Такси для ангела - Платова Виктория. Страница 46

— Тогда это не просто убийца, тогда это — король преступного мира. Во-первых, ему нужно было найти дверь.

— Ну, ведь ваша подруга эту дверь обнаружила?

— Она журналистка. Сует нос во все дыры… Так что ничего удивительного в этом нет.

— Но откуда она узнала, что дверь ведет именно на кухню?

Крыть было нечем, но я все же попыталась отвести подозрения от Дашки:

— У нее всегда было хорошее пространственное воображение. И потом, наверняка она заметила дверь на самой кухне и просто сопоставила вход и выход.

— Она заходила на кухню?

Это было уже слишком, и я ощерилась:

— Я и сама заходила на кухню. Так, из любопытства. И не только я…

— И что же вы там делали?

— Я же сказала: заглянула из чистого любопытства. Не сбивайте меня. Дверь — не проблема. Проблема — ключи. Откуда убийца мог знать, что от двери существуют ключи и ключи эти спрятаны где-то в кладовке, в ящиках с инструментом? Ботболт сказал нам об этом всего лишь минут пятнадцать назад…

— Тоже мне проблема! Эту чертову дверь можно оприходовать любой отмычкой.

— Не говорите ерунды! — прикрикнула я на Чижа. — Солидные, уважаемые люди приезжают в солидный, уважаемый дом с набором отмычек? Да это же просто…

Я осеклась на полуслове. Черт возьми, совсем недавно я думала об отмычках, вот только в каком контексте? Голые ноги Райнера-Вернера, выкраденные у какой-нибудь греческой статуи под покровом ночи, мощные безволосые икры, пальцы совершенной формы, аккуратные розовые ногти… Господи, о чем я думаю?! Голые ноги Райнера-Вернера, выкраденн… Нет, так я ни к чему не приду! Голые ноги Райнера-Вернера в проеме двери.., ф-фу, слава богу проскочила!., в проеме двери в туалет. Унитаз — и я возле унитаза. Рассыпавшееся содержимое ридикюля Софьи Сафьяновой: записная книжка, двадцатидолларовая купюра, жалкая мелочь, связка из пяти ключей, один из которых сильно смахивал на.., на отмычку!

Да, именно об отмычке я и подумала, когда взяла связку в руки. А потом появился Райнер-Вернер — укутанный в одеяло, с голыми ногами…

Черт, там были еще и порошки!!!

— Я кое-что хочу сказать вам. Чиж, — трагическим шепотом произнесла я. — У… У одного из гостей я видела маленькие бумажные пакетики!

— Что за пакетики?

— Не знаю. В них был белый кристаллический порошок. Без всякого запаха.

— А на язык вы его пробовали?

— Не решилась. Но потрогать — потрогала… Может быть, это и есть яд?

— Вряд ли, — после непродолжительного раздумья сказал Чиж. — Во всяком случае, это не тот яд, которым была отравлена Аглая Канунникова.

— Не тот?

— Я уже говорил: убийца для своих низменных целей использовал цианистый калий. Так что если бы вы его потрогали, то вас уже не было бы в живых.

— Это почему же? — Задним числом я даже похолодела.

— Видите ли… Цианистый калий, попадая на воздух, вступает в реакцию с углекислым газом. И образуется синильная кислота, которая легко может проникнуть через кожу… Про синильную кислоту объяснять?

— Не стоит… — У меня даже зачесалось в носу от засилья страшных, как смертный грех, химических терминов. Еще секунда — и с пальцев начнет лохмотьями сползать та самая кожа, которую живописал Чиж. — Мы остановились на том, что дверь могла быть вскрыта с помощью отмычки.

— Да… Отмычка… — Судя по всему, отмычка была самым слабым местом в теории Чижа, и я решила прийти к нему на помощь.

— Убийца мог открыть дверь заранее. До ужина. Чиж остановился, хлопнул себя по лбу и посмотрел на меня с признательностью:

— Умница! Ну, конечно же… Все пошли к озеру, кататься на снегоходах. Убийца мог вернуться чуть раньше…

— Или вообще не уходить, — выпалила я.

— Не уходить?

Минна! Толстуха осталась в оранжерее (восклицательный знак!), сославшись на то, что обожает цветы (восклицательный знак!). Сославшись на то, что цветы — ее страсть. Сославшись на то, что она жить без цветов не может и что у нее самой есть небольшой парничок (три восклицательных знака!!!).

