Галактики, как песчинки - Авраменко Олег Евгеньевич. Страница 41

Цесаревич нервно раскурил сигарету, сделал слишком глубокую затяжку и закашлялся.

— Да уж, народ, — снова заговорил он. — Хорош народ, который не смеет выступить против врага без государева соизволения. Мы опозорились перед всем человечеством, мы по уши вляпались в де… в грязь. Теперь нам придётся долго от неё отмываться. — Павел махнул рукой. — Впрочем, это уже сантименты. После тех событий я понял, что в нашей стране нужно всё менять — сверху донизу, иначе мы никогда не освободимся. А если и обретём наконец свободу, то получим её в качестве подачки, что будет ещё унизительнее. В общем, я начал искать связь с вашими агентами. Это оказалось трудным делом, я потратил более семи месяцев, но в конце концов вышел на одного человека, который устроил мне встречу с представителем галлийской разведки.

— Нам известно об этом, — сказала я. — Тогда наше руководство сочло твоё предложение неприемлемым.

— Если называть вещи своими именами, то от меня попросту отмахнулись. Они решили, что я властолюбивый мальчишка, которому не терпится завладеть отцовской короной. А мне не удалось убедить их в своей искренности. Тем всё и закончилось. Ваши быстренько произвели перетасовку агентов — что называется, обрубили концы и попрятали их в воду, — и у меня больше не было возможности связаться с вами.

Несколько секунд Павел молчал. Но на сей раз он смотрел не куда-то вдаль, а на Эстер. Смотрел, как будто любуясь ею. А может, и в самом деле любовался. Порой даже я, девушка, ловила себя на том, что не могу отвести от неё глаз. Но при всём том я никогда не испытывала к ней зависти. Она была слишком красива, чтобы завидовать ей. С такой внешностью у неё ой как непросто сложится карьера. Всегда найдётся немало циников, которые будут истолковывать любое её продвижение по службе как результат неуставных взаимоотношений с начальством…

— Следующие несколько месяцев, — продолжил Павел, — были самыми кошмарными в моей жизни. Я чувствовал себя никому не нужным, всеми отвергнутым. А позже я познакомился с Олегом и его группой. В их лице я нашёл своих единомышленников, они полностью разделяли мои взгляды и убеждения. Некоторых из них вы видели сегодня на пикнике. Это замечательные ребята… но они всего лишь замечательные ребята, не более того. В основном они предавались мечтам — о свободе от чужаков, о правовом государстве, о космических полётах, — и я мечтал вместе с ними. Просто мечтал, и всё. Но два года назад появился Вейдер со своей командой — Аней Кореевой, Сашей Киселёвым, Юрой Ворушинским, Борей Компактовым… ну, и с остальными. Уж они-то были далеко не мечтателями, они сразу развернули такую бурную деятельность, что подчас мне страшно становилось. Наша организация росла как на дрожжах, вы даже не представляете её истинных масштабов… Я, кстати, тоже не совсем представляю, и мне это очень не нравится. У меня сильное подозрение, что они многое скрывают, что мне известно лишь о верхушке айсберга, а бoльшая часть созданной ими подпольной сети держится в строжайшем секрете. Меня это злит и пугает. Поначалу я опасался, что Тайная Служба либо альвийская контрразведка легко разоблачат нас, но время шло и ничего не случалось. Вейдер гениально всё устроил… И, думаю, не только он один. Похоже, у него есть помощники, о которых я ничего не знаю. Я вообще удивляюсь, как вам удалось хоть что-то проведать о нашей организации.

— Вас подвело чрезмерное усердие Вейдера и его предполагаемых помощников, — объяснила я. — Ваша Тайная Служба держит на примете всех, кто контактирует с тобой. Просто так, на всякий случай. Но наша разведка обнаружила странную вещь: некоторых твоих приятелей охранка словно не замечает. В её базе данных нет о них никакой информации, как будто они невидимки. Естественно, это показалось подозрительным, и наши агенты начали осторожное расследование.

— Теперь понятно, — кивнул Павел. — Всё-таки приятно осознавать, что и Вейдер может ошибаться. А то он пугает меня своим всеведением. Когда в прошлом году ко мне попытались подобраться ваши агенты — поняли всё-таки, что с моим отцом каши не сваришь, — я был вынужден послать их к чёрту. Мне пришлось это сделать, потому что большинство моих товарищей категорически против любых контактов с вами.

