмана, как именно пишется это слово.

Всю ванную испохабила. Теперь штукатурка отсыреет, потолок покроется плесенью, а это губительно для воспаленных гланд и носовых перегородок. Да-а… Совсем не так представлялась Воронову первая, воочию увиденная поклонница.

Он прошелся по комнате, прислушиваясь к скрипящему и стонущему организму, и коснулся пальцем «Ундервуда». За последние два месяца он не написал ни строчки, и проклятый «Ундервуд» стал действовать ему на нервы. Если бы не излучение, он бы давно обзавелся компьютером и сочинял бы дурацкие тексты в десять раз быстрее.

На кухне Воронова ждала овсянка с изюмом и тертыми орехами — ежедневный скучный ужин для ублажения гастроэнтероколита. Гастроэнтероколит, как какой-нибудь заправский Минотавр, требовал дани, и изюм с тертыми орехами вполне подходил для этой цели. Воронов поковырял ложкой в жидком месиве, выловил пару изюминок и отправился звонить Марголису.

— Это я, — буднично сказал он в трубку.

— Ну? — неисправимый оптимист Марголис отличался тем, что всегда ждал только хороших вестей. — Как твой кризис? Унялся?

— Продолжается.

— Отнесись к этому философски, Володенька…

— У меня неприятности.

— Какие еще неприятности? Родильная горячка приключилась? Или, не дай бог, болезнь Иценко — Кушинга?

— У меня протек потолок.

— Ну это же не проблема, Володенька. Завтра вызову рабочих из ЖЭКа, сделают тебе потолок не простой, а золотой.

— Кокотка с верхнего этажа залила. Дама полусвета. Безмозглая девица со смазливой физиономией и собакой в придачу.

— Что ты говоришь!

— Если бы ты ее только видел! Типичная такая потаскушка. Интеллекта ноль, но обстановка! Мраморный пол. Наверняка она из простуд не вылезает… И наверняка ее содержит какой-нибудь уголовник.

— Ну-у… так уж и уголовник. Не будь занудой, Володенька.

— Уголовник! Или банкир, что, в общем, одно и то же… Ты знаешь, что я у нее выцепил?

— Карту-схему борделей города Санкт-Петербурга, — хохотнул Марголис.

— Свой собственный роман… «Смерть по-научному»…

— Что ты говоришь!

— Именно. Она, оказывается, моя страстная поклонница. Читала все пятнадцать книг. И всучила мне последнюю. Прямо миссионерка какая-то.

— Да какая разница, кто она, если ты уже пошел в народ?

— Не скажи, — Воронов кашлянул. — Мне хотелось бы, чтобы моя первая поклонница… первая, с которой я случайно познакомлюсь… была… э-э… несколько другой.

— Разбитой параличом?

— Очень остроумно! Во всяком случае, не такой вызывающей.

Марголис засопел.

— Я, между прочим, давно тебя приглашал. Подберем девочку из фан-клуба. Какую-нибудь валькирию. В твоем стиле.

— Валькирии не в моем стиле.

— Ты не возражаешь, если я заеду, Володенька?

— Не думаю, что это удачная мысль.

— А я достал для твоего желудка метандростенолон.

— Да его в любой аптеке купить можно! И к тому же у меня еще осталась пара упаковок. До весны хватит.

— То таблетки. А то ампулы. Последнее поколение, мгновенный эффект и никаких побочных явлений.

— Заезжай, — смягчился наконец Воронов. — Только предупреждаю. Развлекать тебя не буду. И еще эта поклонница… Все настроение мне изгадила.

— Разберемся… Жди.

В постели Марголиса лежала очаровательная критикесса из модного издания «Лабиринт-К», легкомысленно принявшая его предложение «просмотреть библиографию В. В. Воронова». Просмотр не то чтобы затянулся, но перешел в несколько иную плоскость и свелся к просмотру частей тела Семена и критикессы. Подобное времяпро.вождение тоже входило в перечень услуг Марголиса-литагента, составляло часть гонорара и именовалось «trahus vulgaris». Или — «трах обыкновенный». Таким нехитрым и совершенно беспроигрышным способом Марголис заставил всю журналистскую элиту (во всяком случае — женскую ее половину) читать Воронова. И — самое главное — писать о нем. Но, честное слово, Воронов того стоил. Да и сам Семен был свято убежден в гениальности подопечного.

Вечерний звонок Воронова переполошил Марголиса: впервые записной девственник заговорил о женщине, да еще каким тоном! Нетерпимость, презрение, полузадушенная больным желудком ярость и ничем не объяснимое негодование. И все это на фоне затяжного творческого кризиса, лишающего и его, Марголиса, законных тридцати процентов от гонорара!

Нужно действовать.

Слезать с критикессы не хотелось (особенно после того, как после первого оргазма она подтвердила свое желание написать о Воронове пространное эссе), но игра стоила свеч. Марголис вернулся в спальню, чтобы забрать одежду.

— Что-нибудь случилось? — просила критикесса, с ревнивым любопытством наблюдая за Марголисом.

— Случилось. Звонил Воронов. Нужно срочно ехать к нему.

— Может быть, поедем вместе? Я бы начала собирать материал сразу же.

Марголис, неудачно сунувший ногу в штанину, едва не упал.

— Исключено.

— Что так?

— Я не успел тебе сказать! У него болезнь Содоку. Подцепил где-то в Юго-Восточной Азии. — Немного легенды не помешает, это только укрепит нимб таинственности над головой Воронова.

— А что это за болезнь? — критикесса даже приподнялась на локте.

Самая тривиальная болезнь от укуса крыс с последующим воспалением лимфоузлов. Призрак этой болезни преследовал Воронова и являлся ему в предутренних снах. Именно поэтому раз в два месяца в вороновской квартире появлялась бригада мужеподобных работниц санэпидстанции с профилактической дезинфекцией.

— Кошмарная. Лихорадка, галлюцинации сродни героиновым… Словом, весь букет. Ты меня дождешься, девочка?

— Не знаю, — критикесса кокетливо поправила бретельку комбинации.

— Это не займет много времени. Несколько уколов, компрессы — и все будет в порядке.

…Марголис оказался на Большом проспекте через полчаса, а вот с квартирой № 48, расположенной на последнем — шестом — этаже, пришлось повозиться. Дерзкая кокотка (именно такой она рисовалась Марго-лису после телефонного разговора с Вороновым) ни в какую не хотела открывать ему дверь. Из квартиры доносился только надсадный собачий лай. А голос «кокотки» и вовсе разочаровал: не было в нем никакой победительной уверенности, так, робкая домработница, запершаяся на все замки в отсутствие хозяев, — вот и все. И все же Марголис был настойчив. Не моргнув глазом, он выдержал пассаж о милиции и даже намекнул, что сам имеет к ней отношение (это была чистая правда-у Марголиса по долгу службы было несколько знакомых в правоохранительном ведомстве). Но и это не произвело на даму никакого впечатления. Похоже, в далекой юности она подверглась нападению маньяка в лифте и теперь со всеми незнакомцами держала ухо востро. И все же после десятиминутной осады замок щелкнул, дверная цепочка натянулась, и дверь приоткрылась.