Смело мы в бой пойдем… - Авраменко Александр Михайлович. Страница 58

Гауптманн Макс Шрамм. Там же и в ИВТ. 1939 год

Я, конечно, книги читал, и друзья мне рассказывали, что бывают такие женщины, как Валя. Она раньше за лётчиком замужем была, пока тот в аварии не погиб, так что опыт в этой сфере имелся… Сева ещё надо мной смеялся, что прикидывался невинной овечкой, а сам в первую же ночь даму в постель уложил! Так если бы я! Меня, можно сказать, форменным образом изнасиловали! Но Валя была, конечно, бесподобна… Весь отпуск мы вместе и провели. Утром я её на съёмки отвожу (Сева через своих партайгеноссе мне машину достал), сам либо на пляже валяюсь, либо за съёмками наблюдаю. Вечером едем ужинать, а потом в постель. Я вам так скажу — к концу отпуска я уже и сдавать начал. Но это потом. А так — доволен я был ужасно, что всё сложилось. Курортный роман, как русские говорят. И ещё меня сам фильм заинтересовал. Ребята эти, киношники, на деле неплохими оказались, и Аркадий Голиков, сценарист, на самом деле известный детский писатель Аркадий Гайдар. Ну, вы все его сказку читали «Перевёрнутый мир». Где двое артековцев, наш мальчик из «Гитлерюгенда» и русская девочка-пионерка попадают через волшебное зеркало в перевёрнутое царство, где правят страшные существа, высасывающие из простых людей все жизненные соки, как вампиры, а их знать питалась детьми людей. Мы то как раз и приехали, когда там сцену допроса Доброй Волшебницы снимали во время обеда знати. Сева притворился, что детей из папье-маше за настоящих принял, и хотел из моего подаренного маузера актёра-еврея, игравшего злого царя пристрелить, хорошо, что его остановить успели. А сделано было просто здорово! Представьте себе, подают на блюде огромном крючконосому пархатому царю настоящего голубоглазого белокурого младенца, а царь сидит на троне из человеческих черепов и кричит: «Ещё хочу! Больше, больше несите!» И ещё мне одна сцена понравилась, её уже потом снимали, когда стражники оборванных измождённых людей в кучу сгоняют, а на них напрыгивают эти, пейсатые в ермолках, и начинают из людей кровь пить. Классная сцена! Режиссёр для большей достоверности настоящих евреев из РКП вытребовал, Мартинсона, Михоэлса ещё кого-то. Я уже и не помню… Словом, пролетел мой отпуск мгновенно, и убыл я к месту службы. В свой институт. Там работы ещё больше навалилось, я и дома то практически не бывал, так и жил на лётном поле. А в начале зимы уже начал наши реактивные красавцы облётывать…

Иду раз со службы, гляжу — лицо знакомое, подхожу поближе: Жозеф Котин! Обрадовались мы оба, и бегом в ресторан наш поселковый, встречу отметить, но посидели недолго. Его направили к нам новый танк доводить до ума, а у меня утром полёты. Словом, прихожу я домой, а мне охранник в подъезде докладывает, мол, так и так, герр гауптманн, у вас гости дома сидят, дожидаются. Задумался я было, но рукой махнул, пошёл смотреть. Захожу, тут мне на шею кто-то как броситься, я смотрю — Валентина… Короче, утром меня до полёта не допустили, велели идти домой и неделю отдыхать. Вернулся я, Валя меня опять в постель тащит. Тут в дверь стучат, я обрадовался, бегом открываю, стоит какой то невысокий кавказец, что ли, весь трясётся и перчатку мне в лицо: «Подлец! Ты мою невесту увёл! Стреляться, к барьеру!» А Валентина, как его голос услыхала, и носа из комнаты не высунула.

