Александр Васильевич Колчак. Жизнь и деятельность - Плотников Иван Федорович. Страница 27

Об этом Пепеляев писал в марте 1919 г., а выехал он из Москвы еще в августе 1918 г. Видимо, действительно Национальный центр знал о пребывании Колчака весной и летом 1918 г. на Дальнем Востоке, в Маньчжурии, и рассматривал его как одного из кандидатов в диктаторы во всероссийском масштабе. Это весьма существенный факт.

Р. Гайда специальным поездом из Владивостока через Маньчжурию ехал на запад. В пути 28 сентября с ним встретился В. Н. Пепеляев. В дневнике Пепеляева главный сюжет переговоров записан так:

«…Перешли к вопросу о власти. Я сказал, что не поехал на Уфимское совещание, ибо не верю в создание таким путем прочной власти и что спасение в единоличной военной диктатуре.

— Но выдвигайте же лицо.

— В Москве мы наметили ген. Алексеева, но его нет. Алексеев очень ценен, как специалист, но он стар для диктатора.

— Деникин.

— О, да: но ведь и его тоже нет.

Затем Гайда заявил, что он также не верит в Уфимское совещание, в твердость Директории («они будуг оставлять жить тех, кому жить не следует»).

— Какой же, по-вашему, выход, — военная диктатура?

— Конечно.

— Я очень рад, что узнал лично ваш взгляд. В своих интересах вы его не высказывали.

— Да, пока не все готово. Пока не соорганизованы воен(ные) силы. Вот едет Колчак.

На это я сказал, что в Москве наметили ген. Алексеева, но с ним нет никакой связи. Между тем время идет. Колчак имелся в виду как второй кандидат. Его, возможно, поддержат. Но когда ЭТО может быть?

— Дней через двадцать. Чехов мне удастся убедить.

— А…* так же думает?

— Мы одинаково думаем, он меня поддержит».

* Так в тексте. В. Н. Пепеляев не вписал фамилию умышленно. Возможно, имеется в виду командующий чехословацким корпусом генерал-майор Я. Сыровы.

Мы видим, что у Гайды сложилось твердое намерение добиваться продвижения Колчака в диктаторы.

В дневнике В. Н. Пепеляева имеется также запись: «Гайда обещал дать телеграмму Колчаку, чтобы он встретился со мною в Маньчжурии. Колчак едет дня через 2-3».

Речь идет о предстоящей встрече В. Н. Пепеляева с А. В. Колчаком. Но по каким-то причи-нам она не состоялась. Тем не менее В. Н. Пепеяяев, побывавший в Маньчжурии и получивший там сведения о Колчаке, следил за его продвижением к Омску. По возвращении с Дальнего Востока Пепеляев продолжает прорабатывать вопрос о военной диктатуре и продвижении иа эту роль Колчака. Сам адмирал, очевидно, этого не знал.

А. В. Колчак сложил с себя полномочия члена правления КВЖД, подав заявление. Как и из Японии во Владивосток, через Сибирь Колчак ехал в гражданском платье. Выехал он из Влади-востока, очевидно, 27 сентября (по некоторым сведениям, из Владивостока выехал позднее — 3 октября), ибо, как отмечал, в пути был 17 дней, а в Омск приехал 13 октября. По приезде, уже на другой день, он пишет письмо генералу М. В. Алексееву на юг, не зная еще, что за неделю до этого тот скончался. В этом письме Колчак сообщат о своем решении ехать в Европейскую Россию и работать в подчинении Алексеева. Он информирует о существующем в Омске правительстве и позитивно оценивает его («поскольку могу судить, эта власть является первой, имеющей все основания для утверждения и развития»).

На основе приведенных данных, мы со всей определенностью можем утверждать, что А. В. Колчак не был кем-то и с его согласия заранее намечен на пост Верховного правителя, «приве-зенным в обозе английским генералом Ноксом», как сплошь и рядом утверждалось. Такого решения ни кем-либо, ни самим Колчаком до прибытия в Омск не принималось, хотя из предшествовавших разговоров он мог вынести мнение, что собеседники склонны были видеть его в какой-то роли на Дальнем Востоке, в Сибири, в России. Конечно же, на его решения влияли и члены английского представительства, к которым он, как известно, питал наибольшее доверие и сам этого не скрывал. Но решил остаться в Омске он сам. Кстати, А. Нокса в то время в Омске не было, он находился во Владивостоке.

Посмотрим же далее на то, что получилось у А. В. Колчака из «остановки» в Омске по пути к фронту.

