Такси для ангела - Платова Виктория. Страница 52

— Кстати, почему работают только три монитора? Только три из восьми?

— Вы у меня об этом спрашиваете?

— Ладно. Оставаться здесь смысла не имеет. Идемте. Мы вышли из аппаратной, плотно притворив за собой дверь. Но направились не к залу, а в противоположную сторону.

— Куда теперь? — спросила я у Чижа, после того как мы миновали несколько дверей и нишу со скульптурным воплощением очередного Будды.

— Не знаю… Если они пришли из гаража, то где-то оставили хотя бы обувь… В зале их никто не видел, следовательно, попасть в дом они могли только через это крыло.

— “Если они пришли из гаража”! А если нет и Бот-болт действительно солгал?

— Не думаю.

До самого конца коридора Чиж молчал. И оживился только тогда, когда мы остановились перед небольшой дверью со узкими витражными стеклами. Дверь венчала собой небольшую площадку, которую смело можно было назвать прихожей: небольшой домотканый коврик на полу и шкаф-купе слева от двери. Стоило Чижу приблизиться к двери, как он тотчас же упал на колени и принялся обнюхивать коврик.

— Ну вот, что и требовалось доказать! — протрубил он. — Коврик мокрый. Значит, кто-то здесь был! И совсем недавно. Кто-то пришел с улицы. И собаки его не тронули.

После таких впечатляющих оргвыводов сыщик-любитель переместился к шкафу и раздвинул дверцы.

— Смотрите, Алиса!

В шкафу висели два коротких тулупчика из овчины. А прямо под ними стояло две пары высоких ботинок на шнуровке.

— Доржо и Дугаржап! Очень аккуратные молодые люди! — провозгласил Чиж и двумя пальцами по очереди приподнял ботинки.

На том месте, где они стояли, образовалась цепочка еще не подсохших лужиц.

— Они пришли не так давно. Снег успел растаять, но следы просохнуть не успели.

Оставив ботинки в покое. Чиж запустил блудливую руку в карманы тулупов. Первым, что он извлек на свет, оказалась тонкая металлическая цепь сантиметров пятидесяти в длину с крупными кольцами по краям. За цепью последовали одинокий желтый ключ от английского замка, несколько вкладышей от жвачек с горячими, только что испекшимися пляжными девочками. И полупустая бледно-зеленая пачка сигарет “Вог”.

— Вам не кажется странным, Алиса, что два юных бурятских охранника и собаковода, проживающие в лесной глуши, курят дорогие женские сигареты?

— Разве это единственное, что кажется странным? — вполне резонно заметила я. — Самое странное, что мы до сих пор не спрыгнули с ума от всего происходящего.

— Вы правы… Кажется, я видел такие сигареты у одной из наших дам.

— У Tea, — подсказала я.

— И именно Tea нашла молодых людей.., в таком плачевном состоянии.

— Да. Вы думаете, что это может послужить уликой?..

— Ничего я не думаю, — неожиданно взвился Чиж. — Какие это, к черту, улики? В них нет никакого смысла!

Так, набор предметов… Платок, сигареты… Как будто кто-то хочет убедить нас, что именно это — улики! Как будто кто-то хочет убедить нас, что чем больше вещей — тем лучше. Что, стреляя наугад, мы куда-нибудь да попадем!

— Никто не просил вас стрелять наугад. Рыться в этом дерьме было вашей личной инициативой, — не выдержала я. — А след в оранжерее?

Чиж на секунду бросил потрошить полушубки.

— След в оранжерее — единственное, что заслуживает внимания. Но даже я не могу объяснить, как он там оказался… Если вам что-нибудь придет в голову на этот счет…

— Если мне что-нибудь придет в голову, я обязательно с вами поделюсь.

После неожиданной находки сигарет настала очередь бесформенного, грязно-белого куска какой-то субстанции с налипшими на него крошками.

— Что это, как вы думаете?

Не дожидаясь ответа. Чиж поднес кусок к носу, потом ко рту — и прежде, чем я успела что-то сказать, лизнул его.

— Сладко! — промурлыкал он. — Похоже на какое-то пирожное…

— Эклеры! — выпалила я. — Они ели пирожные. Во всяком случае, в подсобке стояло блюдце с недоеденным десертом.

Мое сообщение привело Чижа в неописуемый восторг.

