Галактики, как песчинки - Авраменко Олег Евгеньевич. Страница 60

— Ты думаешь, нам следовало лететь прямиком туда?

— Может быть. Не знаю. Но мне кажется, что у нас было больше шансов хоть что-нибудь узнать. А там, глядишь, нагрянув внезапно, нам удалось бы освободить отца с Анн-Мари. В худшем же случае нас просто срикошетило бы от закрытого канала. Мы потеряли бы… Сколько времени занял бы полёт до Хэйны, ты не считал?

— Примерно восемнадцать с половиной часов на максимальной мощности.

— Ну, потеряли бы около полутора суток. Это уже ничего не решает.

Прищурившись, Олег пристально посмотрел на меня:

— Ты хочешь сказать, что если бы я вовремя разбудил тебя, ты выбрала бы Хэйну?

Подумав немного, я отрицательно покачала головой:

— Нет. Я полетела бы к Терре-Галлии. Мой долг как военного — не бросаться сломя голову в авантюру, а немедленно связаться с командованием и сообщить обо всём. Располагая такими важными сведениями, я не вправе рисковать — ни собой, ни вами, ни кораблём.

— Значит, я поступил правильно, — подытожил Олег.

— Да, — со вздохом согласилась я. — Правильно.

— Правильно, что не разбудил тебя, — уточнил он. — Иначе ты запретила бы мне лететь к Хэйне.

От неожиданности я чуть не подскочила в кресле и изумлённо воззрилась на него:

— Что?!

— А то! — невозмутимо ответил Олег. — Протри свои заспанные глаза, мой милый лейтенант-командор, и посмотри на наш курс.

Я последовала его совету, то есть протёрла глаза, и наконец удостоила своим вниманием тактический дисплей.

— Ах, чёрт! Будь я проклята! Это же вопиющее нарушение… — Я осеклась.

— Ну? — спросил меня он. — Нарушение чего? В отличие от тебя или Валька, я не военнослужащий. Я вообще несовершеннолетний. С меня взятки гладки.

— Что верно, то верно… А Валько знал о твоей затее?

— Я предложил ему свой план, но он сказал, чтобы я не смел даже думать об этом. Потом проверил состояние ходовой части и пошёл спать.

— Вот так и пошёл?

— Да.

— После того, как ты предложил лететь к Хэйне?

— Да.

Я представила себе эту сцену. «Не смей даже думать об этом, — говорит Валько. И сразу же за этим: — Так-с, что там у нас с двигателями и генератором?… Похоже полный порядок. Тогда ладно, пойду-ка я спать…»

— Ну, ребята, вы даёте! — сокрушённо произнесла я. — Один нагло узурпирует командование кораблём, а другой откровенно закрывает на это глаза… И что прикажешь с тобой делать, Олег? Даже не знаю — то ли отлупить тебя, то ли расцеловать.

Он ослепительно улыбнулся мне:

— Можно и то и другое, дорогая. Только в порядке очерёдности — сначала побои, а лишь потом поцелуи.

Махнув рукой на все чёртовы правила, я соскочила с капитанского кресла и уселась на колени к Олегу. Из-за пультов это было не слишком удобно, зато чертовски приятно.

Нежно поцеловав его в губы, я сказала:

— С битьём, пожалуй, повременим. А насчёт остального… Знаешь, когда Валько проснётся, мы передадим ему вахту, а сами пойдём в мою каюту. Среди Аниных тряпок я нашла потрясную ночную рубашку. Тонкую-тонкую и совсем-совсем прозрачную. Думаю, она понравится тебе.

Олег крепко сжал меня в своих объятиях.

— А я думаю, мне больше понравится то, что будет видно сквозь эту рубашку.

СТЕФАН: В ПЛЕНУ

32

Нас с Анн-Мари содержали в комфортабельной каюте, состоящей из двух жилых комнат — спальни и кабинета. Во всяком случае, мы считали, что это каюта космического корабля, все её характерные признаки были налицо. Хотя, конечно, мы могли находиться и в каком-нибудь подземном комплексе, кто знает. Но наиболее вероятным представлялся именно вариант с кораблём.

Быть узником чертовски неприятно, особенно, если не знаешь, кого представляют твои тюремщики. С момента нашего пленения мы не продвинулись ни на шаг в разрешении этого вопроса и только мучились всевозможными догадками.