— А ты? — спросила Эстер. — Сам ты не против сотрудничества?

— В принципе, не против. Мне, конечно, досадно, что три года назад ваши люди так обошлись со мной, но я уже не ребёнок и ради дела готов переступить через свою гордость. Однако проблема в других ребятах, они не хотят иметь с вами дела.

— Почему?

— Ну, во-первых, общее недоверие к взрослым — как к здешним, так и к пришлым. А во-вторых, и это главное, уверенность в собственных силах. Ваше руководство слишком поздно спохватилось. К тому времени, когда вы начали принимать меня всерьёз, наша организация стала достаточно мощной, чтобы самостоятельно возвести меня на престол. И мы — я говорю «мы», чтобы не отделять себя от остальных, — решили не связываться с вами, пока я не стану царём.

— Чтобы не делиться лаврами грядущей победы?

— Грубо говоря, да. Ребята уже почувствовали свою силу и не хотят, чтобы кто-то навязывал им свою волю, указывал, что нужно делать.

— Гм-м… — с сомнением протянула я. — Раз ваша организация такая мощная, то почему ты до сих пор не царь?

Он вздохнул:

— Всё было готово ещё шесть месяцев назад, но я использую любой предлог, чтобы отсрочить переворот. Понимаете… В общем, проблема в моём отце. Я никогда не любил его, а четыре года назад, после тех событий, стал его презирать. Но он всё-таки мой отец, и я не хочу его смерти. Из чисто моральных соображений, не говоря уж о том, что это было бы скверным началом моего правления. Потому-то я и обращался к вашим людям за помощью — чтобы вы забрали его с Новороссии и увезли на Землю, Терру-Галлию или куда-нибудь ещё, хоть к чёрту на кулички. Просто так сместить его с трона и оставить здесь, на нашей планете, не получится. Народ не любит отца, хоть и привык во всём слепо подчиняться ему, так что не будет особо возражать, если я заменю его на престоле. Однако есть ещё альвы, которым нравится отцовская лояльность, а также некоторые люди… нет, это даже не люди, а паршивые ублюдки, мразь, наживающаяся на сотрудничестве с чужаками. И те и другие горой встанут за отца и не позволят мне занять его место. Но если отец исчезнет, то им не за кого будет вступаться. Вы понимаете?

— Да, понимаем, — сказала я.

— Это для меня очень серьёзная проблема. Аня с Вейдером говорят, что я зря беспокоюсь, что мы временно спрячем отца в надёжном месте, а позже, когда я коронуюсь, передадим его в ваши руки, и тут уж вам волей-неволей придётся следовать нашему плану. Но я не верю им, я думаю, что они убьют его — для пущей верности, чтобы зря не рисковать. И я боюсь, что все остальные ребята, даже такие щепетильные, как Олег, признают оправданность этого шага. Для них мой отец не человек, а символ ненавистного им абсолютизма, олицетворение того зла, которое приносит народу неограниченная монархия. Вдобавок они считают его главным виновником того, что случилось четыре года назад. Если рассуждать логически, то они правы, и умом я сознаю, что отец заслуживает смерти. И всё-таки… всё-таки я хочу, чтобы он остался в живых. А спасти его, увезти с планеты можете только вы.

— А почему ты не пробовал тайно связаться с нашими? — спросила Эстер. — Так, чтобы твои товарищи об этом не знали.

— Будь я уверен, что они не узнают, я бы давно связался. Но я не уверен в этом. Я сильно опасаюсь, что Вейдер отслеживает все мои контакты. Если он хоть что-нибудь заподозрит, это будет означать смертный приговор моему отцу. Поймите, он и его ребята немного двинутые. И даже не немного. Другие просто не доверяют старшему поколению, а они… иногда мне кажется, что они ненавидят всех взрослых без разбору.

— Ты можешь поддерживать связь через нас, — предложила я. — Они ведь хотят поиграть с нами — так пусть играют. А мы поведём встречную игру, будем твоими связными. Ты же этого хотел, открываясь нам?