А ее пребывание на кухне? Когда я вошла, она была страшно напугана и смущена, как будто я застала ее за чем-то неприличным.

Да еще сумасшедший платок с инициалами!

— Минна! — заорала я, впившись ногтями в ладонь Чижа. — Минна. Она единственная оставалась в доме…

Вернее — в оранжерее. Потом я видела ее на кухне. И она была прекрасно осведомлена, где хранится спиртное…

Минна, толстая завистница! Минна, мать книжных демонов, внучатая племянница маньяков и беспутная кузина идейных российских упырей! Минна, о которой уже давно молчит критика!..

— А платок с ее инициалами! Скорее всего она просто уронила его в спешке, а потом у нее не было никакой возможности вернуться…

Но мой энтузиазм несколько погас, стоило мне только взглянуть в грустные глаза Чижа. Зрачки его покачивались, веки дрожали, ресницы выгибались, он так хотел поверить мне! Так хотел поверить — и не мог!..

— Что-то не так, Чиж?

— Все не так. То есть теоретически это могло бы иметь место. Но практически… Как вы думаете, сколько она весит?

— Кто?

— Минна Майерлинг.

— Откуда же я знаю. — Я вспомнила пудовые груди Минны, ее гренадерские плечи и массивный живот. И все три ее подбородка, и даже ямочки на руках. Пожалуй, на титулованного борца сумо (прости, Ботболт!) она потянет. — Это неэтичный вопрос.

— Какая, к черту, этика! Согласитесь, что в ней не меньше килограммов ста двадцати.

Я — исключительно из женской солидарности — промолчала.

— Она физически не смогла бы перепрыгнуть клумбу. Идемте.

Через полминуты Чиж уже тыкал меня носом в папоротники.

— Видите? Ширина клумбы примерно около двух метров. Во мне шестьдесят килограммов, и к тому же я когда-то занимался прыжками в длину. Я смогу перескочить через эту клумбу — и то, если у меня будет небольшое пространство для разбега. А Минна… Не думаю, что она умеет летать…

— Далась вам эта клумба! — Доводы Чижа были достаточно убедительны, но почему-то вызвали во мне глухой протест. — В конце концов, она могла просто обойти эти чертовы папоротники. И эти чертовы флоксы.

— Не могла. Не выходит по времени.

— Ну, не обойти, так обежать.

— Все равно не выходит.

— Ну, тогда… Тогда она могла броситься напролом. Велика важность — клумба! Тем более — чужая, которую и жалеть-то смешно. Когда речь идет о такой вещи, как убийство, о такой вещи, как клумба, не вспоминают.

— Вспоминают, и еще как! С ума вы сошли, что ли! Любой сломанный цветок, любой отпечаток обуви на земле выдадут преступника с головой.

— И что — ни одного сломанного цветка?

— Ни одного. — Чиж сокрушенно развел руками. — А это невозможно. Невозможно пройти сквозь такие густые заросли, не оставив следов…

— А вы все внимательно осмотрели?

— Ну-у.., по мере возможности…

…И когда только Чиж успел так освоиться в этом огромном влажно-зеленом пространстве?.. Мы шли вдоль невысокой стены папоротников, а она все никак не хотела кончаться. Бедняга Дымбрыл Цыренжапович, как же, должно быть, тебя достала ровная как стол бурятская степь! И гнусный континентальный климат! Зато теперь ты можешь отрываться в персональных джунглях, и никто тебе слова не скажет…

— ..Ну вот. Мы добрались до конца, — гаркнул Чиж мне на ухо. А затем посмотрел на часы. — И это заняло у нас ровно пятьдесят пять секунд.

— Господи, что такое пятьдесят секунд!

— Не забывайте: пятьдесят пять секунд туда — пятьдесят пять секунд обратно. Это уже минута пятьдесят. Плюс еще минута на то, чтобы успеть взять шампанское, выскользнуть из зала и пристроить свой бокал где-нибудь под пальмой… Итого — две пятьдесят. Каким общим временем мы располагали?

— Три-четыре минуты…

— Возьмем среднее значение: три с половиной минуты. В распоряжении убийцы было всего лишь сорок секунд. Не густо. — Чиж даже крякнул от напряжения.

— Впритык, я согласна… Но если все делать живенько, на спринтерской скорости… — Представив себе Минну, несущуюся на спринтерской скорости и размахивающую грудями, я прыснула.