К счастью, хоть за Рашель мне переживать не пришлось. Ещё в самом начале, когда мы с Анн-Мари лишь недавно очнулись после действия парализатора и только-только начали обсуждать случившееся с нами, в каюту ворвалась Аня Кореева, потрясая в воздухе пистолетом. Её бледное лицо, воспалённые глаза и мелкая дрожь в руках свидетельствовали о том, что она, как и мы, переживает постпарализационный синдром. Девушка была босая, в коротком цветастом халате, под которым, насколько я мог судить, отсутствовало какое-либо бельё.

— Ваша дочь, эта сучка… — слегка заплетающимся языком произнесла она, глядя на меня со злостью и злобой. — Я ещё доберусь до неё… Я ей такое устрою…

Очевидно, Аня явилась к нам, дабы ввиду недосягаемости Рашели отыграться на мне, но от очередной дозы парализатора меня спас вовремя поспевший Боря Компактов. Отобрав у неё оружие, он схватил Аню за шиворот и буквально поволок её к выходу.

— Да уймись ты! — приговаривал он. — Вы с Сашей сами сваляли дурака, нечего искать виноватых. И не брыкайся — а то и от меня получишь, если тебе ещё мало…

Мы с Анн-Мари даже не пытались воспользоваться ситуацией, чтобы напасть на Борю и Аню. Во-первых, мы пребывали не в лучшей физической форме, а во-вторых, это всё равно было бесполезно — охранная система корабля вмиг бы подстрелила нас из парализаторов.

А из этого инцидента сам собой напрашивался вывод, что Рашели повезло куда больше, чем нам, и она сумела ускользнуть, примерно разделавшись с Аней Кореевой и Сашей Киселёвым.

— Молодец, девочка! — сказала Анн-Мари. — Хоть за неё мы можем быть спокойны. Теперь этим ребятам не удастся свалить вину за наше исчезновение на альвов.

— Интересно, — задумчиво произнёс я, — был ли при этом Олег? А если был, то на чью сторону встал?

Анн-Мари хмыкнула:

— По-моему, вопрос риторический. Ясно, на чью. Никакая дружба, даже самая преданная, не может соперничать с любовью…

Как оказалось, Аня с Борей были первыми и последними нашими посетителями. Больше никто проведывать нас не заходил, даже чтобы приносить еду, поэтому мы завтракали, обедали и ужинали продуктами из пищевого автомата.

Компьютерный терминал в каюте был предусмотрительно деактивирован, однако наши тюремщики оказались достаточно любезными и не отрезали нас полностью от внешнего мира, позволив нам следить за событиями на планете по передачам государственных телеканалов. Весь следующий день после нашего пленения эти передачи не отличались разнообразием — с самого утра повсюду транслировался какой-то балет. На первых порах мы, поглощённые своими неприятностями, не придавали этому особого значения и только ближе к вечеру, убедившись, что все без исключения каналы передают одно и то же, заподозрили неладное, но не могли понять, что происходит. А в девять часов, когда балетная вакханалия закончилась и вышли долгожданные выпуски новостей, сразу всё прояснилось — таинственные силы, стоявшие за Вейдером и его ребятами, перешли в решительное наступление.

А уже во вторник состоялись помпезные траурные церемонии по погибшему государю, кульминацией которых явилась экуменическая заупокойная служба, отправленная совместно главным муфтием и патриархом. На всех этих церемониях присутствовала Эстер — и не просто присутствовала, а стояла по левую руку от нового царя Новороссии Павла VIII, где по строгим правилам придворного этикета могла стоять только жена, мать или невеста.

— Чёрт возьми! — сказал я. — Павел действительно намерен жениться на ней.

— Ага, — кивнула Анн-Мари. — И объявил о своём намерении вполне определённо и недвусмысленно.

— Значит, поэтому Эстер разрешили остаться. А я-то думал, что её вместе с другими отзовут сразу после нашего исчезновения.

— Может, и отозвали, но она отказалась.

— То есть, не подчинилась приказу?

— Ну, да. А чему ты удивляешься? Любовь не только сильнее дружбы, она сильнее долга.

По завершении траурных церемоний Павел издал ряд указов, которые огласили в вечернем выпуске новостей. Прежнее правительство Новороссии было распущено, половина членов кабинета отправлена на пенсию, а другая половина во главе с первым министром — за решётку, по обвинению в коррупции и злоупотреблении властью. Сформировать новое правительство царь поручил восемнадцатилетнему студенту Николайбургского университета Сергею Иванову. А оберполицмейстером Новороссии был назначен курсант полицейской школы, ровесник Иванова, некий Игорь Федотов; ему сразу было присвоено звание генерал-адъютанта.