Тут охрана прибежала, затих неизвестный, словом, увели его в гостиницу, но прежде договорились мы, что завтра в полдень стреляемся на плацу, по законам офицерской чести. Вернулся я в квартиру, а Валя меня ещё радует… Фильм они сняли. И успех был колоссальнейший! Правда, французы с англичанами и американцами что-то против имели, но нам на это наплевать… Поскольку я после отпуска пропал, Валя через Марику дошла до самого фюрера, разыскивая своего любимого Макса, добилась у него аудиенции, и тот, будучи уверен в любви данной дамы дал нам своё личное благословение на брак. Тут настала моя очередь в затылке чесать, без меня меня женили называется… И ведь не денешься никуда — фюреру перечить не положено, а к изменам супружеским он относился куда как сурово. Так можно и головы лишиться. А вот про кавказца Валентина ничего не сказала, так, мол, поклонник. Достал как банный лист. Ну, мне бояться нечего. Я из ста очков в тире 98 спокойно выбиваю, так что ничего парню не светит, кроме кладбища. И лёг я спать со спокойной совестью, примирившись с судьбой. Утром первым делом разыскал Жозефа, чтобы секундантом он побыл, захожу к нему и обалдеваю — у него Всеволод сидит, чай пьёт. Оказывается, его Жозеф вытребовал для испытаний, чтобы объективное мнение составить. Обрадовался я ещё больше, обнялись мы, я ребятам объяснил, что к чему. Ну они оба со мной пошли. На плац. Пришли, и погодка как по заказу, ни ветерка, солнышко светит. Там уже штафирка эта кавказская бегает, от нетерпения подпрыгивает, ну, подошли мы, поздоровались, Сева на этого геноссе глянул и обмер, отозвал меня в сторону и объясняет, что это знаменитый русский поэт Симонов, Константин, это первое. А второе, что буду большой сволочью, если этого биджо шлёпну, а я его действительно шлёпну. Почесал я затылок, потом попросил у секундантов разрешения и отвёл парня в сторонку, спрашиваю, мол, кто Валентина тебе? А он мне в ответ, проникновенно так, что любит он её без памяти, жить не может, и если она за меня замуж выйдет, то пулю себе в лоб пустит. Подумал я немного в одиночестве, покурил, взвесил всё… Потом подхожу ко всем и говорю, что уважаю я такую любовь, и стреляться с ним не буду. Пусть забирает Серову, увозит, женится: дорогу им больше не перейду. Все меня сразу обнимать бросились, утешать, Костя этот расцвёл прямо, руку мне жал. Потом все ушли за Валентиной, а я в ресторан наш пошёл. Водку пить. От счастья, что миновала меня участь женатого человека. А вечером Сева с Жозефом меня нашли и домой отнесли. Вали уже не было. Они с Симоновым улетели, только на столе лежал небольшой томик стихов с дарственной надписью. Мне потом Сева несколько стихотворений перевёл, а остальные я уже потом сам. Прав был Всеволод, ой как прав… Я бы сам себе смерти Кости не простил…

Ну а тридцать первого декабря одна тысяча девятьсот тридцать девятого года рапортовал наш институт Адольфу Гитлеру и Александру Николаевичу Кутепову, что испытания обоих самолётов, Ме-262 и Хе-280, успешно завершены, и требуется приступить к изготовлению опытной партии для войсковых испытаний. А поскольку дело это требовало переоснастки германских предприятий для изготовления нового поколения станков для военных русских заводов, то поставки из Рейха в Россию заметно уменьшились. И хитрые западные головы решили на радостях, что между союзниками чёрная кошка пробежала, да ещё фюрер стал реверансы в сторону Англии делать, по согласованию с Верховным Правителем России Кутеповым. Еврейские плутократы, стоявшие за спиной Англии и Франции просчитали, что ситуация складывается очень выгодной, и Союзу приходит конец. На их взгляд настало очень выгодное время для того, чтобы раздробить наш Тройственный Союз. Как они выражались, поломать все оси. Но Верховный Правитель неожиданно для всех в марте появился в Берлине, следом за ним прилетел Дуче. На встрече всех троих лидеров стран Союза в тайне было решено после разгрома Англии и Франции образовать единое европейское государство, неслыханный и невиданный до этого времени Союз Европы и Азии, а так же намечены пути его создания. Это соглашение удалось сохранить настолько в глубокой тайне, что о ней узнали только много лет спустя. Официально же было объявлено о невиданных ранее манёврах вооружённых сил всех трёх стран Нового тройственного Союза, которые состоятся в мае этого года. Антанта и Лига Наций, из которой вышли и Россия, и Германия, и Италия, не смогла остановить начатое ранее подталкивание к нападению на Россию, как наиболее опасного и сильного партнёра Тройственного Союза двух государств, к которым у России были особые счёты. На Западе это была Польша, на Востоке — Япония. Русские не забыли ни банд Пилсудского, вырезавших украинские деревни до последнего человека в двадцать третьем году, ни Цусимы и Порт-Артура. И летом тысяча девятьсот тридцать девятого года началась Вторая Мировая война, первого августа войска Императорской Японии с территории Китая начали наступление на части Корпуса Пограничной Стражи и союзную России Монголию, а её флот бомбардировал Владивосток. И первого сентября этого же года, воспользовавшись тем, что основные силы Российской Армии были переброшены на Дальний Восток, а на Западе оставались только части непосредственного базирования, солдаты Речи Посполитой без объявления войны, в лучших демократических традициях перешли границу России. Я после нападения Японии на Россию написал рапорт на имя фюрера с просьбой откомандировать меня на Восточный Фронт. Вечером того же дня разрешение было получено, и я вылетел в Георгиевск-на-Амуре, крупнейшую авиабазу Дальнего Востока, где находились заводы Хейнкеля, на которых планировалось выпускать реактивные самолёты и бомбардировщики дальнего действия разработки нашего института, в распоряжение заместителя командующего Дальневосточным фронтом генерала Врангеля, хорошо знакомого мне по Испании. Главнокомандующим же был назначен генерал Слащёв, ещё в двадцать седьмом году преподавший урок китайцам и их японским покровителям…