Как и во Владивостоке, у Колчака здесь оказалось немало знакомых, ибо этот город стал средоточием российского офицерства. Собеседники расспрашивали Колчака о его длительных зарубежных поездках, о планах на будущее. Он всем говорил, что намеревается пробраться на юг. Но вот начались официальные встречи. Первым официальным лицом, с которым он встретился, был член Директории, Верховный главнокомандующий генерал-лейтенант В. Г. Болдырев. Узнав о приезде Колчака, Болдырев через адъютанта пригласил его к себе. Услышав о том, что Колчак намеревается ехать на юг, Болдырев сказал: «Вы здесь нужнее, и я прошу вас остаться». Предложение не было облечено в конкретную форму, но в принципе вызвало внимание у Колчака, и он решил в Омске задержаться. Жил в те дни он на железнодорожной ветке, в вагоне. В Омске «на колесах» вообще проживала огромная масса людей, особенно военнослужащих.

Колчак продолжает встречаться со знакомыми и другими офицерами-сибиряками, в том числе с комендантом Омска казачьим полковником В. И. Волковым. Тем временем Болдырев определенно решил рекомендовать Колчака на пост военного министра, который занимал генерал П. П. Иванов-Ринов, не удовлетворявший Директорию и правительство.

В дневниковых записях члена Директории и Верховного главнокомандующего генерал-лейтенанта В. Г. Болдырева встречи, налаживание деловых отношений с А. В. Колчаком, назначение его отражены довольно подробно:

«Омск. — Вагон. 14 октября.

Среди многих посетителей был адмирал Колчак, только что прибывший с Дальнего Востока, который, кстати сказать, он считает потерянным, если не навсегда, то по крайней мере, очень надолго.

По мнению адмирала, на Дальнем Востоке две коалиции: англо-французская — доброжелательная и японо-американская — враждебная, причем притязания Америки весьма крупные, а Япония не брезгует ничем…

Очень недоброжелательно относится Колчак к деятельности «атаманов», особенно Семенова и Калмыкова.

Колчак объяснил цель своего приезда желанием пробраться на юг к ген. Алексееву…

Омск. — Вагон. 16 октября.

…Беседовал с Колчаком по вопросу о назначении его военно-морским министром…

Омск. 22 октября.

…Кандидатура Колчака на пост военно-морского министерства не встречает возражений. Завтра предложу ему этот пост…

Омск. 27 октября.

На обычный утренний доклад Розанов (начальник штаба, генерал-лейтенант. — И. П.) пришел с Колчаком. Говорили о создавшемся положении. Оба они определенно настроены… в пользу постепенного сокращения Директории до одного лица…

Омск. 28 октября.

…В общественных и военных кругах все больше и больше крепнет мысль о диктатуре. Я имею намеки с разных сторон. Теперь эта идея, вероятно, будет связана с Колчаком».

Так ли сразу же прозорливым оказался проэсеровски настроенный генерал, отказывавшийся от предложений стать диктатором, или в дневниковые записи перед публикацией им были внесены коррективы, но то, что Колчак был последовательным сторонником «твердой» власти и сразу же по прибытии в Омск приковал к себе внимание сторонников таковой — это факт.

Никаких данных ни в тогдашних, ни в более поздних записях о влиянии, тем более чьем-то давлении в целях включения Л. В. Колчака в состав правительства В. Г. Болдырев не указывал. Он подчеркивал, что был инициатором этого назначения.

Колчака «обхаживали» не только военные, но и гражданские члены правительства, его руководители, включая председателя Директории Н. Д. Авксентьева, пожелавшего с ним встретиться, и министра И. И. Серебренникова, возглавлявшего Совет министров в связи с отъездом его главы П. В. Вологодского. «Когда мне доложили, что меня желает видеть адмирал Колчак, — вспоминал Серебренников — министр по должности, исследователь-краевед по призванию, — я с огромным интересом и даже некоторым волнением стал ждать встречи с этим выдающемся русским человеком, который уже тогда казался весьма крупной фигурой в нашем антибольшевистском лагере. Адмирал вошел ко мне в кабинет в сопровождении своего секрета-ря, морского офицера. Насколько помню, оба они были в штатских костюмах. После кратких обычных фраз, приличествующих случаю, у меня завязалась с адмиралом длительная и ожив-ленная беседа по вопросу о текущем моменте. Мне чрезвычайно понравилась импонирующая манера адмирала говорить громко, четко, законченными фразами определенного содержания, не допускающего каких-либо двусмысленных толкований.