Смерть на кончике хвоста - Платова Виктория. Страница 59

Наталья на цыпочках прошла в темную спальню и осторожно выглянула в окно.

Так и есть, к противоположной стороне дорожки, рядом с подъездом, припаркована омерзительного вида «восьмерка». С высоты шестого этажа ей не было видно, сидит ли кто-нибудь в салоне. И вообще, имеет ли эта машина какое-то отношение к недавнему звонку в дверь. Нужно просто взять себя в руки и понаблюдать за улицей.

Через полчаса ее терпение было награждено. Из дверей подъезда вышла женщина с ризеншнауцером, и водительская дверца машины тотчас же распахнулась. Водитель лихо подскочил к женщине и принялся о чем-то говорить с ней. Разговор не продлился долго — судя по всему, хозяйка ризеншнауцера была законопослушной гражданкой, и милиция никаких претензий к ней не имела.

Уже в самом конце беседы и женщина, и водитель «восьмерки» синхронно задрали головы вверх, в сторону окон литвиновской квартиры.

Все ясно. Должно быть, женщина знает и доберманиху Туму, и ее хозяйку: собачники любят знакомиться друг с другом, кто-то говорил Наталье об этом. Во всяком случае, они всегда здороваются. Но почему она не видела этого ризеншнауцера раньше? Должно быть, режим прогулок, заданный Натальей Туме, не совпадал с режимом прогулок ризеншнауцера.

А раньше?

И почему человек из «восьмерки» остановил собачницу?

Наталья повернулась к Туме, вертевшейся тут же, и все поняла. Лай. Лай доберманихи из-за двери выдавал крупную породу. А ризеншнауцер тоже был крупной породы. На какого-нибудь карликового пинчера он бы даже не взглянул.

Это резко меняет дело. Она вполне может оставить Туму в квартире и совершенно спокойно выйти, как независимая, не обремененная никакими домашними животными женщина. Не станет же шпик хватать ее за руки, в самом деле!

Наталья перевела дух. И уже собиралась отойти от окна, когда на горизонте появился еще один припозднившийся обитатель дома № 62/3 по Большому проспекту. У него не было собаки, но водитель «восьмерки» проделал то же самое. Подошел к затрапезному мужичку в ушанке и о чем-то заговорил с ним.

Окончание их беседы больше не интересовало Наталью.

Собака здесь ни при чем. Ее наличие или отсутствие ничего не меняет. Тип из «восьмерки» будет ласково шерстить всех. И, возможно, не он один. И если она сейчас выйдет из квартиры, спустится вниз и толкнет подъездную дверь, то сразу же попадет в объятия хмыря с корочками (а в том, что это был именно он, Наталья не сомневалась ни секунды). И ни секунды не сомневалась в том, что сразу же начнет мямлить что-то несусветное, краснеть, пыхтеть — и моментально расколется. Она слишком хорошо себя знает. Слишком хорошо.

Но не будет же он торчать под окнами вечно!

Наталья отошла от окна и растянулась на кровати. Нужно успокоиться. И немного подождать.

…Она проснулась от тихого поскуливания Тумы.

Собака тыкалась в нее холодным носом, выбегала из комнаты и снова подбегала к ней. Обещанная вечерняя прогулка не состоялась, и доберманиха выражала негодование по этому поводу. Взглянув на часы, Наталья ахнула: полчетвертого утра! Звонок в дверь, корочки в «глазке», одинокая «восьмерка» у подъезда — все это вихрем пронеслось в голове. Она заставила себя подняться и направилась к окну.

Ничего не изменилось.

Машина стояла у подъезда как привязанная. И в салоне ее горел свет. Пожалуй, она будет стоять тут до утра, а то и до вечера. А если понадобится — то сюда приедут другие машины, то вскроют железную дверь. Убийство банкира, с которым как-то связана настоящая хозяйка квартиры, — это серьезно.

И никакого выхода.

Она готова была заплакать. Но вместо этого поднялась, побрела в прихожую и натянула сапоги. Свои собственные сапоги. И надела пальто. Свое собственное пальто. Чужая красивая жизнь кончилась. И ее собственная, возможно, тоже. Во всяком случае, с сегодняшней ночи она не будет такой безмятежной.

Наталья присела на корточки перед вертящейся волчком Тумой и поцеловала ее в нос.