— Так они сладкоежки! Жрали пирожные в свободное от работы время! Теперь все ясно!

— Что ясно?

— У них было какое-то время. Немного, но было. Во всяком случае, чтобы допить шампанское. Сладкое в какой-то мере нейтрализует действие яда. А если накапать цианид на кусок сахара и сожрать его на глазах у изумленной публики… Лучше — у девушек нежного возраста… То все может обойтись. А ты сам приобретешь статус сверхчеловека.

— Что, проделывали такое?

— Никогда, — признался Чиж. — Теперь вижу, что правильно делал. Пирожные этим двоим не помогли.

— Если честно, ваши познания меня потрясают, Петя.

— Да, если бы я хотел, то мог бы стать великим отравителем!.. — Поняв по моему вытянувшемуся лицу, что сболтнул лишнее. Чиж немедленно заткнулся.

Задвинув дверцы шкафа, он снова подошел к двери. И в задумчивости стал поигрывать дверной ручкой. Потом пальцы его переместились к английскому замку.

— Не хотите подышать свежим воздухом, Алиса? — спросил он.

— Как-то не тянет, — призналась я. — Во-первых, на улице снег… Во-вторых, собаки…

— Давайте выйдем. Постоим возле двери… Наша дорогая Минна права. Этот дом начинает действовать на нервы…

— ..и в-третьих, — закончила я. — Вы же не станете прыгать рядом с домом в одной жилетке… Или вы хотите… Не стоит этого делать, Чиж!

Но оператора было уже не остановить. Он вытащил из шкафа полушубки Доржо и Дугаржапа и один из них бросил мне.

— Надеюсь, вы не суеверны.

— Суеверна! Еще как суеверна!

— Идемте проветримся.

Господи, ну почему всем и всегда я говорю “да”?..

Через секунду полушубок угнездился на моих плечах. Он принес с собой массу неизведанных, незнакомых запахов: кислая овчина, законсервированный юношеский пот, острый привкус собачатины и что-то еще… Что-то яростно-гормональное, что Бывший в минуты пьяных откровений о службе на точке ПВО где-то в богом забытом Заполярье характеризовал поговоркой: “Чай кипит — заварки нет. Член стоит — Тамарки нет”.

Пожалуй, это была самая бесстыжая одежонка в моей жизни: едва лишь напялив ее, я почувствовала себя изнасилованной.

— Ну что, готовы? — спросил у меня Чиж и щелкнул замком.

Через секунду мы уже стояли на улице.

Метель закончилась, и разом потеплело. А в невидимом небе дрожали крупные звезды. Им было глубоко наплевать на дом и его пленников.

Дверь с витражными бойницами вывела нас в крошечный, ничем не огороженный дворик с такой же крошечной деревянной пагодой; пагода светилась изнутри — в самой ее сердцевине горело несколько лампочек. Лампочки украшали и небольшие деревца вокруг пагоды. В этом было что-то нереальное — красные, желтые, голубые точки света, парящие над снегом. От пагоды к двери вела дорожка из камней. Сейчас она была припорошена снегом.

Зачарованная изысканной рукотворной красотой пейзажа, я прошлась по дорожке и, обогнув пагоду, вышла к небольшому, старательно не правильной формы водоему то ли запруде, то ли озерцу. Несмотря на зиму, вода в запруде не замерзла, совсем напротив: стоило мне только присесть на корточки и опустить руку в воду, как я тотчас же машинально отдернула ее. Озерцо было теплым — таким теплым, что по нему плавали кувшинки! А где-то в самой глубине стояли рыбы. В этом было что-то нереальное — красные, желтые, голубые точки света, парящие под водой.

Вода в запруду проникала через бамбуковый желоб, похожий на детские качели: она стекала из маленького фонтанчика прямо в пасть бамбуку. Когда ее набиралось достаточно, центр тяжести смещался, и желоб опрокидывался. Очередная партия воды пополняла запасы озерца. А край желоба ударялся о камень с мелодичным стуком.

— Какая красота! Вы когда-нибудь видели такое. Чиж?

— В свое время я плавал в бассейне “Москва”. Градусов в двадцать, в самый мороз, — ответствовал мне приземленный до последней степени специалист по ядам. — Так что меня ничем не удивишь.

— Вы бескрылый человек!

— Не я один. Все остальные тоже ходят по земле.