В тихом омуте... - Платова Виктория. Страница 59

– Да?

– Слушай, если бы ты хотела уйти, ты бы уже ушла.

– Ты, должно быть, насмотрелся дешевой порнухи, где все только и думают, как бы трахнуть друг друга в самых неподходящих местах.

– В самых неподходящих?

– Именно, – наставительно сказала я, старая видеопрокатная крыса, поднаторевшая в самых разных типах порно; оказывается, все это никуда не ушло, все покоилось на мутном илистом дне моей души.

– Где, например? – Похоже, он живо заинтересовался.

– На задней площадке автобуса, на эскалаторе метро в час пик, на колокольне собора, в химической лаборатории во время опыта по получению мышьякового водорода.

– Это еще что за дерьмо?

– Это дерьмо используется в судебно-медицинской экспертизе для выявления малых доз мышьяка по способу Марша. – Я понятия не имела, почему из меня вырвалась эта тирада. Кажется, что-то подобное я штудировала, когда писала несколько сцен для нашего с Венькой лихого детектива. Но, как только я упомянула о судебно-медицинской экспертизе, по лицу Власа пробежала легкая тень, он тотчас же забыл об игривом порно.

– Ну ты даешь!

– Надеюсь, формула не нужна?

– Ты что, работаешь в ментовке?

– Да нет. – Черт попутал меня с оборотом смачных порноэпитетов, выкручивайся теперь. – Просто закончила химический факультет.

– А у меня по химии всегда был неуд. Но одну вещь я все-таки знаю – “Фенолфтолеиновый в щелочах малиновый!” Лихо, да! – Его глаза вдруг наполнились ностальгией, смешанной с ненавистью. А за этим последовало несколько корявых реплик о его постылой жизни в маленьком городке.

Я почти не слушала его, ведь все это было так похоже на мое собственное детство, ничего нового, кроме подростковых поллюций, которых я счастливо избежала. Я пристально рассматривала его – этот человек, чуть нагловатый, но совершенно обычный с виду, даже трогательный с этой своей пижонской стрижкой и претенциозным перстнем – этот человек убил моих друзей. Возможно, именно он разрядил обойму в хлипкую грудь Нимотси, возможно, это он швырнул тело Веньки навстречу асфальту… И сейчас я пыталась найти в его лице, в его разбросанных руках хоть какие-то зарубки, остатки полустертого клейма – в память о тех, кого уже нет; ведь должны же быть – эти зарубки, эти печати, кровь всегда просачивается и пачкает душу так, как пачкает одежду, – но в глазах его не было никого, кроме его самого. И никаких зарубок не было – сейчас я напоминала себе Фарика – он точно так же хотел содрать тайну с моего лица, хотел и не мог.

Все происходящее казалось мне плохо отрепетированной сценой из какого-то третьесортного мистического боевика. Но, возможно, дело было во мне самой – я так и не избавилась от прошлой жизни, она притягивала как магнит. Или скорее всего это именно я притягивала ее, она подбрасывала мне людей, уже существовавших в моем воображении и в моей памяти; она хотела посмотреть, как я буду вести себя в этих почти фантастических ситуациях – сначала Фарик, которого я убила, теперь этот парень – пули были выпущены друг за другом и легли одна в одну…

Рассеянно слушая легкий треп Власа, я судорожно и напряженно пыталась просчитать ситуацию. Две случайности подряд – это слишком. В одну я поверила бы безоговорочно – и я поверила, да так, что пришлось убить Фарика, который был виноват только в том, что не вырос из своей детской страсти… А теперь этот сентиментальный убийца с крутым подбородком и неуклюжими попытками подцепить меня – откуда он взялся? Еще одна незапланированная траектория или он действительно следил за мной и уберет при первой же удобной возможности? Если так – то он неплохой актер, что совсем невредно профессионалу высокого класса. Но профессионал высокого класса не стал бы так паскудно снимать баб где ни попадя, как юнец, все еще страдающий гиперсексуальностью.

Либо одно, либо другое: если это действительно случайность, дурацкая случайность, целый выводок их пришел вместе с Евой; но если это случайность – у меня есть возможность для маневра, я уже даже начала осуществлять его… Если же все это спланировано – тогда, сколько бы я ни билась, мне не вырваться.

Вариантов два, и оба были предельно ясны.

– Ну что? – спросил он, веселым голосом выводя меня из задумчивости. – Счет?

И, не дожидаясь ответа, повернул голову в сторону околачивающегося у стойки официанта.

И я впервые увидела его в профиль – неожиданно в том же ракурсе и в том же освещении, что и несколько месяцев назад. Тот самый профиль убийцы. Профиль, который разрушил мою жизнь, заставил перестать быть собой, убил моих друзей . И я вдруг почувствовала к этому человеку такую холодную расчетливую ненависть, что мне стало решительно наплевать, для чего он подсел ко мне – для того, чтобы подснять понравившуюся телку, или убить ту, которую раньше убить не удалось.

До парома, до свободы, до другой – собачьей, безголосой, но безопасной жизни оставались сутки, и я еще успею – или умереть, или отомстить ему. Это чувство – чувство близкой расплаты – опьянило меня и острой иглой сшило обрывки моей прошлой и настоящей жизни.

– Идем, – сказал мне самоуверенный сопляк и протянул руку. Я сжала ее – обыкновенная твердая ладонь, ничего особенного – но, может быть, это была та рука, которая убила Нимотси и Веньку.

…На улице он взял машину, назвал шоферу адрес – улицу, о наличии которой я даже не подозревала, что-то связанное с полузабытой революционной историей, – и прямо в салоне приступил к делу, покровительственно обнял меня за плечи.

– Резво начинаешь, – сказала я, впрочем, без осуждения.

Он засмеялся и обратился к шоферу, пялившемуся на нас в зеркало:

– Хорошая штучка, да, отец?

Он как будто призывал в свидетели, он призвал бы в свидетели кого угодно, я знала эти повадки насмотревшихся кино дурачков, они всегда хотят быть похожими на типов в шляпах, которые поливают жертвы автоматным свинцом на заброшенных судостроительных верфях, в амбарах и на нефтеперегонных заводах.

Шофер неопределенно хмыкнул, не поддержав реплику, – ему нравилось совсем другое кино; резво взял с места, и старенький “жигуленок” затрусил по раздолбанным улицам.