— Все, собака, — грустно сказала она. — Финита ля комедия. Пошла сдаваться. Не поминай лихом. Утром тебя кто-нибудь выведет. А может, даже ночью. Если повезет.

Она бесстрашно открыла дверь: будь что будет. Даже если в районе заколоченного чердака засело подразделение ОМОНа — это не имеет никакого значения.

Но за дверью никого не оказалось. Наталья побрела к лестнице и спустилась на пролет.

…И на площадке между шестым и пятым этажом столкнулась с Вороновым.

— Я к вам, — хмуро сказал Воронов и поскреб запущенный затылок. — Есть новости.

От неожиданности Наталья рассмеялась. Она смеялась так долго и так отчаянно, что Воронов не удержался и схватил ее за руку.

— Что с вами?

— Нет, ничего…

— Я вот что хотел сказать… Сюжет валится.

— Ну и черт с ним… — Скорее спуститься, добраться до «восьмерки» и оформить явку с повинной!

— Вы что, не понимаете? Сюжет валится. Нет одного важного компонента.

— Какого еще компонента?

— Нет источника, откуда героиня могла бы черпать информацию. Вы понимаете?

— Нет.

— Не здесь… Давайте спустимся ко мне или поднимемся к вам…

— Лучше к вам. Спустимся…

— Идемте.

Воронов почти втолкнул Наталью в квартиру и у самого порога пробубнил:

— Нужна параллельная линия.

— В смысле?

— Вы понимаете, эта ваша… наша героиня, она не обладает всей полнотой информации. Прочесть в газетах об убийстве банкира — это здорово. Но вы же понимаете, что одно дело — газеты и телевидение, и совсем другое — реальные улики. Улики, которые можно сопоставить с собственным видением ситуации, со знанием… о ком-то или о чем-то. Например, в багажнике, где найден труп, найдено и еще кое-что. Пуговица, например…

— Запонка, — убитым голосом произнесла Наталья.

— Отлично. Пусть будет запонка. Тогда другая запонка…

— Будет найдена героиней в той самой проклятой квартире, из которой она никак не может выбраться, черт бы ее подрал!.. Вместе с окровавленной рубахой.

— Замечательно, — Воронов растянул в подобии улыбки тугие губы. — Вы делаете успехи… Но героиня же не может знать о второй запонке, которую нашли в багажнике.

— Не может.

— Именно. Нужно вводить параллельную линию. Линию следователя или оперативника. Изящно познакомить их… Тем более что героиня уже показала себя отличницей на ниве половых утех.

— Уже…

— Что — «уже»? — не понял Воронов.

— Линия уже введена. Идемте, я покажу. Наталья двинулась было к ближайшему окну, но Воронов остановил ее:

— Сапоги! Снимите сапоги, пожалуйста!

— Как вы меня достали… — пробормотала Наталья. — Ну, хорошо.

Сняв сапоги, она прошла на темную кухню Воронова и остановилась у окна, заставленного крошечными кактусами.

— Не включайте свет, Владимир Владимирович.

— А что происходит?

— Видите припаркованную «восьмерку»? Возле подъезда?

— Да. Ну и?..

Воронов стоял у нее за спиной, и она ощущала его размеренное и безмятежное дыхание — чистое, как у ребенка.

— Это и есть ваша линия. Следователь или оперативник. Точно я не знаю.

— А с чего вы взяли? — В голосе Воронова не было никакого любопытства.

— Человек в машине следит за мной.

— За вами?

— Ну, не за мной конкретно… Он следит за квартирой.

— За чьей квартирой?

— За моей… То есть не за моей… Это не моя квартира.

— Не ваша? — Хоть какой-то намек на удивление. Слава богу! — А чья же тогда?

— У вас есть чего-нибудь выпить? — спросила Наталья.

— Боржоми.

— Думаю, это не тот случай…

— Подождите, — Воронов подошел к холодильнику и хлопнул дверцей. — Осталась водка. И как только ее Семен не допил?..

— Очень хорошо. Давайте водку. Воронов открыл навесной шкаф и достал оттуда крохотную рюмку.

— Не пойдет, — осадила его Наталья. — У вас стакан найдется?

— Стакан?

— Обыкновенный, граненый.

— Найдется, но…

— Наливайте полный.

В глазах Воронова затеплился осуждающий огонек, но водку он все-таки налил.